Келльская пророчица

Эддингс Дэвид

– А я и не собираюсь, ведь с тобой ничего не случится.

– Посмотрим. Но обещай, Гарион! Ты просто не сможешь жить в одиночестве – с тобой рядом непременно должен быть кто-то, нежный и заботливый...

– Может быть, довольно?

Из-за грот-мачты выступила Поледра с самым что ни на есть деловым видом.

– Очень мило и выжимает слезу, но, может быть, вы все драматизируете? Гарион прав, Сенедра. С тобой ничего не случится, так почему бы до времени не убрать свое блистательное благородство куда-нибудь в темный

чулан?

– Я знаю то, что знаю, Поледра, – уперлась Сенедра.

– Надеюсь, ты не будешь слишком сильно разочарована, когда послезавтра проснешься и обнаружишь, что ты в добром здравии?

– Но тогда кто же умрет?

– Умру я, – спокойно сказала Поледра. – Мне известно об этом вот уже три тысячи лет – я успела свыкнуться с этой мыслью. По крайней мере, мне дарован этот день – и я проведу его с теми, кого любила и оставила ради великой цели. Сенедра, на ветру холодно. Пойдем-ка в каюту, покуда ты не схватила насморк.

– В точности твоя тетушка Пол, правда? – успела бросить Сенедра через плечо Гариону, пока Поледра вела ее к лесенке в кают-компанию.

– Вполне естественно, – отозвался Гарион.

– Как вижу, началось, – раздался неподалеку голос Шелка.

– Что началось?

– Слезные прощания. Абсолютно каждый уверен, что именно он не увидит завтрашнего заката. Подозреваю, они все, один за другим, явятся сюда, чтобы трогательно с тобой проститься. Я надеялся быть первым – просто для очистки совести, – но Сенедра опередила меня.

– Ты?! Тебя же невозможно убить! Ты слишком удачлив.

– Свою удачу я творил собственными руками, Гарион. Легко смухлевать, играя в кости. – Глаза маленького человечка затуманились от воспоминаний. – Недурное было времечко, правда? Хорошего нам выпало все-таки больше, чем плохого, – чего еще желать?

– Ты столь же сентиментален, как Сенедра и бабушка.

– Похоже на то, не правда ли? Это не слишком-то приятно. Не печалься, Гарион. Если случится вдруг, что жертвой окажусь именно я, это избавит меня от печальной необходимости принять одно неприятное решение.

– Что за решение?

– Тебе известна моя точка зрения на брак?

– О да! Ты частенько высказывался на эту тему.

Шелк вздохнул.

– Так вот, разбивая в прах собственные логические выкладки, думаю, я готов предложить руку Лизелль.

– А я-то гадал, сколько времени тебе на это потребуется!

– Так ты знал?

Шелк казался изумленным до глубины души.

– Об этом все знали, Шелк. Ее послали сюда, чтобы сцапать тебя, что она с блеском и сделала.

– Как печально столь бездарно угодить в западню, дожив до седых волос!

– По-моему, ты несколько преувеличиваешь.

– Отнюдь. Это мое решение – явный признак старческого слабоумия, – грустно вздохнул Шелк. – Мы с Лизелль могли бы и не менять ничего в наших отношениях, но красться по ночам темными коридорами в ее спальню вдруг стало казаться мне неуважительным по отношению к ней. А я слишком хорошо к ней отношусь...

– Хорошо относишься?

– Ну ладно! – решился Шелк. – Я люблю ее. Стало тебе легче от того, что ты вынудил меня вслух в этом признаться?

– Я просто хотел внести полную ясность – только и всего. Неужели ты признаешься в этом впервые – даже себе самому?

– Я пытался закрывать на это глаза. Слушай, давай переменим тему! – Маленький драсниец огляделся. – Как я надеялся, что он соблаговолит полетать где-нибудь в других широтах! – брюзгливо произнес он.

– Кто?

– Этот треклятый альбатрос! Он снова здесь. – Шелк указал на небо.

Гарион обернулся и увидел огромную птицу – распростерши снежно-белые крылья, она летела перед самым бушпритом. Облака на западе сгущались и темнели, и на этом фоне сверкающая птица казалась окруженной каким-то неземным сиянием.

– В высшей степени странно, – не сумел скрыть удивления Гарион.

– Как бы хотелось знать, что у него на уме, – вздохнул Шелк. – Все. Иду вниз. Глаза бы мои на него не глядели! – Он вдруг взял Гариона за руку. – Мы славно повеселились, – хрипло выдохнул он. – Береги себя.

– Тебе вовсе не обязательно уходить...

– Должен же я уступить место тем, кто уже стоит в очереди, чтобы слезно проститься с вами, ваше величество? – хмыкнул Шелк. – Полагаю, вас ждет безрадостный денек. А я пойду разведаю, не обнаружил ли Бельдин в трюме бочонок эля...

И, небрежно помахав Гариону, маленький человечек направился к лестнице, ведущей вниз.

Пророчество Шелка сбылось блистательно. Друзья Гариона, один за другим, приходили сказать ему последнее «прости» – каждый был совершенно уверен, что жертвой падет именно он. И день действительно выдался в высшей степени мрачным.

Солнце уже почти село, когда произнесена была последняя доморощенная эпитафия. Гарион без сил облокотился на перила, с грустью глядя на фосфоресцирующие волны за бортом.

– Тяжелый день, не так ли?

Это снова был Шелк.

– Ужасный! А что, Бельдин отыскал эль?

– Никому из вас нынче не порекомендую такого рода забав. Вам завтра нужны ясные головы. Я пришел проведать тебя, желая убедиться, что от мрачных мыслей, кои навеяли тебе прощания с дорогими друзьями, тебе не захотелось утопиться. – Шелк нахмурился. – Что это?

– Ты о чем?

– Что за гудение? – Он поглядел вперед. – Это оттуда!

Пурпурное небо после захода солнца стало почти черным, и эта черноту лишь кое-где прорезали зловещие ярко-алые вспышки – это последние лучи солнца пробивались сквозь тучи, застящие западный горизонт. Вдоль всей его линии виднелось ржавое сияние, и там то ли мерещились, то ли и впрямь виднелись клочья белой пены прибоя.