Казнь по кругу
Шрифт:
Состав неспешно тащился по ночной Москве. Сырцов глянул на часы. Без двадцати час. Великий город уходил, сладостно задремывая, в ночной сон. Считанные окна светились в далеких многоэтажных домах, померкли улицы, спрятались автомобили. Бодрствовали только звуки: перестук колес и рельсов, одиночные, а потому резкие клаксонные вскрики спрятавшихся автомобилей, шум листвы проплывавших мимо тополей, вдруг ставшее слышимым деревенское карканье ворон…
Бок поутих, но скоро он опять его разбередит: состав проскочил под Алтуфьевским шоссе, через пять минут — Дмитровское, где он сходил.
Он знал один дурацкий светофор на этом нестерпимо узком шоссе. У него он и ждал с надеждой на то, что иногородний или подмосковный водитель, опасаясь московских гаишных поборов, вряд ли попрет на красный. Но необходим тверской или, в крайнем случае, областной грузовичок.
Тверская «газель» под тентом послушно затормозила у светофора. Куда она в ночь? Скорее всего в Кимры или Белый Городок. Только бы без пассажиров в кузове. Он, с отвращением ожидая очередную боль, перекинул себя через задний бортик и упал в темноту. Упасть по-настоящему было невозможно: он еле пролез в узкую щель между бортом и неведомым грузом, бумажным бастионом стоявшим в кузове.
Поехали! Только бы доехать. Сырцов поудобнее устроился в щели и с тоской подумал о долгом пути.
Проскочили МКАД, и он, развлечения ради, начал в безделье считать проезжаемое, уходившие к Москве городки и города: Лобня, Икша, Яхрома…
У Дмитрова стало светать, и Сырцов узнал, какой груз везла «газель». Интеллектуальнейший груз — книги. Удалось прочитать на ближней пачке, что в Кимрах или Белом Городке интересуются Стивеном Кингом. Проехали Дмитров. Минут через тридцать-сорок надо выходить. Он с напряжением всматривался в проносившиеся мимо деревья и особо — в разрывы меж ними.
Ровно через тридцать две минуты с облегчением узнал водонапорную вышку, а еще через три звонко постучал рукояткой «вальтера» в железный борт грузовичка. Стучал сильно, а оттого громко, до тех пор, пока обеспокоенный водила не начал тормозить. Сырцов спрятал пистолет и перепрыгнул через борт, когда автомобиль остановился окончательно. Он успел потянуться, разминая затекшие конечности, прежде чем рядом с ним объявился рассерженный и испуганный, отнюдь не богатырского сложения шофер, который грозно, как ему казалось, прокричал тенором:
— Ты как в машине оказался?
— Влез, — сообщил Сырцов, роясь в поисках нужной купюры по многочисленным карманам трофейной куртки.
— Крутой, да? Тебе все можно, да? — плачуще ярился шофер.
— Спасибо, что подвез, и извини, мужик, — покаялся Сырцов и протянул шоферу пятидесятитысячную купюру. Водила недолго рассматривал купюру, угадывая ее достоинство, нерешительно принял и сказал миролюбиво:
— Мог бы и попроситься…
— Некогда было, — невразумительно объяснил Сырцов свое непрошеное появление в кузове и, ободряюще хлопнув шофера по плечу, бодро пожелал: — Будь!
«Газель» уехала, а Сырцов энергично зашагал. Идти по его расчетам надо было километра полтора. Он рассчитал правильно.
Вот он, последний перед Волгой шлюз: каменная прямоугольная гигантская ванна, украшенная по периметру согласно архитектурным обычаям времен культа личности колоннадой и скульптурами. Ему повезло: сквозь раскрытые циклопические ворота к Москве уходили самоходные баржи. Уйдут, и тогда в шлюз, заполненный водой под самый верх, начнут входить суда, стремившиеся к великой русской реке. Послушно ждали у открытых ворот самоходки и три пассажирских теплохода. Метаться не следует: хотя бы один из теплоходов будет швартоваться с его стороны. Уползли в канал самоходные баржи, и в шлюз стали осторожно входить дождавшиеся своего часа суда.
С его стороны швартовались два, слава Богу, теплохода. Есть выбор. Первым вошел в шлюз шикарный, новой постройки корабль, явно предназначенный для ублажения валютных интуристов. Второй — старее, грязнее, демократичнее. Скорее всего, рейсовый. Сюда ему и надо. Сырцов пристроился рядом с демократом и, приглядываясь, ждал.
Плавно и замедленно, как во сне, закрылись ворота, и после долгой паузы начала уходить из шлюза вода. Еле заметно опускался вниз облюбованный Сырцовым теплоход. Метрах в трех от Сырцова находился брезентовый тент верхней палубы. Он еще раз осмотрелся самым внимательным образом. Вроде никого, спали пассажиры, умаявшись от наблюдения за первыми шлюзованиями.
Только бы брезент выдержал. Сырцов коротко разбежался, прыгнул и упал правым здоровым боком на брезент, который выдержал. Недвижно полежал на жестком, прокрашенном масляной краской полотнище, прислушиваясь. Присматриваться еще рано. Внизу невнятно переговаривались вахтенные матросы, вроде спокойно переговаривались. О вчерашней пьянке ли, о бабах, о служебных своих обязанностях — неизвестно, да и неважно. Главное — спокойно. Надо полагать, что все в порядке. Сырцов свесил голову и рассмотрел верхнюю палубу. Никого. Не торопясь, держась за металлическую распорку, он осторожно встал на деревянный поручень и бесшумно спрыгнул на палубу. Насвистывая нечто неизвестное самому и как бы легкомысленно прогуливаясь, добрался до кормы и вольным путешественником уселся на удобную скамью-диван. Быть по-настоящему вольным путешественником мешало острое томление нетерпеливого ожидания: ну когда же, когда теплоход выйдет на большую воду?
Наконец неохватная вода открылась перед ними, и теплоход, приветствуя ее коротким радостным гудком, вошел в нее, с гордостью осуществляя главную свою задачу — плыть.
Поплыли. Когда ушла назад коробка шлюза, Сырцов ощутил радостную отъединенность от берегов, а значит, от опасности, от страха, от суеты…
Совсем рассвело, но солнце еще не взошло. Задул рассветный ветерок и, объединившись с ветерком от движения, стал обдувать Сырцова. Нежравший часов двадцать сыщик подмерзал. Недолго думая, он забрался в спасательную шлюпку. Под милый его сердцу брезент.
20
Лейтенант Измайлова Катерина Ивановна спросила у вышедшего из дверной коробки кабинета майора Демидова Владимира Игнатьевича, спросила неуставно и недоброжелательно:
— К Самому?
— Угу, — некультурно ответил майор, стараясь не встретиться взглядом с лейтенантом. А лейтенант доставала:
— В связи с Жорой?
— Угу, — повторил Демидов и убежал из приемной, чтобы через минуту оказаться в другой. Без слов, поднятыми бровями вопросил — можно ли к начальству. Порученец тоже был не особо словоохотлив: просто энергично кивнул. Шагай, мол, не лобное место.