Кавказская слава

Хрестоматийные строчки вступления к «Мцыри» точно определяют политическую ситуацию в Закавказье в начале позапрошлого века. В самом деле, даже не один царь, а два — Ираклий II и Георгий XIII — подписали последовательно два договора с Россией. И только тогда русские батальоны перешли Кавказский хребет и вступили и Тифлис. С тех пор столица Грузии уже могла не опасаться чудовищных нашествий своих исконных врагов.

«…Спасение христианских государств — Грузии, Имеретии, Мингрелии и Гурии — от уничтожения, которым им угрожала Турция, было чуть ли не самым благородным поводом, когда-либо вдохновлявшим военные или политические действия. Волею обстоятельств на честь выпала России, которая была единственным государством, способным решить эту задачу…» — писал Джон Баддсли, английский путешественник, бродивший по Кавказу в 19-м веке.

Несколько веков земля, раскинувшаяся между двумя морями — Каспийским и Черным — служила полем боя двух азиатских империй — Турции и Ирана. Но в Закавказье была еще третья сила — дагестанские горцы.

Один Умма-хан, могущественный правитель Аварии, дважды приводил в Грузию войско в 15 тысяч воинов, умелых, храбрых, жестоких. Современному человеку даже трудно вообразить, как могли люди просто выжимать в те страшные времена. Помнится, некий киноковбой, член великолепной семерки, говорил, что он никогда бы не смог выращивать хлеб (маис), зная, что в любой момент может появиться человек с револьвером и забрать урожай.

В Закавказье имущество часто забирали вместе с жизнью его владельцев. И тот, кто не мог защитить себя сам, искал помощи сильного.

«Благословляйте приход русских», писал Хачатур Абовян, армянский писатель, живший в то смутное время. Русские пришли.

Осенью 1800 года два батальона генералов Лазарева и Гулякова разгромили аварцев в битве при реке Иоре.

Но лекианоба — набеговая система горцев, не могла прекратиться после одной проигранной битвы. В ее основании лежали причины экономические. Заниматься земледелием в горах крайне трудно, собственных продуктов жителям Дагестана хватало едва ли на половину года. Остальное они доставали набегами. Партии в несколько сотен человек, несколько десятков, продолжали спускаться с гор и нападать на селения грузинские, армянские, татарские (так называли тогда жителей нынешнего Азербайджана).

Алексей Петрович Ермолов, назначенный в 1816 году командовать Кавказским корпусом, должен был принять меры незамедлительно. Война в Дагестане длилась несколько лет, закончилась поражением и аварского ханства, и вольных лезгинских обществ. Обе стороны дрались отчаянно, не щадя ни противника, ни себя. Горцы отстаивали свой образ жизни, русские же знали, что они явились в горы не завоевывать, а защищать.

«История этих полков такова, что ею могла бы гордиться любая армия и любая страна» — утверждал тот же Баддсли.

На одной из первых ролей во многих сражениях был генерал князь Валериан Григорьевич Мадатов. Человек замечательный, человек «храбрости беспримерной». Офицер русской гвардии, командир гусарского полка, получивший генеральские эполеты на войне с Наполеоном, кавалер многих орденов Российской империи, военный правитель ханств Карабахского, Шекинского, Ширванского. Ему, его боевым товарищам отдает дань уважения эта книга.

Град защелкал по киверу, по ментику, по вальтрапу [1] , зазвенел на рукоятях пистолетов, торчащих из ольстр [2] . Вороной жеребец недовольно фыркнул и попробовал подвинуться вбок, уйти с размытой дороги на обочину, над которой ветер раскачивал ветки распушившихся тополей. Валериан стиснул Проба шенкелями, заставил вернуться на середину.

— Господин подполковник! Может быть, остановимся, дадим людям передохнуть. Три часа уже поливает. А тут еще такая буря да с градом.

Командир первого эскадрона, штабс-ротмистр Павел Бутович подъехал справа. Мадатов только слегка повернул к нему голову.

— К полуночи нам приказано быть уже на том берегу. Пусть наденут плащи, но продолжают двигаться. Хотя бы и шагом… Чернявского ко мне!

Темной и бурной июльской ночью первый батальон Александрийского гусарского полка собирался форсировать Мухавец — небольшую речку в окрестностях белорусского городка Кобрин.

Более месяца назад, 12 июня 1812 года, армия французского императора перешла Неман и двинулась на Москву. Размышляя над картой, Наполеон так объяснил свое решение маршалам, министрам и дипломатам:

— Петербург — голова России, Полтава — желудок, Москва — ее сердце. Мы поразим восточную империю в самое больное и уязвимое место.

Теперь сотни тысяч солдат, пеших и конных, собравшихся со всех концов Европы, подошвами и копытами перемалывали версты Восточно-Европейской равнины. Первая русская армия Барклая-де-Толли и Вторая — Багратиона спешно отступали, пытаясь оторваться от противника и соединить свои силы. Корпус генерала Витгенштейна стал у Западной Двины, прикрывая направление на Петербург. Третья армия Тормасова охраняла дороги на Украину, к хлебу.

Александрийские гусары еще весной прошли маршем от Дуная до Буга и поступили под тяжелую руку генерала от кавалерии Александра Петровича Тормасова. Еще недавно он командовал русскими войсками на Тереке и в Закавказье, но год назад император Александр вызвал его в Россию и поручил формировать новую армию. Теперь он с небольшими силами — чуть более сорока тысяч — должен был действовать против фланга великой армии великого полководца. Бонапарт повернул на юг корпуса генералов Ренье и Шварценберга, уверенный, что те остановят Тормасова и отбросят его в болота Полесья.