Кавказская слава
Шрифт:
— Да у меня четыре орудия и батальон мушкетеров. Тем не менее они едва за повозками отсиделись. И нам пришлось пробиваться к ним с боем.
— Против банды, пускай даже тысячной, — не верю!
Новицкого окрик командующего стегнул будто хлыстом, но Вельяминов продолжал отвечать размеренно, четко, не повышая голоса и не сбиваясь:
— Получив ваш приказ — двинуться на выручку транспорту, вышел из крепости с батальоном Троицкого полка и артиллерийской ротой. Через два часа заметил толпы чеченцев по обе стороны Сунжи, общим количеством до пяти тысяч.
— Что?! —
Он легко спрыгнул вниз и пошел кругом помоста. Вельяминов и Овчинников двинулись следом. Полковник оглянулся на ходу и поманил за собой Новицкого.
То, что Сергей принял сначала за помост, оказалось крышей землянки. Неглубокой, неширокой, но хорошо оборудованной. Вниз вели хорошо набитые ступени, сплоченная дверь легко ходила на колышках и прилегала к косяку без заметных щелей; пол был настелен из досок, пускай и неструганых, и стены же укреплены подобными досками. Ермолов заметно гордился своим жилищем. Он прошел вперед и сел на стул и торце деревянного же стола. Вельяминов сел рядом, Овчинников и Новицкий остались стоять. Но хозяин показал штабс-капитану на оставшийся незанятым стул, а Сергею, чуть поколебавшись, на свою походную койку, застеленную шинелью.
Вельяминов, не дожидаясь вопроса, продолжил с того места, на котором его перебили:
— До пяти тысяч. Примерно половина уже была на другой стороне и приступала к транспорту штабс-капитана Овчинникова. Другие спешно переправлялись им в помощь. Только увидев сражение, я дал два предупредительных пушечных выстрела, поставил батальон в каре и с барабанным боем двинулся на неприятеля. Чеченцы, увидев нас, развернулись, оставив вагенбург, и начали приступать конными и пешими ордами. Я приказал людям стать, взять ружья к ноге и выдвинул вперед артиллерию. Не желая ни штыкового боя, ни перестрелки, встретил нападавших гранатами и картечью.
Ермолов улыбнулся довольно. Он очевидно был рад жесткой распорядительности главного своего помощника.
— Несколько раз они приступали отчаянно, но картечь с пятидесяти сажен убеждает и остужает куда лучше, чем слово. Потом им уже стало трудно пробиваться через трупы своих же соратников. И в этот момент штабс-капитан вывел егерей из укрепления и ударил им с тыла. Противник побежал к переправе и ушел за реку.
— А что же на воде не топил?
Вельяминов выдержал паузу. Крошечную, но Новицкий ее заметил.
— С той стороны аул населен верными нам жителями. Стрелять по переправе — непременно нанести вред селению. Зачем же нам превращать мирных в немирных?
— Какие они мирные? Пропустили хищников к броду! — Ермолов бросил оба кулака на столешницу, мало не разлетевшуюся от двойного удара. — Совсем обнаглели! Мало им ночи, так и днем кидаются. Конвой уже не одни только казаки, а егеря. И то не боятся!
Вельяминов подождал, пока командующий замолчит, и спокойно продолжил:
— Действия штабс-капитана Овчинникова мне представляются в высшей степени разумными и достойными кавказского офицера.
— Крестов у меня нет, — буркнул Ермолов. — Радуйся, что и деревянный не заслужил.
— Что же касается чеченцев, надо бы выслушать господина Новицкого, которому, кажется, есть что сообщить. Штабс-капитан тем временем может вернуться к роте.
— Иди, — кивнул Овчинникову главнокомандующий. — Распоряжайся. На Анну можешь рассчитывать… Что же ты нам скажешь, Новицкий? Не вскакивай, голову расшибешь.
— Это вам здесь, Алексей Петрович, тесно, — полуфамильярно, полупочтительно заметил Сергей. — А мне так вполне свободно.
Ермолов схватил взглядом сухую, невысокую фигуру Новицкого и усмехнулся:
— Гусару везде свободно. Ну говори, что знаешь.
Сергей быстро и четко пересказал сведения, полученные от Атарщикова во время осады.
— Он убежден, что среди чеченцев видел пришельцев из Дагестана. Не просто одиночных воинов, а беладов, беков, то есть людей, наделенных властью. Каждый может привести сотню и далее больше. Из этого следует заключить, что нападение на транспорт не простая разбойная вылазка, а возможное начало серьезных действий. Совместных действий горских народов.
— Следует заключить… — протянул Ермолов. — Кому следует, господин ротмистр?
Новицкий вытянулся, забыв на секунду, что он в штатском, а не в мундире.
— Заключать будем мы с начальником штаба. А твое дело лишь сообщить. Дагестанцы, говоришь? Над этим надо подумать. Спасибо, можешь идти…
Как ни гордился Ермолов своим жилищем, воздух в землянке был нехороший: сырой и спертый. Поднявшись наверх, Сергей вздохнул полной грудью и пошел к коновязи, забрать своего серого. Но его окликнули на половине пути. Он обернулся и смотрел с недоумением на подходившего к нему рослого и полного человека в черкеске, что едва умудрялась охватить жирную грудь.
— Не узнаете, Новицкий? Я — Бранский. Служили в одном полку. Помните дуэльную историю в Красном?
Сергей вглядывался и едва узнавал в обрюзгшем, красном лице черты прежнего Преображенского офицера; ладного, ухоженного, довольного собой, своей жизнью, своим окружением. Прошло чуть больше десяти лет с того вечера, когда они виделись последний раз, когда подавший в отставку Бранский устраивал прощальную вечеринку гвардейцам. Одиннадцать… даже двенадцать, быстро подсчитал он в уме, но для графа, если судить по его внешности, они обернулись не меньше чем четвертью века.
— Здравствуйте! — Новицкий взял предложенную ему руку. — Прошу прощения, что не признал сразу.
Теперь он вспомнил, что Бранский тоже ехал с той же оказией, тоже сидел в вагенбурге, отстреливаясь от приступавших чеченцев. Он помнил эту фигуру, этот громкий и властный голос, неприятно резавший уши, но ничего знакомого не приметил до последней минуты, до теперешнего момента.
— Время, время, Новицкий! Вас тоже оно задело, хотя и несколько легче. Служите?
— Да, в канцелярии главнокомандующего, — неохотно признался Сергей, будто бы заранее знал, что за этим последует.