Казнить! Нельзя помиловать!
Шрифт:
— Отдай медальон! — властно приказал настоятель. И протянул руку.
— А ты лучше сядь и молча жди начальство — оно решит что с тобой делать! — грубо ответил настоятелю на "наезд" на меня…
— Я тебе сказал! — взревел попик — отдай медальон! Чего это он — не понял я — права тут качает? Ему нужно думать о том, как бы не расстреляли за поддержку мятежников, а он…? И тут до меня дошло: он же — вроде как святой здесь и наверняка пользуется немалым авторитетом у испанцев! Вон как его молодой защищает! Входная дверь начала раскрываться, а в ней — озабоченное лицо пожилого испанца-часового…
— Сядь и закрой рот! — рука с пистолетом вытянулась в сторону попика. Но он не понял ничего — слишком уж привык к обожанию!
— Отдай медальон и тебе ничего не будет! — властно приказал он.
Гулко хлопнул выстрел в закрытой келье; пуля пронеслась впритык к тупой голове настоятеля, вырвав клок волос. Рявкнул зло:
— Это было предупреждение… Второй выстрел разнесёт твою тупую голову на куски! Сел и заткнулся!!! Настоятель тут же сел, вернее рухнул на скамью. Тут тебе не здесь! Сразу дошло, что я не шучу… А теперь надо как то выбираться отсюда — не "уронив лицо"…
Дверь ещё раз распахнулась… Снова бить не стал — на пороге стоял Старинов, а за его спиной — пожилой с разбитым лицом и старший нашей группы. Целая делегация! Хотя — это же то, что мне надо!
— Что здесь происходит? — строго бросил командир, оглядев "поле боя". Молодой с трудом поднялся и вытянулся: успел командир вбить дисциплину хотя бы в молодняк… Сунул "Вальтер" в кобуру.
— Настоятеля монастыря бойцы задержали… Вот — порядок навожу…
— Он что то забрал у настоятеля! — звенящим от негодования (уже ожил?!) голосом "заложил" меня молодой — и не хочет отдавать! Командир повернулся ко мне с немым вопросом…
— Да так… Безделушка. Понравилась мне одна вещица… Интересная штучка — не видел такой. Безделушка — говорю же — усмехнулся я…
— Покажи… — протянул ко мне руку командир. А вот это уже лишнее…
— Потом покажу товарищ командир! — перешёл на официальный тон. Старинов не понял. Набычился; потребовал властно:
— Покажи я сказал! Зря он так: его тон на меня не действует. Однако:
— Позже командир… — применил внушение, успокаивая взбунтовавшуюся гордость товарища Рудольфо. Подействовало. Переключаемся:
— Что у нас с потерями товарищ командир? Раненых много? И переключился — на стоящего за спиной командира, старшего:
— Я же тебе сказал — посиди, дождись нас: отправим в госпиталь…
— Холодно сидеть на камнях — вот и встал… Да и не болит уже ничего… — промямлил он не глядя в глаза. Перебил командира — замолк, глядя вопросительно — извиняюще: говори дальше…
— Убитых трое в моей группе и двое в вашей… Тяжёлых у нас двое… Думаю — до госпиталя не дотянут… Средних пять… Этих сейчас отправим в госпиталь… С царапинами не считали… Не обязан командир отчитываться перед бойцом о потерях, но больно горько узнать о убитых и раненых. Такому командиру как Старинов. Вот и прорвалось…
— Пойдёмте товарищ
— Я могу… — раздался голос со стороны настоятеля. Мы повернулись: попик начал вставать и раскрыл рот, чтобы продолжить. И я знаю — что он скажет дальше! А мне это надо?!!
Лицо настоятеля в миг налилось багрянцем; раскрытый рот начал судорожно хватать воздух! Из ушей потекла кровь; глаза выпучились — словно от неимоверной натуги; рука схватилась за левую сторону груди и настоятель рухнул на скамью, а голова лицом упала на стол. Тело несколько раз дёрнулось и замерло. Я отвёл взгляд. Инфаркт. Перенапрягся болезный, да перенервничал… И килограммов он много набрал лишних на своей нелёгкой должности… Бывает. На войне — как на войне…
Двух тяжелых, которых командир уже похоронил, я вылечил. Не совсем, конечно… Тяжёлая пуля в живот, разворотившая кишки и вырвавшая кусок из позвоночника… Ясен пень — не жилец: как ещё в нём жизнь держится? Выгнал всех из кельи — набрав медицинских инд. пакетов… Надел на себя медальон: с передней стороны — четырёхугольный гранат в центре, а с обратной — рисунок человечка, держащего руки на другим — лежащим… Попробовал лечить и им и своим умением: я беру силу на восстановление из своих ресурсов, а медальон — из окружающего мира… Какова халява была у настоятеля?!
Второй словил тяжёлую пулю в лёгкие: свинцовая — она сломала ребро; развернулась в свинцовую кляксу и раскромсала кусок в лёгких… Рана — не очень страшная — был бы рядом нормальный госпиталь, а так… Обильное внутреннее кровотечение… Еле успел выдернуть испанца с того света! Но успел… Залечил обеим все разрушения — что внутри, вытащив пули… Оставил только наружные раны — как бывает, когда пуля попадает на излёте: и рана вроде есть; и пуля в ране, но мышцы не пробиты… Выдернуть пулю; обработать раны и всё. Вышел бледный; шатаюсь…Прохрипел еле слышно:
— Пожрать бы командир… Из носа пошла кровь и я бессильно сполз по стенке вниз… И "потерял сознание". Для всех стоявших у дверей… Правда, "пришёл в себя" довольно быстро: ещё не хватало попасть в госпиталь… Накинулся на немудрёную еду, принесённую из монастырских запасов: хлеб, сыр, колбасу… Забил желудок и "на глазах" начал оживать. Поднялся на ноги, вышел во двор… Наших раненых — отжав у республиканцев грузовик, повезли в полковой госпиталь для оказания медицинской помощи. Ну и нашему отряду здесь уже делать нечего…
Вернулся в комнату к настоятелю. Там шел оживлённый "диспут" с настоятелем в главной роли. Он ожил после инфаркта и вовсю наседал на Старинова с одной просьбой — чтобы его боец вернул ему то, что забрал… Тот — тоже не дурак: наседал с такой же "просьбой" — рассказать — что же в том, что забрал его боец такого важного? Настоятель "косил под дурачка": мол священная реликвия, которая хранилась в монастыре несколько веков и которую он — настоятель одел на себя с целью уберечь от грабежа… Всё это я услышал — стоя у чуть приоткрытой двери в келью настоятеля… Это хорошо, что он не говорил правды — мне же будет легче присвоить медальон себе. И вообще: мне уже давно пора покинуть диверсионное подразделение — не для этого я ехал в Испанию! У меня есть совсем другая цель!