Keeping 13

Уолш Хлоя

— Вернется?

Ошеломленная, я пожала плечами. — Я действительно не должна говорить об этом с…

— Это я, — сказал он мне, приподнимая пальцами мой подбородок. Встретившись со мной взглядом, он добавил: — Ты можешь рассказать мне все, хорошо?

— Мне страшно, — призналась я, прикусив нижнюю губу. — И я не хочу возвращаться домой.

— С твоей мамой?

Я натянуто кивнула.

— Потому что она подвела тебя, — тихо сказал он. — Потому что ты ей не доверяешь.

— Она дает обещания, но это все, чем они являются; пустые обещания. — Дрожа, я попыталась обхватить себя руками, но передумала и вместо этого вцепилась в его теплую руку. — Мы должны сочувствовать ей

из-за того, через что она прошла, потому что она тоже жертва, и я знаю это, я действительно знаю, но я просто… Я не могу найти в себе силы чувствовать такое. — Обычный страх и неуверенность, которые охватывали меня всякий раз, когда я была в его присутствии, теперь отсутствовали. Я чувствовала себя обнаженной до нитки перед этим парнем, а он все еще был здесь, все еще смотрел на меня теми же глазами, все еще хотел от меня большего. — Сейчас она получает поддержку, и полиция и Социальные службы, очевидно, уверены в ее способности стать нашим родителем — вот почему они работают с ней. Они предоставляют ей все виды услуг и консультаций.

— Но ты не хочешь? — спросил Джонни. — Ты думаешь, она не сможет?

— Я знаю, что она никогда бы не причинила нам вреда, — прошептала я. — По крайней мере, не нарочно. Она не жестокая, Джонни, она не жестокая. Она просто слабая. Даррен продолжает говорить, что нам нужно набраться терпения и дать ей шанс, но я просто… Я не могу на это надеяться. — Схватив его за предплечье обеими руками, я сжала его. — Потому что я видела все это раньше. Она примет его обратно — я знаю, что примет — и что тогда? Что произойдет потом, а? — Тряся головой, я яростно боролась со своими эмоциями, смаргивая предательские слезы. — Ничего. Ничего не произойдет, как всегда, и я просто устала от всего этого, Джонни. — Я прерывисто вздохнула. — Я хочу уехать из этого города, уехать далеко-далеко и никогда не возвращаться.

— Ты можешь сказать им? — спросил он. — Что ты не хочешь возвращаться к ней?

— И куда бы я пошла? Что было бы с моими младшими братьями, если бы я это сделала? Они хотят остаться с ней.

— Ты уверена?

— Олли и Шон хотят. Не знаю, как насчет Тадгха, он мало что говорит, а Джоуи больше восемнадцати, так что он может легально жить, где захочет. — Я пораженно вздохнула. — Если я буду настаивать на этом, если я скажу им, что я не чувствую себя с ней в безопасности, они заставят взять кому-то над нами опеку, и мы разойдемся. — Мои брови нахмурились, и я съежилась, прежде чем признать: — Я вру, как будто дышу воздухом. Даже самой себе. В половине случаев я даже не знаю, что правда, а что ложь. На самом деле мне приходится долго и упорно думать об этом, потому что это все, что я знаю. Я так долго скрывала происходящее, что даже не уверена, что я ясно мыслю. И теперь я сомневаюсь в себе, потому что продолжаю думать, что, если я ошибаюсь насчет нее? Что, если я ошибаюсь, плохо думая о ней?

Джонни долго молчал, не издавая ни звука, просто находясь там, будучи со мной, разделяя тяжесть, принимая боль на свои плечи с молчаливой поддержкой. И я думаю, что любила его больше за то, что он не сказал в тот момент. Он не давал обещаний, которые не мог сдержать. Он не предлагал больше, чем мог дать. Он просто остался.

Прошло несколько минут, прежде чем он заговорил снова. — Когда это началось?

— Я не помню времени, когда все было не так, — призналась я, чувствуя себя незащищенной и беспомощной.

— А я? — Джонни глубоко сглотнул. — Когда это началось из-за меня?

— Он всегда был параноиком, — сказала я ему, решив, что мне больше нечего терять. — Но как только наша фотография была опубликована в газете, у него появилась своя версия доказательства.

Джонни опустил голову. — Черт возьми,

Шэннон, это было несколько месяцев назад.

