Казнь по кругу
Шрифт:
— Что доктор прописал! — опять завопила Люба. Не могла она сегодня тихо говорить. Вдруг спохватилась: — Ты же за рулем?
— А мы чего-нибудь интеллигентного, почти без запаха: «Джим Бим», кентуккийское виски. Пойдет?
— Ты сегодня богатый?
— И еще с месяц буду богатый, — похвалился Сырцов, вспомнив про солидный чек.
— Заводи тогда! — приказала Люба.
— Богатые, возьмите меня с собой! — проплакал сверху голос.
— Учиться, учиться и учиться! — строго процитировала классика марксизма-ленинизма Люба. — Надо побороть
Отоварились в ужасно дорогом магазинчике на Волхонке и через Якиманку по Ленинскому свободно в вечернем московском безмашинье помчались к Воробьевым. Миновали смотровую площадку и за церквухой отыскали памятную для них обоих скамейку. Здесь год тому назад они понравились друг другу.
Безлюдье, а ведь еще только поздние сумерки. Лишь изредка направлялись в заросли крутого спуска сексуально озабоченные, а потому и отважные пары.
Из багажника «девятки» Сырцов извлек пустой кейс (зачем ему кейс, он и сам не знал — подарили), плотно пристроил его на скамеечных рейках, как скатертью накрыл сегодняшним «Спорт-экспрессом». Извлек из фирменного пакета фигурную бутылку «Джима Бима», пластмассовые стаканы, двухлитровый снаряд тоника, драгоценную рыбку в вакуумной упаковке, нарезанную ветчинку, бумажные тарелки, в общем, раскинул роскошный стол.
— Старик Хоттабыч, — похвалила его Люба.
Открывать дорогие иностранные бутылки одно удовольствие. Как бы само отделилось мягкого металла покрытие горла, и пробочка с набалдашником, за который так легко ухватиться, с легким пуком открыла доступ к вожделенной жидкости. Сырцов умело плеснул в два стаканчика. Поднял свой и предложил банальное:
— За твою сегодняшнюю удачу.
— Только ты не смотри на меня, — предупредила Люба. — Я некрасиво пью.
— Как это — не смотри, а куда я глаза девать буду?
— А мы одновременно выпьем и в один глоток. На раз, два, три. Считаем вместе и вместе на счет «три» выпиваем, — мигом разрешила проблему Люба. — Могу и я одна считать, но пить на «три» без обмана. Приготовились. Начали!
— Раз, два, три! — просчитала с акцентом на «три» Люба, и они одновременно выпили. А когда запили тоником и стали жевать рыбку (которую и жевать не надо было, сама как бы таяла во рту), Сырцов ни с того ни с сего вспомнил, как они с Кузьминским на «раз, два, три» одновременно сняли телефонные трубки для разговора с Цыпой.
Сырцов быстренько разлил по второй.
— Я психически и физически истощена, — предупредила Люба. — Могу насосаться как зюзя.
— Соберу по частям и доставлю в целости и сохранности, — великодушно пообещал Сырцов. — А теперь для разнообразия вместо «раз, два, три!» давай «трах, бах, бах».
— Не поняла, — подозрительно и с угрозой объявила Люба. — Ты предлагаешь мне нечто неприличное или даже извращенное?
— Дурында, я предлагаю выпить по второй так, чтобы опять же не смотреть на тебя, некрасивую. Второй «бах» будет вместо «три».
— Только и всего? — разочарованно произнесла она. — Тогда давай.
— Трах, бах, бах! — скомандовал он, и они синхронно выпили по второй.
Закусили и пригорюнились. Люба подумала, подумала и решила:
— Сегодня целоваться не будем.
— Это еще почему? — возмутился Сырцов.
— От нас рыбой пахнет.
— А что делать будем?
— На Москву смотреть.
— Так ее отсюда не видно.
— За церковь отойдем к парапету и посмотрим.
— Продукт уведут, — мрачно предрек Сырцов.
— А знаешь как? — у Любы в яростной веселости во тьме засверкали бесшабашные глаза: — Я впереди пойду, а ты сзади с кейсом, как лакей с подносом. Только я выпить захочу, а ты тут как тут. Красиво, а?
— Спектакль по пьесе Островского «Горячее сердце». В роли откупщика Хлынова — даровитая актриса Любовь Листратова. Что же, начали!
Так и шли: впереди в светящейся во тьме оранжевой маечке откупщик Хлынов (он же девица Люба), а сзади лакей Сырцов с подносом (он же кейс).
Пристроились на шершавом камне парапета и принялись разглядывать Москву, которая всегда прекрасна. Петля Москвы-реки, овал Лужников, причудливый контур Новодевичьего, разноцветная глыба Кремля и, как стражники великого города, пронзительно освещенные высотные дома.
— Хорошо, — сказала Люба и прижалась плечом к его широченной груди.
— Хорошо, — согласился он. И вдруг сказал, сам от себя такого не ожидая: — Мне в нашем доме один старичок обмен предлагает. Мою на его двухкомнатную. С доплатой, конечно. Он всяких обменных контор боится, а мне доверяет. Меняться, Люба?
Она посмотрела на него испуганно и предупредила:
— С огнем играешь, Георгий?
— Так как мне быть?
— Это уж твое дело, — Люба решила быстренько снять скользкий вопрос с повестки этого позднего вечера.
— Наше, — не согласился он.
— Давай сегодня о другом, а? — попросила она.
— Тогда выпьем, — нашел Сырцов выход из кризиса.
— За Москву! — решила Люба. — За нашу с тобой Москву, Георгий. И не будем считать. А то ты еще какую-нибудь гадость выдумаешь.
— Уже выдумал, — азартно раздувая ноздри (осенило!), признался Сырцов и лихорадочно просчитал новый эрзац «раз, два, три»: — Ты, мразь, кок!
Не выпила Люба под такое безобразие. Поинтересовалась:
— Крыша поехала?
— Наоборот, приехала! — неизвестно чему радуясь, возразил он. И к месту, как ему казалось, вспомнил из богомоловского «Августа сорок четвертого» знаменитую коронную фразу: — Бабушка приехала!
14
Полковник Панкратов встретил его у монументальной проходной — единственной в бесконечной неприступной стене с проволокой поверху.
— Ксива у тебя какая-нибудь есть? — спросил полковник: — В меру нейтральная, но убедительная?
— Такого говна у меня навалом, — успокоил его Сырцов. — Удостоверение о том, что я старший инструктор высшей школы детективов и охранников, подойдет?