Казуаль

Непомнящий Тихон Алексеевич

– Злополучная находка помогает постигнуть то, что предстоит сделать... И я подумал, что это поможет и другим, - рассуждал Авилов.

– Не знаю... Слишком это все... недоказуемо и эфемерно...

Авилов с завидной сноровкой потрошил и чистил рыбу. При этом он говорил Вадиму Сергеевичу, что, будь казуаль реальностью, ну, таким понятным прибором, как ЭВМ, к примеру, казуаль наибольшую помощь принесла бы криминалистам в распутывании загадочных клубков преступлений... И тогда пришлось бы наладить массовое производство подобных штучек. Но чудеса не идут в массовое производство! Мавродин хотел иронией погасить непривычно разыгравшееся воображение друга. Однако Авилова сегодня было трудно остановить; даже подавая по просьбе Леонида Христофоровича специи для ухи, Вадим Сергеевич излагал все новые и новые гипотезы, предположения; и было неясно -

импровизация ли это или мысли, которые родились давно, но лишь сейчас настал черед их высказать.

– Вдумайтесь, Леонид! В каком месиве волн мы живем! Гуще, чем вода. Тысячи радиоволн идут на нас со всех концов света, мы их месим ногами, бьем машинами. И не замечаем. Только когда включаем радиоприемник и крутим ручку - диву даешься, сколько разных речей и потрясающей музыки! Мы ходим, топчем десятки тысяч прекраснейших картин, передаваемых телевидением, и это все движется в воздухе, которым мы дышим. Вот сейчас, вы думаете, мы на кухне вдвоем? Дудки!
– И Авилов включил "Спидолу" и стал вращать ручку, переключались голоса, мелодии.
– Вот видите, сколько их!
– Затем Авилов, не выключая радиоприемника, включил миниатюрный цветной телевизор, стоявший на холодильнике, и, когда он нагрелся, стал переводить ручку программ: на телеэкране была африканская пустыня, повернул ручку смены программ - на сцене театра шел какой-то спектакль; по третьей программе передавали учебный курс и в нем кадры, снятые в космосе...

Мавродин оставил свои поварские занятия и слушал и смотрел с удивлением - эти мысли были так похожи на его! Простые и все же необъяснимые. Удивление перед техникой инопланетян - да, это есть, это создали люди, и это непостижимо! Значит, когда-либо будет создано и то, во что сегодня трудно поверить.

– Вы гений, Вадим! Это очень точное определение.

Разговор велся Вадимом Сергеевичем явно не для похвал, восклицание друга он пропустил, не отреагировал, а сам заговорил о давнишней заботе, одной из многих задач, которые они прежде решали вместе:

– Помните оптические искажения на любительских фотографиях? Парные барельефы в Кавалергардском зале, по углам, в самом верху, - напомнил Авилов. Мавродин кивнул. После недавних, последних рассуждений коллеги, он его слушал внимательно. Авилов продолжал: - Мы долго не могли разобрать на фото - Дионис изображен сидящим или летящим на дельфине, а вот теперь... Идемте, посмотрите!
– И Вадим Сергеевич направился в кабинет, Мавродин поплелся за ним.

Авилов взял со стола старую фотографию, найденную им еще днем, на ней он проверял возможности казуали. То, что прежде не позволяли рассмотреть оптические ракурсные искажения, теперь с помощью казуали он увидел ясно. А ведь в свое время, когда восстанавливался Кавалергардский зал в Большом дворце, Авилов прибегнул к помощи научных сотрудников, также предполагавших, что скульптор, много работавший над украшением дворцов, не мог не повторить этот мотив. И нашлись подтверждения даже в двух работах, одна из них в Останкинском дворце в Москве... этот, казалось, теперь уже забытый и потому незначительный случай в совместных трудах Авилова и Мавродина, убедил последнего - все же казуаль обладает какими-то неведомыми свойствами, объяснения которым Леонид Христофорович не находил и которые так настойчиво искал Авилов. У него мелькнула мысль - может быть, обратиться к специалистам известного оптико-механического объединения и им показать казуаль, у них искать объяснение, но Мавродин знал, что практики, люди с инженерным трезвым мышлением, высмеют и его, и предположения Вадима Сергеевича. Авилов расстроится и потеряет уверенность.

Уже поздно вечером Мавродин, подавая на кухне уху, признался, хотя он вначале скептически воспринял рассуждения "досточтимого архитектора Авилова" о нюансах творчества, о непознаваемости творческого процесса, объясняемого Авиловым "довольно странными научными потугами", сейчас он и сам задумался о том, какими неведомыми путями, при каких обстоятельствах возникает образ у художника, что служит импульсом-побудителем, как формируется в мыслях образ. И как у зодчего возникает облик здания, какие детали рождаются сразу, а какие он ищет долго, мучительно и мысленно возводит здание и в камне, и в отделке, строит от фундамента до кровли?.. А затем, как реставратор обязан возродить порушенное, но не идти самостоятельно, а повторить, возродить из тлена или пепла? А если повторитель (реставратор) - личность?

