Казачьи сказки
Шрифт:
– Я вам услужу, ваши головы обороню. Князя Урупа живым или мертвым к царю Ивану Васильевичу представлю.
Возрадовались все воеводы, и говорят они Ермаку:
– Чем же, скажи, тогда наградить мы тебя должны?
Ермак им в ответ:
– Никакой мне награды от вас не требуется, будет мне наградою моя слава и честь казачья.
Сел на коня и поскакал со всеми своими казаками за татарским князем Урупом в погоню, своей казачьей славы и чести искать. Скакал Ермак от самой Волги-матушки полями широкими, лесами дремучими, через реки глубокие на своих добрых конях с казаками вплавь переплывал. Дни и ночи три недели скакал, все за татарским князем Урупом гнал.
На четвертой неделе в степи среди ковылей Ермак Тимофеевич с казаками увидел: стан татарский раскинулся, стоит. Посреди малых палаток черных стоит большая палатка белая, а в ней сам князь
Увидел Ермак Тимофеевич, что хочет он уйти от него, коня через лоб плетью вытянул и за ним. Скачет князь Уруп, назад оглядывается, а Ермак Тимофеевич все ближе и ближе к нему, настигает его. Оробел князь Уруп, то в одну сторону своего коня повернет, то в другую, а Ермак Тимофеевич все ближе. Уже видит князь Уруп, как конь его гривою потряхивает, слышит он, как конь Ермака Тимофеевича слегка пофыркивает. Оробел еще пуще тут татарский князь Уруп и повод из рук своих упустил.
Почуял его конь, что не правит им хозяин, вдарился напропалую. С разлета взял в болото, в невылазную твань, вместе с князем Урупом и влетел, по самую шею в грязи увяз. Видит князь Уруп, что некуда ему податься, взмолился он Ермаку Тимофеевичу о пощаде, чтобы не предавал он его лютой смерти. Пощадил Ермак Тимофеевич татарского князя Урупа, смилостивился над ним и взял его в плен, к царю Ивану Васильевичу в стан привез. Воевод от немилости царской и казни лютой избавил, а себе славы и чести казачьей прибавил.
С тех-то вот пор болото, что на берегу реки Хопер было, и в каком князь татарский увяз, по его имени Урупом называется. Прошло лет сто, болото пересохло, и на его месте, на самом берегу Хопра построилась станица, какую от того болота тоже Урюпинской назвали.
ЕРМАК И УЖ
Шел походом Ермак на Кучума. Сибирское царство он с казаками для России хотел покорить. Пришли на реку Иртыш, начали казаки деревья рубить, баркасы делать, чтобы на этих баркасах вниз по реке спуститься до самой Кучумовой столицы дойти и приступом ее взять. Две недели казаки деревья валили да две недели баркасы делали. Когда все баркасы были готовы, погрузились на них все казаки вместе со всеми своими коня¬ми и чугунными пушками. На передний, самый большой баркас сам Ермак Тимофеевич Чигин с полковым знаменем сел. Хотели было казаки в путь уже трогаться, шестами от берега отпихнуться, как вздумалось Ермаку Тимофеевичу перед походом свой баркас осмотреть. Знал он, что предстоит ему с казаками путь дальний и нелегкий в чужую сторону татарскую, Сибирью называемую. Обошел он весь баркас от носа и до кормы – и видит, что из-под кормы какая-то веревка черная длинная торчит. Потянул он ее за конец и видит, что это вовсе не веревка, а гад ползучий ужом прозываемый. Поднял его Ермак, размахнулся и хотел в воду бросить. Но тут уж заговорил человеческим голосом.
– Погоди, казак донской, Ермак Тимофеевич Чигин, меня в воду бросать. Дай мне время и срок – я тебе слово одно нужное скажу.
Приостановился Ермак и говорит ужу:
– Ну, говори свое нужное слово.
А уж опять ему человеческим голосом:
– Царь сибирский Кучум всех мышей подговорил, богатыми посулами подкупил, хочет он тебя со всеми казаками твоими погубить, чтобы ты до его Кучумовой столицы не дошел, приступом ее не взял и царства его Сибирского России не покорил.
Удивился Ермак:
– Да что же они могут мне, мыши, сделать? Я один их не одну тысячу без всякого оружия одолею, ногами подавлю. А уж не унимается:
– Подолеть-то ты их в открытом бою, не только что не одну, а сотни тысяч одолеешь, порешили они тебя с Кучумом своею хитростью извести. Погляди под кормою, откуда ты меня вытащил, там дыра прогрызена. Ее мыши прогрызли, а я своею головою заткнул, чтобы в нее вода не шла. Поди на каждый баркас, погляди – и на каждом под кормою дыра прогрызена, а в каждой дыре уж, мой родной брат, сидит, своим телом дыру затыкает.
