Казна императора
Шрифт:
— Я вижу, у вас в отряде лошади есть. Вот и впрягайте их в вагоны и поезжайте с богом. И вам способнее и нам тут облегчение. А то неровен час налетит хунхузня какая и пожгут. Вон, будку месяц назад спалили одни такие. Опять дороге убыток…
— Да думал уже об этом, думал, — махнул рукой Костанжогло. — Только где ж упряжь взять? Я про хомуты и дуги не говорю, хотя бы шлеи…
— А чего тут думать, — совсем по-свойски возразил стражник. — Берите патронташи, вяжите к ним постромки, вот вам и шлея…
— Дело говоришь,
Выйдя из землянки, Костанжогло задержал Шурку.
— Не узнаю вас, поручик. Всегда такой исполнительный, а тут… Не понимаю.
— Что тут понимать, господин полковник. Кто мы с вами теперь? Никто. Пошли лучше вагон топить, пока все не померзли…
Через каких-нибудь полчаса работа закипела. Над застывшим вагоном закурился дымок. Женщины, обрадованные хоть какой-то цивилизацией, начали обустраиваться, а Костанжогло, собрав вокруг себя молодежь, принялся командовать.
Теплушки из тупика руками перекатили на второй путь, и там образовалось подобие поезда. Впереди теплушка, сзади теплушка и посередине классный вагон. Потом пока часть энтузиастов мастерила упряжь, другая установила на тормозной площадке задней теплушки «максим», а тут же сформированную команду пулеметчиков одели в собранные по всему отряду шубы и бекеши.
Из разбитого ящика на буферах смастерили кучерские сиденья, закрепили самодельную упряжь, распределили лошадей и, убедившись, что дело идет, споро погрузив имущество, с черепашьей скоростью, но уже на конной тяге, двинулись в путь…
Село Мочаево пряталось в низине, окутанной морозным туманом. Выбравшись на дорогу, Чеботарев с Козыревым прислушались и, не уловив ничего подозрительного, шагом поехали вдоль длинной сельской улицы, обрамленной невысокими заборами.
Людей видно не было, и только ценные псы, заслышав всадников, с хриплым лаем принимались метаться на привязи, громыхая железными цепями по проволоке. Доехав до бокового проезда, Чеботарев завернул в него и еще раз осмотрелся.
Проулок образовали три избы, поставленные не в ряд, а косым треугольником, внутри которого, скрытые крепким заплотом, стояли амбары, коровники и конюшни. Окна изб, глядевшие на улицу, были уже прикрыты ставнями, и здесь не слышалось даже собачьего лая.
Чеботарев подозрительно завертел головой и озабоченно уточнил:
— Подпоручик, вы не ошиблись?… Это здесь?
— Как можно, — весело отозвался Козырев и, спрыгнув на землю, подошел к калитке, устроенной впритык к бревенчатому срубу.
Ухватившись за массивное, висевшее снаружи кованое кольцо дверного запора, Козырев застучал им по калитке. Сначала все было тихо, потом со двора послышался скрип шагов и настороженный женский голос окликнул:
— Кто?…
— Свои…
— Свои все дома…
— Это никак Даша? — рассмеялся Козырев и легко хлопнул ладонью по деревянному косяку. — Да открывай, не бойся…
Запор металлически звякнул, калитка приоткрылась, и из возникшей щели донеслось недоверчиво-удивленное:
— Ды-к, это кто же?
— Ты что, Дарья, не узнаешь?… — Козырев отступил на шаг.
— Ой, господин учитель!… — Калитка гостеприимно распахнулась, и в проеме возникла молодая женщина в заношенной кацавейке. — Вы откуда?…
— Оттуда! — фыркнул Козырев и совсем по-домашнему попросил: — Открой-ка ворота, я не один, да и кони у нас…
— Сейчас, сейчас… — заторопилась женщина и, деревянно стукнув закладным брусом, поспешно отвела одну створку. — Заезжайте…
И тут из глубины двора долетел недовольный возглас:
— Дашка, чего у тебя ворота настеж?…
— Ой, тятя, — только и откликнулась женщина, помогая Козыреву завести лошадь во двор.
Чеботарев, заезжавший следом, увидел, как с чисто выметенного крыльца спускается бородатый мужик, скорее всего хозяин, в новом стеганом ватнике, под которым виднелась опрятная холщовая рубаха с крупными белыми пуговицами.
— Кого еще там принесло… — начал было мужик, но, углядев полковничьи погоны на плечах у Чеботарева, сразу засуетился.
Хозяин поспешно сбежал со ступенек, подхватил лошадь подпоручика под уздцы и тут, почти лицом к лицу столкнувшись с Козыревым, радостно воскликнул:
— Ой, так это ж вы!… Что, опять у нас квартировать будете?
— Еще не знаю, Фрол, — устало ответил подпоручик, передавая самодельный повод хозяину.
Мужик, который, судя по всему, искренне обрадовался гостю, дожидаясь пока Чеботарев тоже слезет с лошади, наклонился к Козыреву и доверительно спросил:
— Господин учитель, а с вами, извиняюсь, кто будет?
— Не бойся Фрол, — подпоручик потоптался на месте и только тогда ответил: — Господин полковник со мной…
— Ага, ага, — засуетился хозяин и, принимая лошадей, шумнул на дочь: — Дашка, чего стоишь, веди в избу. Видишь, люди с дороги…
Чеботарев, проведший вместе с Козыревым почти двое суток в заснеженной тайге, изрядно промерз и теперь, оказавшись в теплой избе, пахнущей сушеными грибами, травами и свежевыделанной овчиной, с наслаждением расстегнул верхний крючок шинели и принялся разматывать обледенелый башлык.
Войдя вслед за хозяином в чисто прибранную горницу, офицеры перекрестились на образа старинного письма, перед которыми теплилась лампада, оправленная в бронзу, и сели за стол. Фрол, оставшись стоять, степенно разгладил бороду и, кивнув дочери, чтобы собрала поесть, испытующе посмотрел на Чеботарева.
— Вы уж, господин полковник, не обессудьте. Вон, господин учитель знают, у нас разносолов нет, мы ведь от леса кормимся, от тайги.
— Нам не до разносолов, — усмехнулся Чеботарев, — да ты и сам понимаешь…