Келльская пророчица
Шрифт:
– Неужели эти взаимные угрозы столь уж необходимы? – устало спросил Бельгарат.
– Таков обычай, – ответил Бельдин. – Взаимные оскорбления – обычная прелюдия к весьма серьезным стычкам. И потом, она первая начала. – Он поглядел вниз – гролимы Зандрамас угрожающе двинулись вперед. – Ну, кажется, пора. Не сойти ли нам вниз и не приготовить сочное жаркое из гролимов? Что касается меня, я люблю, чтобы кусочки были мелкими.
Он вытянул руку, прищелкнул пальцами – и в руке у него оказался кривой улгский нож.
Предводительствуемые Гарионом, они направились прямиком к ступеням, ведущим вниз, и стали спускаться, а гролимы, вооружившись чем попало, рванулись к подножию лестницы.
– Вон отсюда! – рявкнул Шелк на Бархотку, которая
– И не подумаю! – резко ответила она. – Я защищаю свой весьма ценный вклад!
– Что еще за вклад?
– Позже поговорим! А сейчас отстань, я занята.
Предводитель гролимов, гигант, едва ли ниже Тофа, размахивал громадным топором, а сверкающие глаза его были совершенно безумны. Когда он оказался уже футах в пяти от Гариона, Сади вынырнул из-за плеча короля Ривы и швырнул в лицо нападающему пригоршню какого-то порошка очень странного цвета. Гролим затряс головой, протирая глаза. Потом чихнул. Глаза его внезапно наполнились ужасом, и он, дико воя, уронил топор, резко подался назад и полетел вниз с лестницы, сбивая с ног своих товарищей. Долетев до земли и очутившись на полу амфитеатра, он, однако, и не подумал остановиться, а, вскочив, понесся к морю. Стремглав влетев по пояс в воду, он устремился дальше. В том месте, где круто обрывалась вниз скрытая водой терраса, он с головой ушел под воду. Как выяснилось, плавать гролим не умел.
– Я думал, этот порошок у тебя давно кончился, – сказал Шелк, нанося подвернувшемуся гролиму мощный удар тяжелым кинжалом. Гролим попятился, схватившись за рукоять, торчавшую из груди, потом колени его подломились, и он кубарем скатился по лестнице.
– Я привык всегда оставлять самую малость на крайний случай, – ответил Сади, ловко уворачиваясь от удара мечом и одновременно разя нападавшего в живот отравленным кинжалом. Его противник замер на мгновение, а потом замертво слетел с лестницы. В это время несколько фигур в черном, надеясь застать врага врасплох, карабкались по гладкой стене террасы немного в стороне от лестницы. Бархотка встала на колени и хладнокровно вонзила кинжал прямо в лицо гролима, готового вот-вот подтянуться на руках. Хрипло вскрикнув и схватившись за лицо, он упал, увлекая за собой товарищей.
А светловолосая драснийка уже метнулась к другой стороне лестничного марша, крепко сжимая в руках шелковый шнур. Ловким движением она набросила петлю на шею очередного гролима, который уже успел вскарабкаться на лестницу. Затем девушка ловко извернулась, оказавшись с ним спина к спине, и потом резко наклонилась вперед. Ноги беспомощного гролима оторвались от земли, а обе руки его взметнулись к горлу, в которое врезался шелковый шнур. Ноги гролима несколько секунд молотили воздух, но вот лицо его почернело, а тело обмякло. Бархотка хладнокровно высвободила его шею из петли и носком сапожка спихнула тело вниз.
Дарник и Тоф заняли привычные позиции подле Гариона и Закета, и все они вчетвером стали спускаться вниз по лестнице, ступенька за ступенькой, рубя в капусту черных гролимов, заступавших им путь. Молот Дарника был едва ли менее грозен, чем Ривский меч Гариона. Тоф методично орудовал топором Дарника, и лицо его было бесстрастно, словно у лесоруба, который валит деревья. А искусный фехтовальщик Закет действовал своим огромным, но почти невесомым мечом, словно рапирой. Удары его были стремительны и смертоносны. Вскоре ступени лестницы усыпали мертвые тела и заливала горячая кровь.
– Смотрите под ноги! – предостерег друзей Дарник, одновременно раскраивая череп подвернувшемуся ему под горячую руку гролиму. – Тут становится скользко.
