Каждый – кузнец своей судьбы
Шрифт:
–. Да Вы кажется правы!
Обратимся к краткой истории появления автомобиля. Сердце автомобиля – двигатель внутреннего сгорания. Первые двигатели были разработаны французом Е.Ленуаром в 1860 году и немецким инженером Н.Отто в 1877 году. В обеих разработках горючее сжигается внутри цилиндра, в результате чего вырабатывается механическая энергия.
В развитии науки «Теория двигателей» велика заслуга таких русских учёных, как В.В.Гриневецкий, Б.И.Мазинг, Н.Р.Брилинг, Б.С.Стечкин и др. Отцом же науки «Теория автомобиля» считается академик Е.Чудаков.
Начиная с 50-х годов ХХ века руководство Узбекистана целенаправленно начало готовить научные кадры. В Россию и Украину была направлена одаренная молодежь и за короткое время была подготовлена плеяда молодых ученых. Постепенно эти ученые заняли ответственные посты в научных институтах и вузах. Одним из таких ученых был и автор повести, и благодаря ему узбекские студенты
Здесь придется рассказать о себе.
–. Для меня, как для врача, самое интересное, видимо, наступает теперь. Продолжайте…
ДЕТСТВО
Я родился 11 февраля 1940 года в Ташкенте, в нынешнем Шайхантахурском районе. Тогда это место называлось тупиком Хаджапархан, а махалля Аллан. Отец Мукаддир был образованный и занимался торговлей… Дед Кадирбай, чтобы не оказаться в числе кулаков, всё своё богатство отвёз в Москву и собственноручно сдал в НКВД в 30-ые годы XX века. По словам матери, я родился в сандале, так как была зима. Когда я родился, отец работал директором в колхозном магазине. Его я помню смутно. Один эпизод врезался в память, когда его отправляли на войну. Позже я узнал, что это было осенью 1943 года. Когда новобранцев выстроили на Ташкентском вокзале, я подбежал к папе и отдал ему сверток. Помню, как потом мы его провожали: он платочком вытирал слёзы, а я – на его коленях… Больше ничего не помню. Мать в это время была беременна пятым ребёнком. Отец с фронта написал маме, что ему снился вещий сон, родился мальчик. Действительно, так и было. В апреле 1944 года мы с фронта получили «похоронную», так называемое «чёрное письмо», мать осталась вдовой с пятью маленькими детьми. Она, кроме начального образования по арабской письменности, больше никакого образования не имела. Жить нам помогали дед и дядя по линии матери. Мы держали корову, купленную ещё отцом, жили рядом с колхозом. Старшая сестра Бахтия, родившаяся в 1931 году, работала с 14 лет в колхозе: учиться в школе было некогда, надо было помогать семье. Несмотря на тяжёлые времена мать не отдала нас в детский приют, хотя советчиков было много. Я помню: мать продала все свои богатства соседским женщинам – золотые и бриллиантовые серьги, браслеты; одеяло, курпачи и другие ценные вещи за бесценок и плакала… Я старался поддержать маму и говорил: «Мама, я вырасту и буду большим человеком и куплю вам все ваши вещи. Не плачьте». И она успокаивалась… Чтобы кормить нас мать пробовала зарабатывать на жизнь разными путями. Наконец, она вступила в кооператив, где на дому шили ватные одеяла для солдат. Затем научилась шить фуфайки, халаты и прочую женскую одежду. Я много помогал ей. Наша швейная машинка «Зингер» была старая; если заготовки не тянуть рукой, машина не строчила, вот я медленно и вытягивал прошитый материал. Готовую продукцию мама продавала на рынке. На вырученные деньги она покупала сырье для последующей работы и продукты питания. Вечером она возвращалась домой нагруженная, очень усталая и подавленная. Мама всегда была занята, не помнится, чтобы она отдыхала или улыбалась. Времена были тяжелые, не хватало средств для существования, зато душевного тепла, заботы и внимания в нашей семье было в избытке. Именно это тепло согревало меня на протяжении всей моей жизни в самые тяжелые и напряженные её периоды. Мы жили очень дружно, были всегда внимательны друг к другу, старались помочь, поддержать друг друга. Все домашние работы выполняли я и моя младшая сестра Мухаббат. Зная характер матери, старались чисто убрать в комнатах и во дворе. Если мама, где-нибудь замечала чуть-чуть мусора, всё, нам было несдобровать. Наш двор был один из красивейших в махалле: всегда чисто убран, опрятен. Мать очень любила цветы, поэтому во дворе было много роз и различных других цветов, над которыми всегда кружились пчелы и живописные бабочки. Маленький арык, который протекал через весь двор, в знойные дни восточной чилли дарил желанную прохладу, вода в этом ручейке всегда была чистая и прозрачная, пригодная для питья. Мама прекрасно готовила, особенно мне нравились мошкичири и мошхурда. Это сытные блюда бедных. Мы учились готовить у мамы. У мамы был твердый характер, сильная воля. Видимо, эти черти перешли ко мне… Терпеть не могу бесхарактерных людей, ложь, несправедливость. В человеке все должно быть красиво и гармонично. Помню, наш дом находился на месте нынешней школы №243, что находится напротив спортивного ледяного дворца «Алпомиш». Двор у нас был большой, 18 сотых гектара. Там росло множество фруктовых деревьев: вишня, урюк, орешник, слива, персик, был виноградник. Летом, при массовом созревании фруктов, я возил урожай на базар. Цены были низкие, но для семьи вырученные деньги были подспорьем. Для сбора урожая я приглашал мальчишек махалли и ставил им условие: за оказанную помощь каждый может съесть, сколько
Построек во дворе было мало. Глиняный домик с верандой, кухня и хлев.
