Кавказская Русь. «Где кровь Русская пролилась, там и Земля Русская»
Шрифт:
Как Вы думаете, читатель, научил этот конфуз хоть чему-нибудь господ норманнистов? Совершенно правильно думаете – абсолютно ничему. Продолжается уверенная раздача званий «типично скандинавских предметов» пресловутым громовым топоркам, невесть с чего окрещенным «молоточками Тора», которые, как отмечают сами норманнисты, типологически ближе всего находкам не со шведских берегов, а со славянского Рюгена; ладейным заклепкам в погребениях Гнездово, которые, по замечанию археологов, «ближе к балтийской и славянской, нежели скандинавской традиции»; овальным фибулам, которые даже в шведском городе Бирке оказываются в одной могиле со славянской керамикой и типично славянской расшитой рубахой, а вот под Ростовом почему-то оказываются веским доказательством норманнского происхождения хозяйки. Причем, что характерно, когда эти фибулы находят в курганах ливов или вепсов, то они не обозначают скандинавского происхождения – только в могильниках русских городов. Опять эта «объективность»! Женщина финского племени имеет право, так сказать, хранить в могиле это украшение, но стоит ему попасть в погребение русской боярыни, как та тут же превращается в шведку.
Только не надо называть, читатель, этих людей русофобами. Они очень, оченьобижаются,
Второй меч со славянским клеймом несколько старше творения Людоты коваля. Тот сделан во времена не то Святослава, не то его сыновей, а второй изготовлен в середине десятого века, при князе Игоре Рюриковиче, при втором поколении варягов-руси, живших в Восточной Европе. В это самое время, по мысли норманнистов, русы вовсю говорили на своем норманнском языке, и имена носили сплошь скандинавские. Так вот на этом мече, найденном, в отличие от Людотиного, даже не на славянской Киевщине, а в неславянском Среднем Поволжье (как раз на «Меховом пути»), в Балымерском могильнике, нанесено имя «Славимир».
Комментарии? А какие, читатель, тут могут быть комментарии?
Что до мечей эпохи викингов с клеймом кузнеца-скандинава, то их все еще ищут.
Замечу еще напоследок по поводу мечей, что ибн Хордадбег не единственный, кто сообщает, что мечи были одной из существенных статей экспорта русов в арабские страны. Если Вы, читатель, не уловили, повторю: в арабские страны. На родину пресловутой дамасской стали. И там их с восторгом расхватывали. При этом, скажем, о византийских клинках арабы отзывались более чем сдержанно. Вообще, арабы того времени, сравнивая Восточный Рим и Русь – которую они, кстати, полагали государством, а не каким-нибудь «союзом племен», – были как-то очень уж… необъективны, что ли. В отличие от наших современных авторов, исправно смотрящих на отношения своих предков с Византией через византийские очки. Не говорят византийские авторы ничего о победах Игоря или Святослава – значит, и не было их (ну и что, что Святослава, скажем, ежели верить византийцам Льву Диакону и Иоанну Скилице, победоносное византийское войско гнало прямо… на собственную столицу). Говорят, что Русью правили не государи, а «вожди»-архонты, значит, так и было (ну и что, что византийские авторы точно так же – вождями – именуют царя болгар и эмира египетского… или что все остальные народы звали правителей Руси «королями», «царями», а то и «хаканами»-императорами). Вот, например, ибн Русте пишет, что у русов «множество городов», а тот же ибн Хордадбег замечает, что в Византии только пять настоящих городов, остальные – огороженные деревни. Ну что ж это, явная же необъективность! Наши-то историки куда как лучше каких-то там современников знают – это у русов были огороженные деревни, а у ромеев, у тех да, города-а!
А ибн Хордадбег вообще доходит до того, что сообщает, будто купцы-русы доходили со своими товарами до Китая. Вот ведь жаль, что умер он не десять лет, а десять с лишним веков назад, не то наши радетели «объективности» быстро б определили его в «квасные национал-патриоты» да наградили б «комплексом неполноценности». Зато западные авторы в результате уверенно отправляют в центральноазиатские степи… да-да, читатель, все тех же викингов. Как мы уже говорили во введении, представители западной цивилизации благоговеют перед своими предками (даже если предок – нечесаный бандюга с топором) и не прочь прибавить им достижений за чужой счет, в чем им наши «объективные» авторы – верные и надежные помощники.
