Кавказские евреи-горцы (сборник)
Шрифт:
дубист – 40
дубист-пендж – 45
дубистха – 50
сабист – 60
сабистха – 70
чорбист – 80
чорбистха – 90
сат – 100
дусат – 200
сасат – 300
чор-сат – 400
пендж-сат – 500
хазор – 1000
ду-хазор – 2000 и т. д.
Ма аморум – я пришел
Ты амори – ты пришел
У амори – он пришел
Йму аморим – мы пришли
Ишму аморит – вы пришли
Ухо амо – они пришли
Кейф ту хуби – как твое здоровье?
Кейф ишму хуби – как вы поживаете?
Кейф зенты хуби – как твоя жена поживает?
Рассказ на этом языке
А пендж хазор, пендж сат, чорбист чор дахсал, кей рафт Мусурмохо ези чул Араг а Мурсуль-хан а куфта а Хайтах, йа Мусурмох нумы Дамур, яурд аз Хайтах ай Сейфертейра духузди аз намаз Исраильхо Хайтах и Араг. – Вагурд ванджи Сейфертейра чекмэ кушкерд аре хушта, вагурд, ти кахо бахеш керт Муеурмохора ухо арежшита хошкинэ чекмэ, хош кердет а Сейфертейра капой ханжал тало ахариши хан-жалхора. – Гуфтурут Исраильхо а Мусурмох аричу ванджирены и чи Худохи, арчу ира азиничихо хош кердени? Худо иш-муре мидады. – Мусурмохо хостам берут пискунут рах Исра-хила, вагурдут Сейфертейра тапорид арад малад, ухо хандус-тут, ухо бешмердут Худо Исрахила. – Йа руз борда азарло бисто мусурмо Дамур, амбар сахтиназарло бисто, у джурай – за асахт – дзухун новаз джурай за у гуфты: вай! сухтум, сухтум! дулма еухтэ! Га руш чуруй за ношомах веда рафт.
У мусурмох дуруд ки у аде хадж мурда, Худо додо мурд, тарсируд байгурдуд ути келохо Сейфертейра ки айшу бегурдут торуд а Исраильхо. Исраильхо бегурдут танород а намаз.
Перевод
В 5594 году от Сотворения мира, когда мусульмане, жители деревни Арага, отправились с Мурсул-ханом воевать с жителями селений Кайтага, один мусульманин, именем Дамур, взял Пятикнижие Моисея, на пергаменте написанное, которое он похитил из синагоги кайтагских евреев, и принес в селение Арага. Этот мусульманин взял пергамент Пятикнижия, разрезал его на куски, сделал из них себе башмаки и много еще кусков роздал другим мусульманам, чтобы они также сделали себе из них башмаки и чехлы для кинжалов и пистолетов своих. Евреи говорили им: «Зачем вы делаете так, это святая книга, за что вы оскорбляете ее так? Бог накажет вас за такое преступление и взыщет с вас такую обиду!»
Мусульмане же насмехались, и для того, чтобы еще больше рассердить евреев, взяли куски рукописи и топтали их в грязи, хохотали, хулили и ругали Бога евреев.
Через день заболел весьма сильно мусульманин Дамур, он кричал из всех сил каждую минуту: «О, я горю, я горю, я сгорел, сердце мое горит!»
Несколько дней кряду он так кричал, пока душа из него вышла, и он скончался.
Мусульмане, видя, что Дамур умер и так жестоко мучился, стали рассуждать и пришли к убеждению, что Бог его наказал за оскорбление святыни; они стали сильно бояться за себя, собрали все куски пергамента Пятикнижия и возвратили их евреям. Евреи же с радостию спрятали их в своей синагоге и восхвалили Бога своих предков.
Сверх древнееврейских слов, которые мне пришлось слышать в их разговоре, я еще заметил много халдейских слов и талмудских фраз. Они, вероятно, приняли Талмуд во время его издания. Раввины их рассказали мне, что у них есть предание, что некоторые из ученых, входящих в состав талмудских толкователей, жили в Прикаспийском крае, как, например, Нахум Гамадай, то есть мидийский, жил в старой Шемахе, в Ширване, и Симон Сафро (то есть Симон ученый или писатель, ибо «сафро» есть халдейское слово и значит «автор, сочинитель») жил в г. Дербенте, и поэтому-то встречается в Талмуде много фарсидско-татских слов. Судя по этому, можно предположить, что в древности были у них ученые раввины и что народ тогда мог находиться на гораздо высшей ступени умственного развития. Теперь же их нравственное положение весьма в упадке. Я познакомился со всеми горскими раввинами в местах их пребывания и нашел только в г. Дербенте их главного раввина, который вместе со своим отцом отлично знают учение Талмуда, все законы и установления еврейской религии, знакомы с новой еврейской литературой и даже знают грамоту русскую. В других же местах раввины или знают еврейский закон весьма неудовлетворительно, или же почти ничего в нем не смыслят.