Из-за отсутствия источников дохода в 1955 году мать продала наш сад за 2 тыс. рублей. Покупатель же, не успев оформить сад на своё имя, был осуждён, а земля формально продолжала числиться за нами. Мать, не зная об этом, исправно платила налоги, хотя на еду денег не было. По возвращении из заключения покупатель нашего сада, не имея возможности возместить маме сумму выплаченного ею налога, вернул нам наш сад, компенсировав, таким образом, мамины затраты, спустя год сад все-таки пришлось продать за 6 тыс. рублей.
История с садом высвечивала отдельные черты маминого характера. Врезался в память такой случай. К нам часто заглядывал инспектор и требовал оплатить земельный налог. Но откуда было взять денег, если мы, пятеро несовершеннолетних детей вместе с мамой, жили почти впроголодь, а государство по неизвестной причине не назначило пенсию и льготы в связи с потерей кормильца в Великой отечественной войне. При повторном появлении инспектора с угрозой выселить нас из дома мать очень рассердилась, взяла в руки кетмень, поднялась на глиняную крышу, ударила кетменем по ней и начала разбрасывать землю, приговаривая: «Если только за этот глиняный дом я должна платить столько налога, лучше я его разрушу». Комья земли летели в инспектора. Он испугался и убежал. Так, доведенная до отчаяния женщина, пыталась отстоять права и защитить свою семью.
Были времена, мы голодали, но не вышли на улицу с протянутой рукой, не занимались спекуляцией, только честным трудом зарабатывали на кусок хлеба. Не стеснялись помочь по дому соседям. Они у нас были люди добрые. Запомнились семьи Толиб ота и дяди Абдуллы. Иногда они отдавали нам свою старую, поношенную одежду, которую мать чинила и перешивала для нас. Мы всегда были чисто и аккуратно одеты.
Помню, родственники по линии отца жили хорошо, но помогали мало и неохотно. (Только дядя Миргияс старался нас поддержать и подбодрить.). Причина такой неприязни была в том, что отец женился на моей матери по любви, вопреки желаниям родителей. Только, благодаря поддержки дяди Миргияс удалось заменить метрику братишки и добиться пенсию…
Дедушка по матери Ташпулат заргар постоянно заботился о нас, о нашем здоровье. Помню в годы войны и до 50-ых годов он каждую пятницу с собой в тряпичной сумке приносил продукты для плова и мать готовила для нас это блюдо, и мы с удовольствием ужинали и благодарили деда. Мы его очень любили… Он меня называл профессором…
Мать была красивой, умной, правда, иногда излишне сердитой. Да и как иначе. Представьте 33–х летнюю женщину с пятью маленькими детьми, вдову. Детей надо кормить, одевать, обувать, учить и выводить в люди. Без мужа не всякая женщина возьмёт на себя такое бремя, но мать стойко переносила все невзгоды и никогда не жаловалась. Всегда твердила, что воспитала нас честными и правдивыми людьми. Этим она всегда гордилась, это она считала своим самым большим счастьем в жизни.
Вспоминаются наши детские игры, например, игра в «чилляк». Палкой длиной в 50 см ударяли по маленькой палочке, в 10?15 см, причём концом большой палки надо было с земли поднять малую и ударить по ней. Чем дальше отлетала маленькая палка, тем считалось лучше. Проигравший должен был добежать до этого места на одном дыхании, в противном случае он на своей спине обязан был протащить партнёра до места падения чилляка.
Интересной была игра в орешки. Чтобы выиграть в этой игре, надо было чётным числом орехов попасть в ямку. Если в ямке оказывалось нечётное число орешков, то весь выигрыш доставался партнёру. Ребята повыше ростом в этой игре часто выигрывали, так как длинное туловище, длинные руки давали возможность точно попасть в ямку.
Была ещё одна игра в орешки, она приучала детей меткости. Каждый игрок по одному ореху выставлял «на кон». Орешки выстраивались в один ряд, промежутком примерно в один метр. Требовалось, чтобы игрок с определённого расстояния своим вторым орехом «выстрелил» с помощью пальцев по выставленным орехам. Если попал, значит, забираешь выигрыш себе и первым начинаешь бить по другим орехам в ряду. Вот тут проявлялось мастерство. Я очень любил эту игру: обычно выходил из дома с двумя орешками, а возвращался домой с 50–60. Поскольку играли мы каждый день, то на зиму я запасался целым мешком орехов. Мальчики на улице часто опасались играть со мной. В меткости я не уступал никому, даже с 6–7 метров мог «сбить» орех с ладони партнёра.
Любили мы и футбол. Мячи были тряпичные. Полем служила улица. Игроки одеты кто как. Мы зачастую гоняли мяч без обуви, босиком. Сколько отбитых пальцев, вывихов, ран, сколько было боли, обиды и сколько радости. Наш уличный футбол смотрели даже взрослые, было шумно, пыль стояла тучей. Не было ни радио, ни «лампочки Ильича», а жить было нам, мальчишкам, очень интересно.
А ещё мы боролись. Вечером на лугу собирались мальчишки, чтобы помериться силой. Мне тогда было около 8 лет. Помню, я часто выигрывал.