Каждые пятнадцать минут
Шрифт:
– Макс, нельзя ожидать, что тебе станет лучше уже после первого сеанса, надо быть реалистами.
– Да я знаю, что нужно больше сеансов, и я хочу, чтобы мне стало лучше, поэтому я и прошу выписать мне лекарства!
– Сядь, пожалуйста. – Эрик указал ему на кресло. – Мне казалось, я уже объяснял тебе, что у лекарств бывают побочные эффекты…
– Какие, например? Я не собираюсь убивать себя, обещаю! – Макс опустился в кресло.
– Это только одно из побочных действий, хотя, разумеется, самое неприятное. – Эрик встретился с Максом взглядом и сел напротив него, положив на колени
– Но я не собираюсь этого делать, клянусь. – Теперь Макс говорил почти шепотом. – Я нужен Буле, и я в порядке, просто мне нужна помощь.
– Я понимаю, но сначала нам нужно поговорить, чтобы я лучше представлял себе, с чего начать твое лечение.
– Мы уже достаточно разговаривали.
– Я только начал узнавать тебя. – Эрика беспокоил тот факт, что Макс явно переживает кризис, но он не мог даже госпитализировать его, не убедившись, что он представляет потенциальную опасность для себя или окружающих. – Давай сменим тему. Расскажи мне о бабушке.
– Ну, она плоха. Реально плоха. Вчера приходили работники хосписа, потом социальный работник. – Лицо Макса потемнело, он запустил в волосы растопыренную пятерню.
– И как это было? – Эрик отметил, что волосы парня выглядят сальными, и сделал запись в блокноте.
– Они были очень любезны. Дали мне график своих посещений и такую, знаете, книжечку под названием «Когда время приходит…» или что-то вроде того. – Макс фыркнул. – Как будто они не в курсе, что существует интернет и что там можно найти все, что нужно. Я уже все нашел. Ну, зато они помогли мне перенести Булю в гостиную и привезли нам такую кровать, знаете, как в больнице, и кислородный аппарат. Они даже дали мне набор с морфином и транквилизаторами.
– Обычно они дают «Ативан».
Эрику не понравилось, что у парня есть прямой доступ к лекарствам, особенно таким сильнодействующим, как «Ативан», «Валиум», «Клонопин» или «Ксанакс» – они вызывают зависимость и производят эффект, похожий на алкогольное опьянение после нескольких доз спиртного. – Очень печально, что они дали это все тебе. Очень неразумно.
– Да нет, на самом деле не так. Мать была дома и встречала медсестру, так что они дали все это ей. А потом она смылась. Она пока в состоянии соблюдать приличия. Даже сказала сестре, что бывает дома каждую ночь.
– Не трогай эти лекарства, договорились?
– Конечно, да и они запакованы, и медсестра сказала, что если бабушке станет хуже, если боли усилятся или она начнет беспокоиться, мы должны ей позвонить. Ну, точнее, я должен ей позвонить – потому что матери-то все равно не бывает. – Глаза Макса вспыхнули от боли, он закусил губу: – Это называется терминальное возбуждение – так они сказали. Такое бывает, я читал в инете.
– А твоя мама была дома, когда приходил соцработник?
– Нет, ее не было. – Макс снова фыркнул. – Да я могу все сам, я все делаю, мне помощники не нужны. И если что – я все сделаю сам и буду уверен, что все сделано правильно.
Эрику трудно было даже представить тот груз ответственности, который нес этот мальчик.
– Так тебе что, никто не помогает? А сейчас кто с бабушкой дома?
– Из хосписа прислали сиделку, она с ней сейчас. Ее зовут Моник, она с Ямайки. У нее, конечно, дичайший акцент, мы ее вообще почти не понимаем, но она нам нравится. – Макс немного просветлел. – Буля любит петь, и Моник поет с ней вместе, все эти старые песни, знаете – Джуди Гарленд и все такое. Они пели «Ты заставил меня полюбить», когда я уходил, а завтра Моник собирается принести какую-то «Красную полоску».
Эрик улыбнулся.
– Это хорошо для бабушки. Как раз то, что ей нужно.
– Вот и я говорю. – Макс коротко хихикнул, но тут же остановил себя. – Мне бы хотелось самому быть там, но она велела мне идти к вам, а потом на работу, чтобы все шло своим чередом. Как будто все нормально.
– Я ее понимаю, а ты?
– Ну… да. Но я сказал начальнику, что работать буду только утром, потому что в это время она все равно всегда спит. А в полдень начинается ее любимое шоу по телевизору, и мы посмотрим его вместе. – Макс горько улыбнулся: – Она фанатка «Золотых девочек» [8] .
8
Американский телесериал конца 80-х – начала 90-х.
Эрик улыбнулся, тронутый этой искренней любовью и заботой. Но его волновал вопрос, придет ли сегодня утром на занятия Рене Бевильакуа.
– Ты работаешь по воскресеньям?
– Ага, многие студенты устраиваются на лето на работу, поэтому приходится заниматься только по выходным.
Эрик сделал пометку: «Рене – утром?»
– Тебе будет очень трудно выдержать все то, что тебе предстоит, да еще работа…
– Да уж наверное. – Макс помолчал, видимо, пытаясь собраться с мыслями. – Это все ужасно, знаете, понимать, что она… что это конец. Я все время думаю – сколько ей еще осталось? Ну, типа – как долго может прожить человек, если он не ест и не пьет? Я спрашивал у Моник – но она сказала, что это все индивидуально. А вы как думаете?
– Я думаю, у сиделки из хосписа в этом смысле опыта больше, чем у меня.
– Да я просто хочу знать, вы же доктор – как вы думаете? Сколько ей еще осталось? В инете написано, что если не есть и не пить – проживешь от трех до пяти дней.
– Я могу помочь тебе принять это, когда оно произойдет, и я рад, что ты заговорил об этом. Воспользуйся оставшимся временем, подумай о ваших чувствах. Цель нашего с тобой лечения: чтобы ты научился выражать свои эмоции, так давай попробуем – и ты обязательно почувствуешь себя лучше и счастливее.
– Если бы вы выписали мне лекарства, я бы вообще не испытывал никаких чувств. И тогда я был бы спокоен и счастлив.
– Но мы используем вербальную терапию…
– Доктор Пэрриш, судя по всему, мне придется купить то, что мне надо, у ребят из школы. Я знаю кое-кого, кто таскает «Валиум» у матери, а еще можно достать «Риталин» или «Аддерол», причем легко.
– Не стоит этого делать. Никогда не бери ничего подобного ни у кого – и другим не надо бы этого делать. – Эрик решил пока не развивать эту тему, она никак не помогла бы ему раскрыть мальчика. – Все-таки дай мне побольше информации. Где твоя мать? Ты сказал, она работает. Где?