Гарион в этот момент срубил голову очередному нападавшему – и голова эта, словно мячик, покатилась, подпрыгивая, по ступенькам, а тело безжизненно рухнуло вниз. Гарион воспользовался краткой передышкой и оглянулся через плечо. Бельгарат и Бельдин дружно помогали Бархотке, которая взяла на себя труд не позволить гролимам вскарабкаться сбоку от лестничного марша. Бельдин с видимым наслаждением вонзал свой кривой нож в глаза врагам, затем резко дергал его на себя, выдирая глаза вместе с солидной порцией мозга. Бельгарат, уперев руки в бока, просто спокойно ждал, покуда снизу не покажется голова очередного гролима, а потом носком тяжелого башмака с размаху бил жреца Торака прямо в лицо. Поскольку лететь вниз приходилось не менее тридцати футов, мало кто из упавших предпринимал вторую попытку вскарабкаться вверх.
Когда доблестная четверка достигла последней ступени лестницы, почти никого из гролимов уже не осталось в живых. Сади же со своей обычной методичностью переходил от одного поверженного к другому, хладнокровно вонзая отравленное лезвие в тела как мертвых, так и еще живых.
Зандрамас явно была ошарашена столь катастрофическим поражением своих приспешников. Однако она не сдвинулась с места, а лицо ее по-прежнему хранило выражение презрения и вызова. За ее спиной, разинув рот в беззвучном крике ужаса, стоял человек в простенькой короне и поношенном королевском платье, словно снятом с чужого плеча. Лицом он слегка походил на Закета, из чего Гарион заключил, что это и есть эрцгерцог Отрат. И вот наконец Гарион увидел своего малютку-сына. Во время кровавой бойни он избегал глядеть на малыша, опасаясь, что рука его от волнения может дрогнуть в самый неподходящий момент, когда сосредоточенность решала все. Да, Бельдин был прав – Гэран вовсе не младенец. Светлые кудряшки были мягкими и нежными, но ни мягкости, ни нежности он не заметил в глазах мальчика, когда взоры их встретились. Гэрана сжигала ненависть к женщине, которая крепко сжимала его руку в своей.
Гарион с величайшей серьезностью коснулся лезвием меча забрала, отдавая мальчику воинский салют, а Гэран столь же серьезно поднял в ответ свободную руку.
И король Ривы стал приближаться к врагу, неумолимый, словно сама судьба. То и дело он пинал ногой отсеченные головы гролимов, валяющиеся под ногами. Сомнения, одолевавшие его в Дал-Периворе, теперь развеялись. До Зандрамас оставалось всего несколько ярдов, и то, что она женщина, уже не имело для него никакого значения. С поднятым мечом он приближался к ней...
Мерцающая тень, которую он постоянно видел краем глаза, вдруг сгустилась, а ужас объял его с новой силой. Как ни силился Гарион, справиться с наваждением ему не удавалось. Он споткнулся.
Тень, вначале не имевшая четких очертаний, постепенно принимала вид устрашающего огромного лица, парящего в воздухе почти над головой черной колдуньи. Жуткие глаза были непроницаемо черны и пусты, а рот искривился в гримасе глубочайшего горя, словно существо это повергнуто было в пучину отчаяния зрелищем торжества Света. Но горе его не вызывало ни жалости, ни сочувствия – оттого лишь, что ужасающее существо безжалостно стремилось погрузить в пучину своего отчаяния весь мир...
– Узрите Владыку Тьмы! – торжествующе выкрикнула Зандрамас. – Спасайтесь! Проживите еще несколько кратких мгновений, прежде чем он утащит вас за собой туда, где царствует вечная тьма, вечное отчаяние и пылает неугасимое пламя!
Гарион остановился не в силах противостоять темному ужасу.
И тут он словно услышал голос, доносящийся из прошлого, а вместе с голосом явились и образы.
...Они стоят на лесной поляне. С темного неба моросит мелкий дождь, а листва под ногами промокла насквозь. Невозмутимый Эрионд что-то говорит им всем. Когда же это было? Ах да! Сразу после первой их встречи с Зандрамас, напавшей на них в образе дракона. «Но ведь пламя было ненастоящее, – говорит юноша. – Разве вы не знали об этом?» – Он выглядит удивленным – ну как же они этого не понимают? – «Это была всего лишь иллюзия. Ведь зло на самом деле не более, чем иллюзия. Мне жаль, если вы испугались, но тогда у меня не было времени это вам объяснять...»