Казино (сборник)
Шрифт:
Доценко – русский человек, не немец какой-нибудь. Он виртуозно выкручивался и изворачивался. В данную минуту времени – орал в телефонную трубку, преодолевая голосом пространство и прижимистость партнера.
– Подкинь коньячный спирт! – орал Доценко. – Ну что такое марочный кагор? Церковный сироп...
Заглянула секретарша и сказала:
– Юрий Васильевич, к вам товарищ Владимир Петров.
– А кто это такой?
– С телевидения. Он сказал: пять минут. У него больше нет времени.
– У
Директор не хотел никакой огласки. Но и ссориться с телевидением он тоже не хотел.
– Зови, – разрешил директор.
Вошел Владимир Петров. На нем было длинное пальто с длинным шарфом. Длинные волосы вдоль лица. От него пахло нездешней жизнью.
«Сейчас спросит про коттедж», – подумал директор. Но Владимир спросил:
– Простите, у вас работает Виктория Поросенкова?
– А что? – насторожился директор.
– Ничего. Просто мне надо с ней поговорить.
– Зоя! – гаркнул директор.
Вошла секретарша с официальным лицом.
– Проводи товарища в наш роддом.
Вика стояла в белом халате и белой шапочке. Смачивала яйца водой – так надо было по технологии. В электронесушках создавались условия, близкие к естественным.
Вика стояла и думала о Владимире, и в этот момент он вошел в белом халате и белой шапочке. Вике показалось, что она сошла с ума по-настоящему. Начались зрительные галлюцинации. Но галлюцинация подошла и поздоровалась голосом Владимира Петрова. Потом спросила:
– Сколько вы здесь получаете?
Вопрос был не американский. В Америке неприлично задавать такие вопросы. Однако мы не в Америке, а на куриной фабрике.
– Нисколько, – ответила Вика.
– Это как? – не понял Владимир.
– Нам шесть месяцев не платили. Обещают заплатить.
– А как же вы живете?
– Нам выдают кур. Яйца. Растительное масло по бартеру.
– И это все?
– А у других еще хуже. На мебельной фабрике фанерой расплачиваются. А куда ее, фанеру?
Помолчали.
Было похоже, что Владимир спустился со своих высот на землю. Их телевизионный канал принадлежал частному лицу. Это лицо было хоть и неприятное, но не бедное. Расплачивалось твердой валютой.
– Да... – проговорил Владимир. – У меня к вам предложение.
Вика напряглась.
– Я ищу человека для моей дочери.
– Няньку? – догадалась Вика.
– Человека, – уточнил Владимир. – Нянек сколько угодно. Я буду платить вам пятьсот долларов. Пятнадцать тысяч рублей.
– В год? – не поняла Вика.
– В месяц.
– А почему так много?
– Это не много. Дело в том, что моя дочь Лиза больна. У нее тяжелое психическое заболевание.
До Вики дошел смысл слов «в каждой избушке свои погремушки». В доме – трагедия. Больной ребенок. У Владимира – тяжкий крест. Бедный Владимир... Бедная Лиза...
– А сколько ей лет? – спросила Вика.
– Девять.
Вика догадалась, что Лиза – ребенок от первого брака. Брак распался. Ребенок достался отцу. Ребенок жил там, где его лучше содержали.
– Саша сказала, чтобы я сдал Лизу государству, – поделился Влад. – Есть такие заведения. Саша сказала, что Лизе все равно. Может быть. Но мне не все равно.
Вика подумала: если бы у нее был больной ребенок, она тоже не сдала бы его государству ни при каких обстоятельствах. Больного еще жальче, чем здорового. Вика не видела Лизы, но уже любила ее и защищала от эгоистичной, жестокой Саши.
– У меня нет времени на Лизу, но я ее люблю. И я разделю с ней ее участь, какая бы она ни была. И мне очень важно, чтобы рядом был человек, которому я верю. Больного ребенка так легко обидеть, оставить голодным. Она ведь не может даже пожаловаться...
У Владимира задрожали щеки.
Вика опустила глаза. Она не могла смотреть на страдания любимого человека. От нее зависело: метнуться и подхватить крест, который оттягивал шею. Облегчить ношу.
– А почему вы решили, что этот человек – я?
– Чувствую, – объяснил Владимир. – Вы мне нравитесь.
«Но я вас не люблю», – мысленно продолжила Вика. Но вслух не озвучила. Промолчала. Не о ней речь.
Вечером Вика смотрела с дедом мексиканский сериал. В этой серии злые люди подложили Нанду наркотики, и бедный Нанду загремел в тюрьму. Злые силы так же сильны, как добрые. Бог и Дьявол – равновеликие соперники.
Вика сидела перед телевизором, но ее глаза были повернуты внутрь себя. Из чего состоит ее жизнь? Она взращивает цыплят, которые вырастают в кур. И прямиком идут в убойный цех. И там погибают, послав миру последнее «прости». Выклевываются новые цыплята. И все идет по новой. Это похоже на переливание из пустого в порожнее. А все для чего? Чтобы накормить людей курятиной сомнительного качества, ибо в человека попадают их искусственное осеменение, искусственный корм, тюремная жизнь без движения и солнца и их предсмертный ужас.
А у Владимира она поможет Владимиру. И в этом будет большой смысл очищения, как говорил бомж Хмельницкий. При этом деньги, на которые она сможет расширить свою квартиру, у деда будет отдельная комната. Плюс два моря – Черное осенью и Красное зимой. Плюс – девочка Лиза. Хоть и больная, но почти своя.
Раздался телефонный звонок. Это звонила Вера, сообщить про первый зуб.
– Я переезжаю к Владимиру Петрову, – перебила Вика.
Вера долго молчала. Потом сказала:
– Он будет об тебя ноги вытирать. Хочешь, чтобы об тебя вытирали ноги?