Каждому свое
Шрифт:
Выходящий из леса всегда вызывает недоверие, другое дело идущий по дороге, которая сама по себе уже легализует его на земле бренной. Северов улучил момент, когда мужик повернулся к нему спиной, вышел из леса и спокойно направился в сторону незадачливого возницы.
Тот сидел у кювета, мрачно поглядывая на откатившееся в сторону колесо и торчавшую тележную ось.
– Бог в помощь, – прохрипел Северов, подойдя ближе к мужику.
Тот недовольно повернул голову и невнятно пробурчал:
– Бог тут ни при чем, клин запорный выпал, потому и колесо съехало.
Причинно-следственная
– Может, поискать? – предложил Северов. Мужик глянул с усмешкой на дитя нерадивое.
– Это же верст десять по канаве итить надо, и то не вдруг найдешь.
– Тогда можно из молодняка новый выстрогать, – предложил Северов.
– А то б я без тебя б не додумался. Чем прикажешь, пальцами что ли строгать? – мужик сделал в слове «пальцы» ударение на последнем слоге.
– Почему пальцами? – машинально скопировал мужика Северов и достал из кармана небольшой перочинный нож с деревянными накладками и надписью на металлическом лезвии «Золлинген». – Дед с Первой мировой привез. Сталь немецкая, четверть века не точена и все как бритва.
Лгать неприлично, но если во имя правого дела, то можно. На самом деле Северов подобрал нож где-то в немецком окопе после того, как выбили оттуда противника. Мужик искренне принял современный немецкий нож за сувенир четвертьвековой давности и попросил разрешения апробировать его в действии.
За несколько минут он действительно легко и умело обработал кусок дерева, превратив его в необходимый клин, удерживающий колесо на оси.
– Таким даже телегу сработать можно, а не то что палку выстругать, – с благодарностью он вернул хозяину нож и, собравшись в дорогу, поинтересовался: – Далеко ль собрался?
– Иду в великий град Псков.
Русский мужик – существо сложное. Бывает умен, бывает добр, но хитер обязательно, поэтому требует особого подхода. Это Генрих знал точно. А потому как ни в чем ни бывало добавил: – Засветло не успею, переночую, тут есть места знакомые.
– Что ж, ты мне помог, я тебе добром отплатить должен. Садись, подвезу, только если немцы… Они долго разбираться не любят. Их понять по языку трудно, да и по смыслу тоже, так что сам отвечать будешь, ежели что.
– Я уже четыре патруля прошел, пока из Минска ехал. – Северов уселся на противоположной стороне телеги, чтобы уравновесить мужика и лошадь, которая безо всякого энтузиазма потянула телегу.
Поначалу ехали молча.
– Как у вас там, в Минске, хуже, чем у нас? – вдруг поинтересовался мужик.
– С чего это у нас лучше будет? Везде одно и то же.
– Понятно. Власть – она одна пришла, везде теперь без разницы будет. У нас пока только колхозных коров угнали, до личных еще не дошли.
Он как бы икнул и неожиданно умолк. Дорога повернула резко вглубь леса, и ними предстала картина, от которой запросто могло остановиться дыхание.
Уступив всего одну колею для проезда, справа стоял немецкий грузовик «Блиц» с задранным капотом. Два немецких солдата в форме, проникнув с обеих сторон под капот машины, с очевидным знанием дела устраняли возникшие в моторе неполадки. Третий, чином посолиднее, стоял у крыла машины и подавал им требуемый инструмент. Работа шла бойко, и немцы
Северов опустил руку в карман и сбросил предохранитель на пистолете.
– Вот тебе и новая власть на машине застряла.
– Машина – не лошадь. В любой момент отказать может, – отозвался мужик, натянув левую вожжу и объезжая грузовик.
Услышав русскую речь, один из копавшихся в моторе поднял голову и внимательно проводил взглядом проезжающую телегу с двумя мужиками. Обогнув препятствие, лошадь не спеша втянула телегу в прежнюю колею и, словно почувствовав напряжением спиной, не то чтобы побежала, но пошла быстрее. Не поворачивая головы, Северов почти до боли скосил глаза вправо и зафиксировал прежнюю возню вокруг немецкого грузовика.
Далее какое-то расстояние проехали молча. Как и следовало ожидать, первым не выдержал мужик:
– А у тебя, я смотрю, при виде немцев голос пропал.
– Со страху не то случается.
– Это верно.
Дальше ехали молча. Каждый думал о своем. Одно было очевидно – отношение мужика к нему после встречи с немцами изменилось. Из разговорчивого человека он вдруг превратился в молчуна. И это не обещало ничего хорошего.
Вообще отношение у крестьян к Советской власти было, мягко говоря, неровное. Ради индустриализации государство отбирало у них всё, возвращая лишь маленькую частицу благодарности. Глядя на шею крестьянина, высушенную солнечными лучами, на его ветхую одежду и явно недокормленную лошаденку, Северов ощутил какую-то тревогу и неуверенность в складывающейся ситуации. Если он настроен против существовавшей в России власти, то сдал бы его при первой же возможности немцам, а ведь он этого не сделал. С другой стороны, всё произошло так неожиданно и быстро, что он мог не сообразить, что нужно сделать за такой короткий отрезок времени. Сейчас у мужика появилась возможность все как следует обдумать и действовать далее в соответствии с его убеждениями и отношением к Советской власти, а также к немцам, что пока из общения с ним четко не проявилось.
И тем не менее дальнейшая поездка становилась для Генриха опасной. Какие мысли были у него в голове, и какие еще придут по дороге, спрогнозировать не представлялось возможным.
– Послушай-ка, дорогой, скажи, до Большого Загорья далеко?
– Зачем далеко?! Рядом. Выйдем сейчас на поле, направо дорога вдоль леса пойдет прямо в Загорье, никуда сворачивать не надо.
В голосе Северов почувствовал нотки радости от реализовавшейся неожиданно надежды.
– У меня тут родственник по линии жены живет. Решил, заеду, переночую, заодно и навещу, побуду с ним, а то когда еще придется в этих краях бывать?
– И то верно. Нынче тут гнилой угол, мало кто заглядывает.
Лес кончился, и справа действительно потянулась ржавая от глинистой почвы, изобиловавшая глубокими промоинами с обеих сторон проселочная дорога, проехать по которой мог позволить себе человек или сильно подгулявший, или с большого отчаяния. Северов сошел на землю.
– Благодарю тебя, благородный человек. Подвез путника.
– Ты лучше Бога благодари за то, что живой остался.
Лицо мужика сделалось серым, скулы выкатились наружу.