Дается диву Ермак Тимофеевич, и больше еще он удивляется, когда пошел с баркаса на баркас, а там на каждом баркасе под кормою он дыру прогрызенную мышами нашел, а в каждой дыре по ужу сидит, своею головою и всем телом ее закрывает, старается, воду в баркас не пускает. Подумал Ермак, подумал и смекает, а ведь и вправду, если бы не уж со всеми своими родными братьями, то пропал бы он в пути вместе со всеми
– Хоть ты и ползучий гад, хоть и род твой издавна с людьми во вражде живет – я тебя и всех твоих детей от других гадов за великую передо мною и всеми казаками услугу на весь век отличу, не будут люди ни тебя самого, ни братьев, ни детей твоих никогда понапрасну обижать.
С этими словами Ермак взял и коснулся ужа двумя пальцами чуть пониже головы. Там, где коснулся Ермак ужа пальцами, там у него стали два желтых пятна. С тех пор не стали люди обижать ужей, отличая их от всех других гадов ползучих по двум желтым пятнам, что пониже головы лежат. Так Ермак Тимофеевич отличил ужа и. его братьев и отблагодарил их за ту помощь, какую они оказали ему во время похода его на столицу Сибирского царства.
ПОЧЕМУ НА ОСИНЕ ЛИСТ ДРОЖИТ
Всегда, и когда ветра нет и тишина стоит, на белой осине лист трепещет и дрожит. Всегда на этом дереве бьется лист, когда ни погляди на него. Случилось это после того, как Кондрата Булавина предали, воеводам его за сто целковых продали. Нашлись в Черкасске иуды да предатели тер да ер, да Ванька-вор, да Федька-резак, да жила Епишка, да прижимистый Мишка – низовский казак. Вся эта шайка до денег была жадная, за медный пятак не то что соседа, отца родного самому черту продать была готова. Все они в Черкасске в то время возле Кондра¬та были, все возле него всё крутились, линьками вились. Все выглядывали да высматривали и не в торбах, а на своих языках к воеводам царским таскали. Те все думали да смекали. Простой бесхитростный был человек Кондрат, открытая душа у него была, не приглядывал он за ними и ничего не замечал, нужно бы было за каждым в десять глаз глядеть, день и ночь сторожить. Ночью воевод с солдатами они тайком, воровски, в Черкасск привели. Всех верных казаков ему перебили, самого Кондрата в доме окружили, в полон взять живым хотят. Но не мог он позора такого принять, в руки воеводам царским отдаться. Взял свой турец¬кий пистолет, вынул его из-за пояса и весь заряд себе в самое сердце всадил. Гордый человек был, настоящий прирожденный казак. Как помер Кондрат, так все иуды да предатели – тер да ер, да Ванька-вор, да Федька-резак, да жила Епишка, да прижимистый Мишка – низовский казак, к воеводам царским пришли награды себе за свои подлые дела просить. Сулили им воеводы царские, когда жив Кондрат был, целый бочонок золота дать, какой вот-вот должны были не нынче, так завтра из Москвы привезти. А когда он умер, так они их не очень жаловать стали, на всю шайку, как псам, кинули сто серебряных целковых, отвяжитесь от нас да не лезьте. Когда иуды да предатели эти сто целковых от воевод царских получили, то сообща до времени решили их схоронить, в землю зарыть. Боялись, как бы казаки по этим деньгам о их подлых делах не догадались. Тогда им всем несдобровать, живыми не быть, голов на своих плечах не сносить. Все ночью они уговорились, за Черкасск, потаясь, вышли, сто этих серебряных целковых в чугунный казанок положили и под осиной поглубже зарыли, чтобы после их легче было найти. Знамое дерево белая осина, и в лесу ее далеко всегда и днем и ночью видно. Зарыли они клад и идут себе преспокойно все в Черкасск назад. Промеж себя речи гутарят, а навстречу им казаки, они все уже про них прознали и проведали. Слово им сказать не дали, всех похватали, руки и ноги веревками повязали, посовали в кули и в Дон с высокого яра в самую глубь покидали. Все в Дону и утонули – и тер, и ер, и Ванька-вор, и Федька-резак, и жила Епишка и прижимистый Мишка -низовский казак, – ни одного иуды да предателя в живых казаки не оставили, ни один из Дона не выплыл. Утонули иуды да предатели, и где клад их зарыт, никто не знал, да больно-то о нем никто и не дознавался. Так он на веки вечные там и остался под осиной лежать.
Вот почему, казаки, на белой осине лист всегда трепещется и дрожит, потому что под нею иудами да предателями нечистый их клад зарыт.
СТАНИЦА КОТОВСКАЯ
На шляху между станицами Урюпинской и Михайловской лежит станица Катовская. Нынче ее уже из молодых казаков никто не зовет станицей Катовской, а все больше Котовской величают. Должно, думают, что в их займище коты дикие когда-то жили, а вот вы лучше послушайте, что люди старые про это говорили.