Казнить нельзя помиловать
Шрифт:
– Лежать!
Дальше всё напоминало насилие. Юля хотела закричать, позвать на помощь, но страх позора сдерживал, она до смерти боялась, что сейчас кто-нибудь войдет в комнатушку и всё это увидит... Она прикусила губу и почти потеряла сознание. Ее тошнило...
Когда кошмар кончился, она уткнулась в подушку лицом и зарыдала. От подушки мерзко пахло нафталином. Артем где-то рядом возюкался - сопел, гремел спичками, прикуривал, откашливался. Потом пробормотал:
– Ну ты даешь, подруга!.. Почти семнадцать лет на свете живу - впервые целочку встречаю...
Чуть позже, проскользнув в ванную. Юля поеживалась под колючими
"Парень-то он вроде ничего... Может - судьба?.. Что случилось, то случилось... Надо его к нам в гости пригласить..."
Из ванной она вышла с твердым решением: Артем - ее суженый. Иначе и быть не может!.. Голова болела.
И тут ее перехватила Галька. Она была почему-то в одном распахнутом халатике, сверкала голым телом и так пьяно говорила, что сразу и не понять.
– Юлька!.. Вот где!.. Ищешь, ищешь... П-п-пойдем, в натуре!.. П-пойдем, там в "ромашку" уже начинают... Пошли в "ромашку" играть!..
Юля, слегка упираясь, пошла за Галькой и, встав на пороге большой комнаты, остолбенела. Она испугалась, что сошла с ума. Она толком даже и не поняла, что происходит здесь. На ковре копошился клубок голых лоснящихся тел. Слышались охи, всхлипы, стоны и сладострастное хихиканье. Вдруг из кучи раздался нетерпеливый окрик Артема:
– Юлька, Галька, шустрей в круг - девчонок не хватает!..
Юля вскрикнула, оттолкнула хозяйку и опрометью бросилась вон...
* * *
С тех пор она окончательно заделалась недотрогой.
И в школе, и затем в институте ребята пытались к ней клеиться - кто с сальностями, иной, может, и по серьезному, но она сразу и резко пресекла эти поползновения. Парни удивлялись: на вид такая тихая, ласковая, податливая, а вот поди ж ты!
Валентин Васильевич вошел в жизнь Юли незаметно, тихой сапой. Впервые Юля увидела его еще совсем девчушкой. Мать ее, Раиса Фадеевна Куприкова, работал завпроизводством в том же кафе "Рябинка", где заведующей с 80-го года стала Анна Андреевна Фирсова. Женщины быстро сошлись характерами, и вскоре Куприковы начали дружить с Фирсовыми домами. Собирались по праздникам у Фирсовых, а чаще у Куприковых в их светлой голубой усадебке с тенистым яблоневым садом, расположенной на благодатной Набережной.
Юля звала их дядя Валя и тетя Аня, игралась с их старшей и тогда единственной Ленкой, четырехлетней карапузкой, стеснялась, когда дядя Валя над ней подшучивал, задирал ее. Раз даже довел Юлю до слез, на полном серьезе утверждая, что, дескать, она в него втюрилась и потому краснеет. Все смеялись, а ей было так стыдно, так стыдно. И обидно - ведь неправда же это!..
Но что-то зрело-бродило в ней, как в глубинах закупоренного яблочного сока возникает и пенится хмель, и Юля с томлением в душе иногда спрашивала сама себя в недоумении: "Боже мой, что это?.." И сама себе боялась признаться.
А между тем присутствие Валентина Васильевича всё сильнее волновало ее. Да и то! На воображение зеленой да еще такой экзальтированной девчонки, как Юлия, с ее вдохновенным воображением и подавляемой жаждой любви, не мог не подействовать человек масштаба Валентина Васильевича Фирсова. Надо еще учесть, что Юля с мужчинами вообще почти не общалась. Сверстников сторонилась - особенно после того дикого происшествия в Будённовске, - а из взрослых рядом был только отец - инвалид второй группы, рано поседевший, постаревший и слабый человек. На таком фоне Валентин Васильевич, вошедший так близко в жизнь Юлину, казался ей настоящим Мужчиной, а может, даже и Человекобогом.
Ей мнилось, что он самый мужественный, красивый, умный, справедливый, тонкий и интеллигентный. К тому же редактор областной газеты! Писатель! Юля перечитывала каждый номер "Комсомольского вымпела" по нескольку раз (благо, что газетка выходила всего трижды в неделю), особенно нравилась ей, конечно, строчка в низу последней страницы: "Редактор Валентин Фирсов". Все статьи, подписанные его фамилией или псевдонимом "В. Сабанеев", она вырезала, аккуратно подклеивала на листы плотной бумаги и подшивала в папку с названием "Дело №..." И прятала эту папочку подальше за книги. Валентин Васильевич, само собой, ни о чем не догадывался.
Юля сама от себя скрывала правду...
* * *
Она закончила десять классов с золотой медалью и без труда поступила в педагогический институт на биофак.
Она собиралась для отдыха, как и раньше это делала, поехать к тете Клаве, материной сестре, в Москву - побродить по столице, окунуться в цивилизацию, но неожиданно возник другой - чудесный - вариант. За столом, когда в воскресный вечер отмечали Юлины успехи, тетя Аня вдруг предложила:
– Рая, Валентин (Куприкова, в отличие от своего мужа, она звала полным именем), а чего Юле-то в Москву тащиться, гарью там дышать? Пускай-ка с нами в Крым махнет, а? У нас как раз одно место лишнее... Поедешь, Юля?
И Юля поехала.
Путешествие было прекрасным. Хотя они с Ленкой, тогда уже длинной тощей девчонкой с острыми коленками, сидели на заднем сиденье, зажатые и заваленные сумками и свертками, но маленькие эти неудобства только оттеняли и подчеркивали прелесть главного - постоянную близость Валентина Васильевича (она садилась специально справа, чтобы видеть его профиль) и калейдоскоп дорожных впечатлений.
Они поехали ранним утром не по основной автомагистрали, а прямо на юг и через два с небольшим часа неторопкого хода оказались в Нахаловке деревушке, где прошли детство и отрочество Валентина Васильевича. Заехали к дальним родственникам, поели деревенской снеди. Фирсов водил их по Нахаловке, показал свой бывший дом, до сих пор крепкий, добротный, взволнованно рассказывал о тех далеких днях, матери, умершей давно, и отце, отдавшем Богу душу в прошлом году уже в Баранове... Очарование и патриархальность Нахаловки, таинственность и независимость деревенской природы вызывали почему-то грусть у Юлии, и, как она ни пыталась, она никак не могла реально представить среди этой первозданности Валентина Васильевича - маленьким, лопоухим и сопливым...
Потом они спускались всё ниже на юг, несколько кружным путем подбираясь к благословенной Тавриде. Шибко не торопились, осматривали по пути города Ворошиловград, бывший Луганск, затем знаменитый Ростов-на-Дону, Краснодар... На ночлег им удавалось устраиваться в гостиницы - на главных администраторов безотказно действовало удостоверение члена Союза журналистов СССР Валентина Васильевича. Очень понравился Юле Темрюк: весь закутавшись в зеленое одеяло садов и виноградников, он сладко дремал на берегу полноводной и мутной на исходе Кубани. Тишина в этом сонном городке поражала своей плотностью и вязкостью. Проезжали Тамань - самый скверный городишко из всех приморских городов России, зашли, конечно, в бутафорский домик Лермонтова, вдохнули атмосферы "Героя нашего времени"...