Кеес Адмирал Тюльпанов
Шрифт:
Я подтвердил, что работал у него в мастерской.
– Твои показания также могут быть несправедливыми, – сказал судья. – К тому же ты сын обвинителя, и твои слова всё равно что его.
– Да разве не видно, какой это негодяй! – закричали гёзы. – Повесить без всяких показаний! Хватит заниматься крючкотворством!
– Ты, стало быть, отрицаешь, что состоишь тайным членом иезуитского ордена? – спросил судья.
– Отрицаю! – сказал Слимброк.
– Подвергнуть пытке! – заорали гёзы. – Щипцы раскалены!
– Хорошо! Не отрицаю! – выкрикнул Слимброк. –
– А чем ты, иезуит, занят сейчас в Голландии? – спросил судья. – Ваша деятельность в Голландии запрещена.
– Я занимаюсь только своей мастерской, – ответил Слимброк. – Я крашу сукно и продаю торговцам. Разве за это судят? Всё, в чём обвиняют меня, произошло в московитских землях. Да, я убил Винтеркенига, но вовсе не из-за голубой краски! Просто мы поссорились. В остальном на меня наговаривают. Я честный человек. Я даже признаюсь, что плавал в московитские земли не для того, чтобы нажиться. Я плавал по поручению ордена, который ещё не имеет своих коллегий в тамошних местах! Я должен был выяснить, как русский народ относится к католичеству. Я даже искал встречи с русским царем Иваном, но этого не удалось. Как видите, я рассказываю больше, чем меня спрашивают. Я честный человек! Может быть, в чём-то и виноват. Но всё это было два года назад, притом далеко отсюда! Вы не имеете права судить за то, что случилось не в Голландии. Такое положение записано в судебных законах многих голландских городов!
– Да, такое положение есть, – подтвердил судья.
Слимброк торжествовал.
– Вы только можете выслать меня за пределы Голландии. На это я согласен.
– Пусть даст письменное обещание, что никогда не появится в наших местах, – сказал отец.
– Дай обещание, – подтвердил судья.
Принесли бумагу, перо, и Слимброк подписался под словами о своём изгнании.
Отец взял бумагу и сказал:
– Постойте!
Тут вышел я и показал судье небольшую бумажку. Вы её помните. На ней Железный Зуб дал мне расписку в том, что продал душу. Шарил он по карманам тогда впопыхах и вынул первое, что попалось, не посмотрел на оборотную сторону.
Так вот на обороте расписки Железного Зуба была другая расписка. Та самая, которую он взял со Слимброка за предстоящее убийство Молчаливого.
Судья прочитал:
– «Дана настоящая расписка жителю Нидерландов Железному Зубу в том, что убийство заговорщика Вильгельма Оранского, по прозвищу Молчаливый, не является грехом, а напротив, святым деянием, что подтверждается членом святого ордена Адрианом Слимброком с присовокуплением пятисот флоринов задатка. 16 июля 1574 года. Подпись: Адриан Слимброк».
Судья взял только что написанную Слимброком бумагу, посмотрел и добавил при общем молчании:
– Почерк и подписи совпадают.
Слимброк помертвел. Ему ли не знать, что заговор на жизнь принца в Голландии карается жестокой казнью. Отец подошёл к судье и что-то прошептал на ухо.
– Адриан Слимброк! – сказал судья. – Участь твоя решена. Тебе предстоит казнь с переломом рук и ног раскаленными прутьями, а затем четвертованием. Но ты заслужишь простого повешения, если сделаешь одно признание.
Тут мой отец подошёл к Слимброку, встряхнул его, посмотрел в глаза и произнес:
– Назови день и час взрыва городской стены в Лейдене.
Этот вопрос был приготовлен на всякий случай. Никто уже не верил, что изменникам удастся взорвать стену, ведь освобождение города близко. Как же мы изумились, когда, еле ворочая посиневшими губами, Слимброк прошентал:
– Полночь на пятое октября.
– Место? – быстро спросил отец.
– У Бургундской башни.
– Сегодня второе число, – сказали гёзы. – Мы освободим город раньше!.. Смерть заговорщику!
– Смерть! – сказали остальные. – Да здравствует принц Оранский! Да здравствуют гёзы! Славься, Голландия!
ТРЕТИЙ ВЫСТРЕЛ
Адриану Слимброку вынесли смертный приговор. Назначили казнь на завтра, а пока принесли ему вдоволь вина и мяса. Но он ничего не ел.
Адмирал Буазо смотрел в подзорную трубу на форт Ламмен.
– Не миновать нам форта, – процедил он. – Вода ещё слишком мелка, обойти не удастся.
– Да и нельзя обходить, – добавил Сметсе Смее. – Нам гнать их надо, а если атаковать, то отсюда.
– Атаковать, – пробормотал Буазо. – Хочешь, чтоб я полфлотилии положил?
Но все понимали, что иного пути нет. Нельзя даже выжидать. После побед, когда мы так потрепали испанцев, надо штурмовать Ламмен с ходу, пока они не оправились, не подтянули силы.
– Дьявол! – Буазо стукнул кулаком по борту. – Это самый крепкий орешек! Хорошо ещё, знаем силы, а то бы сунулись наобум! Собрать капитанов! Завтра будем атаковать, антонов огонь им в глотку!
Потом он направил трубу на Лейден.
– Я приказал послать голубя с просьбой, чтобы лейденцы помогли атакой форта с тыла. В котором часу послан голубь?
– В девять утра, адмирал.
– Так почему они не отвечают, чёрт подери? – закричал Буазо. – Что они там, заснули? Не вижу ни одного человека на стенах! Или город уже взят испанцами, а мы здесь толчемся напрасно?
– Ночью было тихо, адмирал, никаких признаков штурма…
– При такой караульной службе, какую сейчас наблюдаю, без всякого штурма можно брать Лейден! Голыми руками!
– Они умирают от голода, адмирал.
– Полгода держались, потерпят ещё пару дней! Так где капитаны, чёрт подери? Я приказал собрать капитанов! Сколько мне ждать?
Буазо нервничал. Он был целиком занят предстоящей атакой Ламмена. А я подумывал: вдруг не одолеем форт или задержимся на пару дней? Тогда в ночь на пятое октября взорвут стену у Бургундской башни. Интересно, знают ли испанцы о времени взрыва? Готовятся ли к штурму? Или им не до этого, главные силы они повернули против нас? Если о часе взрыва должен сообщить Слимброк, то он ведь у нас. Но, может, он сообщил раньше? Вопросов много.