Каждому свое
Шрифт:
– Французы, добрые французы! – прокричал он. – Я тоже француз, и вы должны мне поверить. Россия не питает вражды к вам. Русская армия не знает чувства мести. Никто не спорит, что император Наполеон принес вам много славы…
– Великий император! – грянуло из каре.
– Но он принес Европе страдания, кровь…
Ряды каре раздвинулись, будто в заборе открыли калитку. Из гущи спрессованных тел лошадь вынесла французского офицера. Он держал в руках пистолеты, украшенные золотыми головками императорских орлов наполеоновской гвардии.
Это был брат Рапателя… его родной брат.
– Так умри же, отродье Франции! – крикнул он.
Пистолеты
Лошадь Рапателя, ощутив свободу в стременах, вихрем унеслась обратно – прямо в русский лагерь, где горнисты оторвали от губ валторны… Артиллерия сокрушила центр каре, в которое первым вломился богатырь Орлов.
Французы уже не стреляли, но оружия не выпустили. Между ними ходили русские, отнимали ружья:
– Ну хватит, все… довольно! Париж-то – вон он…
Орлов подвел к царю белую лошадь Рапателя:
– Бедняга обещал подарить ее вам. Она ваша.
– Нет, Орлов, – отказался Александр. – На этой удивительной лошади вам еще предстоит въехать в Париж.
Фер-Шампенуаз – последняя битва на земле Франции. Вдалеке уже завиднелись высоты Монмартра.
16. Первые в Париже
В праздничных рядах Пале-Рояля, там, где шумно торгуют магазины, соблазняя донских казаков «часами с музыкой» и говорящими попугаями, там, где перед витринами фланируют веселые парижанки, кокетничая с русскими офицерами и не боясь, что их дети станут «дикими и косоглазыми», там, где старый Блюхер три дня без просыпу пьет шампанское и режется в карты, угрожая немедленно взорвать мосты Парижа и растащить все сокровища Лувра, там, где щелкают шары бильярдов и под мотив вульгарной песенки «Мальбрук в поход собрался» звенят до утра фишки рискованного лото, – там, в отдельном кабинете ресторана, Михаил Федорович Орлов собрал друзей:
– Европу и народы ее мы от деспотии Наполеона избавили. Не пора ли теперь подумать о своем несчастном отечестве, дабы избавить народ великий, народ российский от постыдных тягот крепостного состояния, от нужды и бесправия…
Орлов был сегодня в генеральском мундире, при сабле Моро, с которой уже не расставался.
– Друзья, станем же первыми! – воззвал он. – Я предлагаю образовать тайное общество честнейших и благороднейших людей, для которых народ, свобода и отечество да будут навеки святы! Мы назовем наш союз ОРДЕНОМ РУССКИХ РЫЦАРЕЙ… Другого названия я не мог придумать, и, может, через сто или через двести лет станут называть нас иначе.
Он сел, опустив подбородок на эфес сабли, как это делал и генерал Моро. С эфеса, гневно разевая свой клюв, кричал петух, зовущий людей к пробуждению.
Петухи кричат на святой Руси.Скоро ль будет день на святой Руси?Эпилог
Мнимые интервью
А если я скажу вам, что последний ветеран «Великой армии» Наполеона умер в Саратове, вы мне поверите? А если я скажу вам, что, рожденный в 1768 году, он скончался в 1894 году, вы мне тоже поверите?.. Моя беда: не умею заканчивать романы и завидую тем, кто умеет. Меня не спасет даже то обстоятельство, что следующий роман, «Париж на три часа», связан с этим романом… И сейчас я хочу пофантазировать в пределах реального, придерживаясь точных исторических фактов. Представим, читатель, что я, ваш покорный слуга, вернулся в прошлое. Начнем с того момента, как я навестил в Петербурге графа А. А. де Бальмена, бывшего русского комиссара на острове Святой Елены. Александр Антонович уже ничего не видел, ему предстояла сложная операция по снятию катаракты…
– Наверное, вы будете спрашивать о Наполеоне… Ну, что Наполеон? Обычный человек, как и все люди. Только более капризный, чем все. Он напоминал актера, который ушел со сцены, не доиграв роли, всеми освистанный. Мне, честно скажу, уже поднадоели все банальные о нем вопросы.
– А если я задам вопрос не банальный?
– Постараюсь ответить.
– Правда ли, что Наполеон был плохим кавалеристом?
– Да, это не Мюрат. Но у меня есть доказательства тому, что Наполеон умел держаться в седле… Однажды в горах на острове Святой Елены он совершал прогулку верхом. Его сопровождал конвой англичан. Чтобы избежать надзора, Наполеон совершил на лошади прыжок в пропасть. Англичане поскакали к Лоу, дабы известить его о самоубийстве Бонапарта. Но когда Лоу примчался в Лонгвуд, он застал императора за обедом.
Мы легко разговорились. За окнами кабинета плавала синева морозных улиц вечернего Петербурга, от печей исходило приятное тепло. Бальмен наизусть цитировал Корнеля и Расина, в его книжном шкафу я заметил разрозненные номера парижских альманахов, которые публиковали его… стихи! Он был поэтом. Впрочем, французская литература остановилась для Бальмена на Альфреде де Виньи.
– Вот Бальзака я уже не читал, – сознался он.
Я спросил – где его застала Отечественная война?
– Весну двенадцатого года я встретил в Триесте. Вы догадались, кем я был в русской армии… Едва Наполеон выехал из Сен-Клу в Дрезден на «съезд королей», я тронулся по его следам. Вместе с его армией я вступил в Вильно, откуда и был отозван министром Барклаем в Смоленск.
– Смоленск? Там Орлов имел беседу с Наполеоном.
– Но меня уже не было в России… Из Смоленска я попал в Лондон, где, кстати, удостоверился в благополучном прибытии жены Моро, затем проследил и пути самого генерала Моро до его свидания с Бернадотом в крепости Штральзунда.
– Какое на вас впечатление произвела жена Моро?
– А никакого… Эта креолка, говорят, все уже давно промотала. Тут была ее дочь, госпожа Курваль, которая, думаю, и не прожила бы, если бы не пенсия от казны России.
Я смотрел в пустые, полумертвые глаза графа Бальмена, которые видели слишком много для жизни одного человека.
– Верно ли то, что Наполеон в Вильно спросил Балашова, какие дороги ведут в Москву, и Балашов якобы ответил, что дорог много, так, например, шведский король Карл Двенадцатый избрал дорогу до Москвы через Полтаву?
– О том, что такой разговор был, я слышал от многих. В частности, и от графини Шуазель-Гуффье, жившей в Вильно, где она не раз встречалась с Балашовым, Александром и Наполеоном… А почему вы меня об этом спросили?
– Потому что в обществе существует мнение, будто Балашов сочинил свой остроумный ответ гораздо позже.
– А зачем ему сочинять позже, если об этом он говорил сразу по возвращении из Вильно? Балашов был как раз человеком едкого остроумия. Дурака бы и не послали! Но мне в голову приходит порою кощунственная мысль: не затем ли Александр отправил к Наполеону генерала Балашова, чтобы к рукаву его мундира пристегнуть поручика Орлова? – Бальмен сказал, что теперь Орлова помнят как декабриста, но забыли, что он был крупнейшим агентом разведки, и, если зачеркнуть эту сторону его жизни, образ Орлова как человека сразу потускнеет. – На эшафоте декабристов была уже готова шестая петля – лично для Орлова, но его брат Алексей, приятель нашего Николая Первого, на коленях ползал перед царем, слезно вымолив для брата прощение…