Кавказский синдром
Шрифт:
А Барс… Барс появился у нее случайно. Однажды вечером нахально вломился вслед за ней в квартиру с лестничной площадки и отказался выходить. Вера гнала его, пыталась вытурить из дома шваброй, брызгала на мерзавца водой из утюга – все было бесполезно. Захватчик встречал ее попытки выселить его с надменным спокойствием и ледяным презрением. И Вера сдалась – в конце концов, она ценила характер, и в людях, и в животных. Барс поселился у нее в квартире, жил независимо, иногда исчезал куда-то на несколько дней, потом неизменно возвращался. В общем, хлопот с ним почти не было – за исключением мелкого бытового вредительства.
Не такого
На улице светило солнце, на табло центрального телеграфа напротив высвечивалась температура воздуха – плюс семнадцать градусов. Сновали туда-сюда блестящие иномарки, спешили по своим делам люди, повеселевшие, скинувшие, наконец, по случаю первого по-настоящему весеннего дня тяжелые пальто и куртки. И Вера, зажав зубами пару гвоздей, пообещала себе, что выходка наглого засранца не испортит ей настроения.
Днем она встречалась с руководителем рекламного агентства Хрустовым, у которого хотела заказать билборды с рекламой своего конноспортивного клуба. Кабинет у него был маленький, темный, весь увешанный глянцевыми фотографиями разработанных его конторой фирменных стилей. Со стен на Веру уставились разнообразно изогнутые девки, с выкрашенными в нелепые цвета лицами. Таким нехитрым способом хозяин рекламного агентства, вероятно, пытался продемонстрировать лоховатым клиентам непрошибаемую креативность своих дизайнеров.
Сам хозяин заведения восседал напротив Веры, за широким столом, стеклянная поверхность которого была завалена бумагами. Говорил он много и убедительно, поминутно теребя свисавшие по сторонам пухлого лица длинные волосы – то забирал их в горсть, то накручивал на палец. Вера не могла избавиться от брезгливого ощущения, что длинные волосы рекламщика от этой постоянной трепотни давно стали сальными и неопрятными. Да, собственно, и сам велеричивый директор показался ей каким-то несвежим, измызганным – еще эти его жадные потные глазки. Чтобы не смотреть на именитого дизайнера, она уставилась в булькавший за его спиной огромный аквариум. Там, по красиво наваленным на дне декоративным булыжникам усердно пыталась взобраться на самый верх большая неповоротливая черепаха.
– Поймите, что правильно разработанный и хорошо отрисованный логотип открывает перед вами неограниченные возможности с точки зрения использования его в рекламе вашей фирмы, – театрально вещал Хрустов. – Мы можем предложить сувенирную продукцию с вашим логотипом – календари, ручки, пепельницы…
Черепаха, практически добравшись до вершины каменной пирамиды, сорвалась с последнего уступа и брякнулась на дно аквариума. Вера, не сдержавшись, прыснула. Хрустов воровато оглянулся, не понимая, что в его кабинете могло вызвать такой взрыв веселья у этой холодной сдержанной бабы.
– Андрей, мы, кажется, немного отвлеклись от темы. Напоминаю, что меня интересуют биллборды, – заметила Вера.
– Да Вы послушайте! – замотал головой Хрустов. – Что такое биллборды в наше время? Поймите, что
– Андрей, – резко прервала его Вера. – Давайте договоримся, что вы не будете пытаться меня разводить. Не стоит, правда! Я этого крайне не люблю – есть такой грех. Или мы с вами будем обсуждать тот вопрос, с которым я к вам пришла, или давайте прямо сейчас распрощаемся. Я обращусь в другую компанию, а вы сэкономите ваше время.
Хрустов сник, сдулся, как проколотый воздушный шарик, и смиренно кивнул головой. Интересующие ее вопросы Вера обсудила с ним за десять минут и с облегчением покинула кабинет любителя водоплавающих черепах.
Итак, одно тягомотное дело на сегодня она одолела. Правда, встреча, на которую она собиралась отправиться теперь, была еще неприятнее. Вера лихо припарковала джип у одного из недавно открывшихся модных московских ресторанов, вошла в зал. Из-за одного из столиков поднялся ей навстречу Дима Павленко, совсем недавно часто гостивший в ее квартире напротив Телеграфа. Дима приветственно потряс пышным букетом, радостно объявил:
– Вот! Хризантемы! Как ты любишь.
– Я герберы люблю, Дим, – возразила она. – Ну, не важно, спасибо!
Села за стол, развернула разрисованную обложку меню. Дима поймал ее руку, сдавил пальцы.
– Соскучился! Верка, я страшно по тебе соскучился.
Она поморщилась, отняла руку, подозвала официанта, продиктовала заказ. Затем снова обернулась к Павленко.
– Ты сказал, у тебя ко мне дело, нужно срочно увидеться. Что случилось?
– Вот то и случилось! – с нажимом проговорил он. – Что я по тебе соскучился. Верка, ну это дурь какая-то. Зачем нам ругаться, у нас же все хорошо было!
– Правда? – дернула уголком рта она.
– А что, скажешь, нет? А как мы в Рим летали на выходные помнишь? А как на лошадках твоих катались… Ведь классно было! Да брось ты на меня бычиться! Ведь, главное, из-за херни…
– Я не считаю это херней, прости.
Официант поставил перед ней тарелку с хорошо прожаренным сочным стейком. Вот именно такую еду она любила – простую и сытную. Сколько ни пыталась приучиться светски клевать какие-нибудь фуа-гра-бланманже, все равно мечтала о хорошем куске поджаренного мяса.
Дождавшись, пока Вера утолит первый голод, и, видимо, надеясь, что после еды она подобреет, Дмитрий возобновил натиск:
– Вер, ну правда, глупость же – расходиться из-за того, что я в какой-то сраной статейке написал. Ну тебе-то что с того? Ты же вообще не в теме, у тебя, пардон муа, не журналистское образование. Ты специфики моей работы не понимаешь!
– Чего, прости, я не понимаю? – вскинулась Вера. – Специфики? То есть подлог и клевета – это специфика твоей работы? Я не знала раньше, в чем заключается истинное предназначение журналиста! Ладно, когда ты копался в грязном белье известных людей – это была специфика, с этим я мирилась. Но то, что ты написал про того политика… Про то, что он, якобы, трахает у себя на даче девочек-школьниц… Заметь, не по ошибке написал, не потому, что повелся на ложную информацию. А потому просто, что тебе другой политик хорошо забашлял за слив конкурента. Это ты называешь спецификой работы? Подводить людей под статью за бабло? Скажи, ты себя сам после этого кем ощущаешь?