— Я знаю, — устало вздохнула я.

— Я сделал тебе только хуже, — выдавил он.

— Ты сделал это терпимым, — прошептала я.

— Где еще? — Два слова, которые, казалось, вырвались из глубины его души. Его взгляд медленно, беззастенчиво блуждал по мне, темнея, пока, наконец, не остановился на моем лице. — Есть что-то еще? — Его пальцы прошлись по моей щеке. — Покажи мне, где он причинил тебе боль.

Я не решалась ответить, чувствуя осторожность и неуверенность.

— Ты можешь доверять мне, — сказал он таким тихим голосом, что его было едва слышно. — Я не такой, как он, Шэннон. Я никогда не причиню тебе вреда — я бы не смог. Ни в каком виде.

Я знала это.

Помимо Джоуи, Джонни Кавана был единственным человеком, которому я действительно доверяла.

Именно с этим осознанием я медленно привела свое ноющее тело в сидячее положение.

— Успокойся, — уговаривал он, наклоняясь, чтобы помочь мне сесть. — Ты в порядке?

— Да. — Свесив ноги с кровати, я села лицом к нему и потянулась за подолом пижамной блузки, в которую переоделась ранее. Я осторожно приподняла ткань, обнажив левую сторону моей черно-синей грудной клетки.

Джонни резко втянул воздух при виде этого зрелища. — Гребаный ублюдок, — прорычал он, а затем, казалось, взял себя в руки, потому что проглотил все, что собирался сказать, стиснул челюсти и прошептал: — Мне нужно все увидеть. Покажи мне все. Мне нужно все это увидеть.

Так я и сделала.

Я показала ему свои руки и ноги, шею и бедра, и с каждым обнаруженным синяком и порезом я чувствовала, как с моих плеч спадает тяжесть.

— И они проделали дыру здесь, — объяснила я дрожащим голосом, неуклюже расстегивая пижамную блузку, чтобы показать свежую повязку, закрепленную на груди и боку. Дрожа, я обхватила свои крошечные груди и повернулась боком, чтобы показать ему. — Чтобы помочь мне дышать.

Взгляд Джонни метнулся к повязке, и я увидела, как напряглось все его тело. Он смотрел на меня не сексуально. Нет, это был взгляд чистого ужаса. — Господи Иисусе. — Он подтащил свой стул поближе к кровати, пока мои ноги не оказались у него между колен. — Болит? — Положив одну руку мне на бедро, он осторожно коснулся повязки свободной рукой. — Тебе больно?

ДА. — Со мной все будет в порядке, — ответила я, поворачиваясь к нему лицом. — Доктор сказал мне, что все заживет через неделю или две.

— Он сделал это с тобой из — за меня… — замолчав, Джонни ухватился за ткань по обе стороны моей груди и начал застегивать пуговицы на место, все это время не сводя с меня глаз. — Из-за того, что произошло в раздвалке? — Закончив застегивать мою блузку, он покачал головой с растерянным выражением лица. — Потому что ты не должна быть со мной?

Я беспомощно пожала плечами. Я больше не могла лгать. По крайней мере, не ему. Он все равно увидел это, правду в моих глазах, и это вызвало низкий, болезненный стон, вырвавшийся из его груди. — Мне так жаль, Шэннон. — Прижавшись лбом к моему животу, он обхватил меня за талию своими огромными руками и прошептал: — Мне так чертовски жаль.

Мое тело тряслось так сильно, что я изо всех сил пыталась сдержать все это, спрятать свои чувства подальше, когда все, чего я хотела, — это прижаться к этому парню и никогда не выныривать, чтобы глотнуть воздуха. Дрожа, я прижала его лицо к своему животу и прерывисто всхлипнула. — Это не твоя вина, — выдавила я, чувствуя укол горячих, соленых слез, когда они потекли по моим щекам. — Это не так. Если бы не ты, он бы нашел, за что еще меня ненавидеть. Так уж заведено в моей семье. Моему отцу не нужна причина, чтобы делать то, что он делает, Джонни. Ему просто нужна идея. — Дрожа, я провела пальцами по его волосам, заставляя себя сохранять нежность прикосновений и не цепляться за него и не умолять забрать меня, как я так отчаянно стремилась сделать. — Не грусти из-за меня.