Какие же психологические перегрузки он испытывает, прежде всего поступаясь знанием новых законов зодчества, реставратор заставляя себя идти дорогой древних? Приходится каждодневно жить в двух временных измерениях - прошлом и сегодняшнем... И не этим ли объясняется все, что сегодня говорил его друг и коллега архитектор-реставратор Авилов?.. И судорожность поисков, и вера в озарение - напряженный труд и эфемерная надежда.

Полемический задор обоих поостыл, но, когда Авилов рассказал о том, как в полночь возник за линзами казуали великий зодчий Растрелли, это вызвало у Мавродина беспокойство.

– Вы знаете, Леонид Христофорович, я не могу до сих пор понять, был ли это сон... может быть, я устал и вздремнул, и пригрезилось, - признался Вадим Сергеевич.
– А может быть, особое свойство казуали... И я увидел...

– Наяву?
– насмешка Мавродина рассердила Авилова.
– Иллюзия!

– Ну хорошо! Вы можете себе представить предельное, немыслимое, адское напряжение - вдумывание, вчувствование, вглядывание в материалы далекого времени?..
– Вадим Сергеевич пробовал объяснить свое состояние.
– Я понимаю несуразность вызывания духов, но...

– И от усталости начало казаться, - усмехнулся Леонид Христофорович. Галлюцинации.

– А что такое наше воображение? Зримые образы, возникающие в мозгу, когда мы о чем-то думаем, что-то себе представляем?
– запальчиво спросил Авилов.

– Все строится из знакомых... м-м... "кубиков" виденного, - пояснил механику сновидений Мавродин.

– Но бывают сны о том, чего человек никогда не видел? Будто сон наяву и воображение... Я-то нигде не видел, например, Растрелли за работой... Авилов сник, слишком велико было напряжение и минувших дней, и сегодняшней беседы.
– А как вообще возникает в мыслях то, что никогда не существовало и что изобрел Архимед или Жюль Верн?

Уходя, Мавродин сказал Авилову, что если самовнушение и самообман ему помогают в работе, то пусть. Только не следует других убеждать в особом своем зрении.

5

Чудо - событие, описанное людьми, которые

услышали о нем от тех, кто его не видел.

Э.Хаббард

Мудр не тот, кто знает много, а тот, чьи

знания полезны.

Эсхил

Перенапряжение свалило Вадима Сергеевича, и он быстро уснул; медики говорят, что в подобных ситуациях организм защищается, требуя отдыха.

Утром Авилов решил позвать соседского мальчика Андрюшу, паренька смышленого, но шумного, - первый футболист летом и хоккеист зимой; его зычный голос слышен и сквозь стены, но он же отлично поет и играет на скрипке.

Вадим Сергеевич предложил Андрейке через казуаль посмотреть картинки, двигая, вращая линзы. "Вот здорово!" - завопил Андрейка. Авилов стал расспрашивать, что же он увидел, что его так удивило.

Мальчик говорил о картинках, которые "как живые и, кажется, что вот-вот там кто-то появится". Вадим Сергеевич пробил рассказать подробно именно об этом - "кто появится", но Андрейка не сумел объяснить свое впечатление, он лишь сказал: на рисунке открыты двери в другие комнаты, там темно и, похоже, кто-то стоит. А дальше уже Андрейка сам стал расспрашивать о линзах. Услышав, что это прибор древний, Андрейка воскликнул:

– А знаете, что я сейчас подумал? Как в сказке! Правда?

Авилов улыбнулся. Он был огорошен этим невинным открытием соседского отрока - так можно заставить поверить в любое шарлатанство... Но ведь казуаль действительно дает неожиданное впечатление, меняет, углубляет рисунок и в восприятиях ребенка. Это по-своему объяснял и мальчик. Он сказал, что не просто увеличивает, как лупа, а "меняется там все"... Андрейка спросил, не может ли Вадим Сергеевич дать ему лупу поиграть, показать ребятам во дворе и школе, что через нее "здорово интересно марки смотреть"... Авилов объяснил юному соседу - эта вещь не его, лупа уникальная, и ею детям играть не следует. Тогда Андрейка с детской прямолинейностью спросил: зачем же его звали - "только подразнить"?.. Вадим Сергеевич с трудом выпутался из этого объяснения и проводил юного гостя, дав ему "только посмотреть" книгу своего друга Аничкова, книгу о блокадном Ленинграде, иллюстрированную множеством кинокадров из документального фильма. Андрейка увидел эту книгу на столе, стал листать ее, и Вадим Сергеевич, чтобы увести мальчика от разговоров о казуали, разрешил взять книгу до вечера.