Вообще еврейское народонаселение в Прикаспийском крае и Терской области не обучается своей грамоте, и мне приходилось всякий раз слышать на мой вопрос: можете ли говорить по-древнееврейски? – один ответ: «Моя амхаарец», что значит по-библейски: «Я простак, неграмотный». С трудом я мог объясняться по-древнееврейски и с их раввинами. Даже местной грамоте они не обучаются, хотя им и необходимо знать ее по торговым их делам. Во всех деревнях они платят мусульманскому мулле, а в городах какому-нибудь грамотному татарину, чтоб им писали письма и разные бумаги, за что каждый мулла получает от общества годовое жалованье или от каждого особую плату за письмо, за просьбу и т. и. примерно по 10 коп.
Об обучении своих детей грамоте они мало или и вовсе не заботятся. Преподавателями у них резники, которые вместе с тем занимают и раввинские должности. Когда они свободны от резки скота, тогда только занимаются обучением детей. Они обучают мальчиков читать и писать, а также и Библии с переводом на фарсидско-татский язык. Кто из хозяев желает отдать своего сына в учение, тот платит раввину два абаза в год, то есть 40 коп.; сверх того раввин получает от таких хозяев на праздники муку, соль, кур и другие съестные продукты; если же хозяин занимается торговлей, то приносит раввину в подарок две пары чулок или кусок ситцу на платье для его жены. Если кто из молодых людей стремится достигнуть раввинского звания, то отправляется в Дербент к тамошнему главному раввину и там обучается или же едет в Россию к русским евреям и у них изучает правила, установленные для звания резников. Больше этого им не нужно, ибо стремятся только быть хорошими резниками, так как ремесло это достаточно для обеспечения их жизни. Другие познания их не интересуют, и лишь только такой молодой горский еврей получил или успел получить свидетельство, что он может быть хорошим резником, как спешит уже он на свою родину.
По приезде его из России в деревню к своим односельчанам эти последние встречают его с радостью и почестями; каждый из деревни считает себя счастливым, если скажет ему ласковое слово; женщины желают, чтобы Бог осчастливил их такими же сыновьями, девушки рады иметь таких женихов. Его принимают везде с большим уважением, точно возвратился он к своим родным, окончив курс наук в каком-либо университете со степенью доктора, а в сущности, этот ученый горец, окончивши свое учение в каком-нибудь ешиботе или у одного из резников, ничего не знает, да и он не может ничего знать, потому что когда он приезжает к русским евреям, то он, во-первых, языка русских евреев не понимает: каким же образом он может успевать в учении своем, когда не понимает объяснений и толкований своего учителя? А когда, в несколько лет, начнет он немного понимать разговор евреев, то все-таки вполне не может понять толкования закона; стараться же образовать самого себя по-европейски он не находит нужным, потому что ему желательно выучиться только своему ремеслу и получить свидетельство. Таким образом, возвращается он на родину без всякого образования, без всяких успехов в науках и остается там таким же полудиким горцем, каким был прежде, хотя и играет роль ученого раввина, и все односельчане им весьма довольны.
В каждом еврейском обществе в горах, как я сказал, найдется несколько человек, которые могут объясниться по-древнееврейски, то есть сколько-нибудь могут читать и понимать Библию; но таких весьма мало. Например, в Дербенте, где находится до 200 домов евреев, найдется около 20 человек, знающих еврейскую грамоту; в Араге около 90 домов и не больше 8 человек грамотных; в Кубе около 100 домов, и только около 25 или 30 грамотных; в Грозном до 200 домов, а грамотных всего 5 или 6. Столько же найдется их в Хасавюрте, в Мюджи, а в остальных аулах могут только одни раввины, да разве 1 или 2 из мирян объясниться по-древнееврейски.
По приезде моем в какую-нибудь деревню я считал нужным посещать училища, чтобы видеть, где и как учат детей. Меня обыкновенно вводили в сакли, которые большею частью помещаются возле синагог или в домах раввинов. Помещения для училищ оказывались обыкновенно тесными, грязными; учащихся насчитывалось примерно на 200 домов не более 15. Обучают таким образом: раввин сидит на земле или на ковре, а вокруг него – все мальчики; вместе со своим учителем они кивают головами, читая молитвы или Библию с татско-фарсидским переводом и с татарским напевом. Печатные еврейские азбучки у них редко бывают; большею же частью раввины рисуют на таблицах буквы алфавита, и дети учатся читать и писать с этих прописей. Они все пишут на колене по мусульманскому способу, к чему так привыкают, что им трудно и неудобно писать на столе. В Дербенте находится школа вроде раввинского училища; она помещается при синагоге в хорошей комнате – светлой, с окнами европейской формы и довольно чистой; те, которые кончают курс в этом заведении, получают свидетельство на звание раввина или резника от тамошнего главного раввина. Остальные же училища в Дербенте, а также училища в Грозном, Хасавюрте и в деревнях находятся в весьма жалком виде.