Каждый может любить
Шрифт:
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Ну как же так-то! Весенняя обувь казалась самым настоящим адом. После свадьбы Марии и Виктора прошло несколько месяцев, на дворе благополучно наступила весна, а мой срок подошел к восьми месяцам ровно. Март подкрался незаметно, до родов всего тридцать дней, а я уже не могу застегнуть эти чертовы сапоги!
– Даш, - в телефонной трубке прозвучал обеспокоенный голос, - мне подняться? Все в порядке?
– Я пытаюсь обувь застегнуть, подожди, пожалуйста…
Из-за изменившегося
По щекам предательски потекли слезы, все тело мгновенно покрылось испариной, и затряслись руки – эмоции стало сдерживать с каждым днем все труднее.
– Открывай! Что там у тебя случилось? – все же Преображенский не выдержал и поднялся из машины ко мне. Открыв ему дверь, я хлюпала носом, печально держала в руках сапог и чувствовала себя очень большим печальным комочком грусти, - ты что, арбуз проглотила, пока я в командировке был?
Александр застыл в дверях с открытым ртом. Он смотрел на мой огромный живот, и как раз в этот момент Марианна решила растянуться – ножки в одну сторону, ручки в другую…
– Ой. О-ой… - перед глазами все резко потемнело от внезапной сильной боли. Я тут же села на тумбу в коридоре и схватилась за живот, стараясь не ругаться на чем свет стоит. В последние дни я только и делала, что бранилась, причем очень жестко, как обычно пьяные сапожники делают. – она из меня отбивную делает…
– Я сквозь твою кофту вижу ее пятку! – Александр тут же подбежал и вместо того, чтобы помочь, решил почесать малышку за видимую часть ножки. – ничего себе! И правда пятка! Прости… я не удержался… Просто реально как в фильме “Чужой”… Давай свои ноги, мамочка!
Я продолжала грустно хлюпать носом, пытаясь побороть желание расплакаться из-за собственной беспомощности и дикой радости за то, что Саша рядом.
– Са-аш…
– Чего тебе? – мужчина спокойно надел мне сапоги и застегнул проклятую обувь, которая из-за отеков стала мне немного мала, - я сегодня добрый, если что, могу и за ананасами с огурцами сбегать, лобстеров там поймать…
– Да я не об этом…
– А о чем? – мужчина поднял на меня голову и тут же рассмеялся, - ты правда как панда, Даш. Только теперь так щечки надула, что ничего кроме умиления это не вызывает.
– Спасибо, Саш, - я вновь хлюпнула, но мужчина продолжал улыбаться, и когда я наконец-то встала с его помощью на ноги, он меня обнял. Крепко, сильно, уткнувшись носом в плечо.
– Я скучал, глупая беременная панда, - Преображенский продолжал улыбаться, а мне от этого становилось не по себе, – поехали в магазин, выберем
– Заранее покупать – плохая примета, - серьезно ответила я, с удовольствием позволив ему помочь мне надеть осенний пуховик, - но мне так хочется уже потискать в руках маленькие ползуночки, что просто сил нет терпеть…
– Да уж, беременность – это сложно, - Саша смотрел на меня большими удивленными глазами, глубоко вздохнул и подал руку, - держись, не хватало еще того, чтобы ты упала. Ты имя уже выбрала? Или до сих пор мучаешься?
– Марианна!
– Точно? Или все же Александра? А может быть Марина?
– Марианна! И точка! Хотя… Знаешь, мне еще Полина нравится…
– Так и знал, что выбор не окончательный…
После свадьбы его брата и Марии мы благополучно вернулись в город и тему отношений больше не поднимали, но наш разговор помог мне многое понять – он боится не только моей беременности и положения, а моих чувств. Он не может знать, что происходит у меня внутри. Я и сама не могла до конца понять, что мною движет. Да, я знала, что не впущу в свою жизнь Дмитрия, но я не знала, стоит ли впускать в нее Александра, который сильно боится моей беременности, моего возможного выбора и его повторно разбитого сердца. Он колеблется, а я не знаю, как его подтолкнуть к себе, не оттолкнув при этом.
Работать с таким большим животом становилось сложно. Пришлось отказаться от домашнего труда и полностью перейти в студию. Личная помощница таскала холсты, да и в принципе всегда была рядом, готовая помочь при необходимости. Я больше не могла долго работать над картиной, приходилось делать большие перерывы, и в конечном итоге я все же ушла в декретный отпуск, лишь изредка появляясь в студии. Картины для офисов Преображенского уже давно были готовы и ждали своего звездного часа, а точнее оценки заказчика. Десять картин для холлов и пятнадцать для приемных уже были одобрены Виктором, осталось слово за Сашей, хотя и так было понятно, что главный сейчас все равно его брат.
В командировке Преображенский был не долго – чуть меньше месяца, но при этом он как всегда звонил перед сном, а днем я постоянно была на связи для его докторов. Не знаю, что он там им сказал, но они дико боялись любого моего чиха, готовые вызвать скорую из-за простого насморка.
– Ты в машину-то влезешь? – Саша наблюдал за тем, как я залезаю на заднее сидение, тяжело при этом дыша. В последнее время мне было постоянно жарко, но затем вечно бросало в холод.
– Влезу, наверное…
Преображенский с ужасом смотрел на мой живот, вытаращил глаза и все же произнес:
– Я раньше не думал, что беременность — это так сложно. В голове даже мыслей не было по этому поводу, этот процесс всегда казался естественным и все женские жалобы даже на работе воспринимались мной как попытка манипулировать.
– А оказалось, что нам реально хреново, да?
– Я смотрю, в твоем лексиконе появились современные словечки, пока меня не было. От кого подцепила?
– От Игоря! Он часто в студию заходил, я ему объясняла, что и как, рассказывала о разных методиках и прочее. Ой, а мы куда? Магазин же в другой стороне…