Каждая мертвая мечта
Шрифт:
Кайлеан обменялась взглядами с Даг. Что-то в голосе Кахела приказывало быть настороже.
— Оттого, повторю, я не мог поверить, что кто-то из самых сильных людей Меекхана лезет через полмира от Империи с горсточкой наемников. Это глупо. Безрассудно и глупо настолько, что у меня не хватает слов.
Ого, так вот он к чему вел. Вождь армии рабов не любил длинных вступлений, шел, будто полк тяжелой пехоты в атаку, напрямик.
Ласкольник пожал плечами.
— Я лошадник. Атакую врага, сидя на спине большой, злобной, вонючей скотины, которая может меня сбросить и затоптать. Не ожидай от меня рассудительности.
— Я видел тебя, генерал, и уж извини, но такую морду не позабудешь. Наш полк шел на север, под Ласаверию, а ты приехал с приказом насчет того, что те две хоругви кавалерии, которые нас прикрывали, должны остаться. Пятью днями позже меня уже гнали канчуками на восток.
— Обижаешься?
— Нет. Два полка кавалерии нисколько бы нам тогда не помогли, даже пять. Мы наткнулись на самого Йавенира, никто не ожидал его там. Впрочем, это старые дела. Но я помню тебя, и несколько прочих людей, которые видели собственными глазами Генно Ласкольника, подтвердили, что это ты. В том числе Люка, а ему я верю безоговорочно. А потому — вопрос. Что ты здесь делаешь, генерал?
Кайлеан обменялась взглядами с Дагеной. Может, и они наконец-то узнают. Кха-дар в последнее время был куда более молчалив, чем обычно: отправляемся на юг, нужно осмотреться, гасить пожары, служить Империи — и всякая такая ересь. А потому они поехали, хотя их служба пока что состояла только в том, чтобы отбивать себе задницы и отгонять тучи летучих кровопийц. Так, может, сейчас…
— Я осматриваюсь. — Генерал погасил их надежду двумя короткими словами. — В Империи есть люди, которые с большим беспокойством следят за событиями на Дальнем Юге. Особенно за тем, как тут относятся к рабам. И не только к меекханским.
Он обвел взглядом Молнию, командира лагеря из Фургонщиков и черного воина.
Поре Лун Даро фыркнул, и некоторое время казалось, что он сплюнет на пол.
— Эти люди слишком долго ждали. Слишком. Когда мы истекали кровью под кнутами надсмотрщиков, когда наши сыновья шли на рудники, а дочери — в бордели, когда Тростники устраивали на нас охоту — нами никто не интересовался. Не беспокоился. Только сейчас, когда некому собирать специи и присматривать за шелкопрядами, они вдруг заволновались. Меекханские купцы переживают, что караваны не пойдут на север, что корабли не покинут порты, груженные перцем, шафраном и шелком?
Ласкольник глянул ему в глаза. Твердо.
— Нам пришлось восстанавливать страну после визита неких диких гостей с востока. Отстроить города и села, заново засеять поля, заселить опустевшие провинции. Но, как я понимаю, здесь — это в прошлом.
— Верно. — Кахель-сав-Кирху положил руку на плечо кочевника. — И мы не станем к этому возвращаться. Но много людей, генерал, могут быть злы на то, что Империя так долго ждала, чтобы сделать хоть какой-то ход. И речь даже не о том, чтобы послать армию, мы не дураки. Но они могли сделать… хоть что-то, наверняка были другие пути, чтобы повлиять на здешнюю политику по отношению к рабам.
Его улыбка казалась вытесанной на лице тупым резцом.
А следующие слова кха-дара потрясли не только Кайлеан.
— А кто поддерживал здешнего князя и его младшего брата по дороге к трону? Ты полагаешь, что все решила только чистота крови Самереса Третьего? Как так случилось, что после стольких лет появился князь, который начал ослаблять рабские ошейники? Чьи ножи следили, чтобы его враги и конкуренты постучали в Дом Сна? Благодаря чьему золоту жесткое дворянство смягчалось, а ремесленные цехи не слишком сопротивлялись, когда вводили законы, что облегчали положение рабов? А второй из братьев? Лавенерес? Слепец в мешке змей, а ведь он удержался достаточно долго, чтобы его любовница получила власть.
Все в шатре, даже члены чаардана, таращились на Ласкольника, словно тот вдруг взлетел и заговорил чужими языками. В воздухе повисли вопросы без ответа. Собственно, насколько глубоко генерал оказался втянут в дела имперских тайных служб? Сколько он знает? Сколько может? От чьего имени говорит?
Генерал улыбнулся, словно чувствуя, какой тропой текут у всех мысли.
— Естественно, это только слухи. Империя со всей решительностью станет отрицать обвинения в том, что она пыталась влиять на политику других государств, чью свободу и независимость она ценит более всего на свете. Торговля и добрые отношения со странами юга для нас самое важное, а ведь здешние княжества — не вина тому, что кочевники продали сюда столько меекханских невольников.
Кайлеан моргнула. Это не был ее кха-дар: простой и немного жесткий командир с невероятным везением, удивительно умелый с лошадьми. Этот мужчина говорил голосом гладким и скользким, словно тончайший шелк. Одеть его в золото и дать хрустальный бокал — и его было бы не отличить от остальных аристократических шутов.
Ну ведь он как минимум десяток лет крутился в столице, — вспомнила она. Сам говорил об этом. Приемы, бега, поединки, интриги и политика. Сколько бы он прожил, если бы не умел лавировать среди старой и новой аристократии как один из них? Сказал, что ему это наскучило и что он сбежал на Восток, но может — вовсе не сбежал? Может, это была лишь часть игры, которую он вел.
Кахель-сав-Кирху хмыкнул, переламывая тишину, которая воцарилась после последних слов Ласкольника.
— Любовница Лавенереса не приняла власть, а захватила. Кроваво, сражаясь в Оке Агара насмерть с Обраром из Камбехии. А сам Лавенерес вот уже два месяца не приходит в сознание.
— Я слышал. Слышал и то, что кто-то перерезал глотку его брату, пытался похитить его самого и поддержал Обрара в претензиях на престол. И неясно, кто именно это был. Одна из тех вещей, которые я хотел бы узнать. В этой стране рабы — всюду, не только на полях, но и во дворцах, купеческих домах, в мастерских. У них есть глаза и уши. А самое важное — у них есть разум. Десять лет деяний людей, которые хотели изменить юг без пролития крови, были разрушены за несколько месяцев. А поверь мне, есть те, кто вне Норы и Псарни, кто не позабыл о сотнях тысяч подданных, что страдают в оковах.
Когда бы глаза были лампами, ох, когда бы глаза были лампами, то огонь, который вспыхнул в зрачках лейтенанта, осиял бы весь шатер.
— Император?
— Император не сделает ничего, что поставило бы под угрозу интересы Империи. — В голосе Ласкольника снова появился шелк и кружева, намоченные в масле. — Все сплетни о том, что его величество вмешался в дела, могущие повлиять на внутреннюю политику наших друзей, ложны.
— Тогда, чего же хот… чего хочешь ты, генерал? Зачем ты сюда приехал?