Строго говоря, уже само изображение русов как купцов выбило бы почву из-под ног норманнистов – если бы таковая там когда-то имелась. Потому как ни один источник не изображает скандинавов за пределами Восточной Европы как купцов. То есть в сагах купцы упоминаются, но они малочисленны, занятие это для них не основное, и большим почтением у окружающих они не пользуются. За одним очень показательным исключением – несколько купцов со столь невнятно однотипными именами (Али, Оли, Гилли), что создается впечатление, будто норманнский сказитель пытается просто обозначить их чужеземность. Каждый из этих купцов носит характерное прозвище Богатого, и многозначительно добавляется – «из Гардов». Из Руси, стало быть. В остальном же – для нормального норманна многократно почетнее и даже где-то естественнее отнять, а не купить. О том, чтоб что-нибудь продавать, – нет и разговора. «Купец» в сагах – презрительное прозвище, для скандинава нелестное.
Любопытно, что даже крупнейшие торговые центры Балтики в норманнских сагах либо очень слабо упоминаются (Хедебю, Волын-Йомсбург, Готланд), или не упоминаются вообще (шведская (!) Бирка, Аландские острова, торговые центры ободритов и велетов). Создается впечатление, что норманнам эти места казались не стоящими упоминания, или торговали там вовсе не норманны. А скорее всего – и то, и другое.
Результат настолько различного отношения к торговле понятен. Город балтийских славян в устье Одры, Волын, который западные авторы именуют самым большим городом в Европе(наши историки, конечно, мимо такой необъективности не проходят и «цитируют»: «самый большой город балтийских славян»), в IX веке располагался на пятидесяти гектарах, а население его насчитывало пять-десять тысяч человек. Крупнейший торговый центр Швеции, Бирка (которую почему-то не знают скандинавские саги и в которой почему-то преобладает славянская керамика), занимала в то же время только двенадцать гектаров. Крупнейший датский торговый центр Хедебю (ставший таковым после того, как в начале IX века датский конунг Готрик разорил стольный город славян-ободритов Рерик и под конвоем переселил оттуда в Хедебю купцов и ремесленников) занимал в пору своего расцвета двадцать четыре гектара, а население его не дотягивало до тысячи. При этом жило оно, скажем мягко, не слишком сытно – испанский араб Ибрагим ат-Тартуши, посетивший Хедебю в середине десятого века, во времена того самого «расцвета», с ужасом описывает страшную вонь от валяющихся у ворот скотских трупов, грязь улиц и людей, вынужденных с голода топить… собственных новорожденных детей.
В Волыне, как и в других городах славянской Балтики, по отзывам немецких монахов-миссионеров, которым не с чего было захваливать упрямых язычников-славян, на каждом дворе в особом покое стоял накрытый, доступный любому желающему стол, полный яств, сундуки с добром не запирались по причине величайшей честности, всюду стоят роскошные храмы, одежда жителей богата и опрятна, а что такое нищие, они, похоже, не имеют никакого понятия.
Стоило, однако, тем же самым монахам заехать по делам в Данию, к сородичам и единоверцам, как яркие краски стремительно покидают их рассказ, начинающий напоминать унылую картину, выведенную Тартуши: всюду убожество, нищета, промысел жителей – скорее охота, рыбалка и скотоводство, чем земледелие или торговля, церкви и дома знати бедны и скудно украшены, в образе жизни ни роскоши, ни изящества. Избаловались, похоже, достопочтенные патеры в славянских городах!
Археология говорит о том же – арабские монеты на берегах Балтики сперва (в VIII веке) появляются в славянском Поморье, в начале следующего столетия – на Готланде и уж только потом, в середине IX века, появляются в Швеции. Причем найдено там пять тысяч монет-дирхемов. Много? А это, читатель, как посмотреть. Арабский путешественник ибн Фадлан сообщает, что купцы-русы делают своим женам низку-монисто с каждого… десятка тысяч дирхемов капитала. И араб добавляет, что видел женщин со множеством рядов монисто на груди. Во ВСЕХ шведских кладах не набралось бы дирхемов и на половину такой низки. Заимствований из норманнского языка в торговой сфере в славянских наречиях не просматривается. Их, этих заимствований, в древнерусском языке вообще не так чтобы уж очень много. Норманнисты иногда вспоминают, что И.И. Срезневский, видный лингвист XIX века, насчитал таких заимствований десять слов (притом что датчане, тридцать летвладевшие частьюАнглии, оставили английскому языку в наследство десять процентов корней). Только вот после Срезневского в начале ХХ века видные норманнисты С.Н. Сыромятников и В.А. Мошин сократили список сперва до восьми, а там и до шести слов. А вот в скандинавских языках насчитывается более двенадцати слов, заимствованных у славян. И большая часть связана с торговлей. Тут и lodhia – лодья, судно (удивительно, но факт – не знаменитые мореходы-норманны дали славянам название корабля, но наоборот!), torg – собственно торг, что достаточно говорит о роли славянских купцов в Скандинавии; besman – безмен, предмет, в торговле крайне необходимый; silki – шелк, один из самых ценных восточных товаров, sapul – седло, tolk – переводчик, по-древнерусски «толковин». Показательно, что скандинавы заимствуют славянское слово для переводчика, славяне же не знают норманнских обозначений толмача. Pitshaft – печать, также полезная для торговых сделок вещь. Договор Игоря с греками 944 года говорит о серебряной печати, которую имели русские «гости» в Царьграде, в противоположность княжьим людям, пользовавшимся золотою. Да и письменное завещание, которое, согласно тому же договору, оформляли русы, также могло потребовать печати для заверения. И это еще не все, далеко не все.
Далее уважаемый таможенный чиновник сообщает, что русы шли до Багдада на верблюдах. Тут опять-таки не вытанцовывается у норманнистов: дело в том, что скандинавское название верблюда латинского,книжного происхождения, чего, конечно, не было бы, если бы скандинавы напрямую общались с арабами и их «кораблями пустыни». Напротив, славянское «вельблуд» – явное переосмысление арабского названия зверя, этакая игра смысла и звука совершенно в духе лесковского «мелкоскопа» или щедринских «деликатов». Академик Рыбаков с советской сдержанностью предполагал, что название надо трактовать как «много ходящий», я же, со своей стороны, думаю, что арабское название вьючного животного «ебилун» направляло мысли русских торговцев в несколько другом направлении, вызывая озорные ассоциации, и корень «блуд» в названии животного надо понимать несколько по-иному. Кстати, другое доказательство непосредственной связи славян с Востоком – и отсутствия такой связи у скандинавов – тоже связано, некоторым образом, с животным, только не настоящим, а… шахматным. Я, конечно, говорю про слона. Дело в том, что во всей Западной Европе, и в Скандинавии в том числе, шахматы стали известны через арабское посредство. Ислам же фигур, изображающих живые существа, не жаловал, посему некоторые из них сильно видоизменились и были в Европе переосмыслены. Неведомый и невиданный слон стал жертвой этих изменений – его сменил «епископ». Именно «епископы» стояли между королевской четой и «конями»-всадниками в норманнском шахматном наборе, найденном в 1851 году на норвежском острове Льюис. Именно о митрах католических архипастырей напоминают заостренные «головы» наших шахматных «слонов». Но их название сохранилось с более давних времен – на Руси фигурка «слона», изображающая именно слона, найдена в слоях IX века – века торговых операций описанных ибн Хордадбегом русских купцов – если они могли ходить в Китай, то и до Индии добраться могли тоже. А если это название в русском языке закрепилось – значит, такие путешествия дальних предтеч Афанасия Никитина не были ни малолюдными, ни редкими [25] .
25
Еще одно «шахматное» доказательство непосредственной связи русов с Индией и отсутствия таковой у скандинавов – ладья. На Западе, и у норманнов в том числе, эта фигура изображает башню-«туру», в то время как русская трактовка является явным переосмыслением индийской «ратхи» – колесницы. Колеса были приняты, очевидно, за щиты на бортах, конь впереди – за носовое украшение.
Ветхозаветный Валаам, говорят, не мог увидеть стоящего перед ним ангела, и его собственной ослице пришлось обратиться к недогадливому пророку, дабы он, наконец, прозрел. Но даже свидетельство слонов и верблюдов, боюсь, не поможет норманнистским валаамам узреть очевидную истину.
В русском языке масса слов восточного происхождения, причем некоторые из них гораздо старше золотоордынского завоевания. Кафтан, шаровары, сарафан, даже шуба – все это названия одежды восточного происхождения. В скандинавских языках их просто нет – между тем те же шаровары были одним из наиболее приметных предметов одеяния русов, как рисуют их арабы. Скандинавы, вопреки реконструкциям современных одержимых норманнизмом художников, судя по многочисленным изображениям и погребениям, никогда не носили широких штанов, а носили узкие, облегающие.