Кельтская мифология
Шрифт:
Эта решающая победа над силами Аида и их королем надолго положила конец войне, и перемирие длилось до тех пор, пока силы света не добились окончательного успеха под предводительством героя еще более славного, чем Гвидион. Имя этого героя — непобедимый Артур.
Глава 23. ЯВЛЕНИЕ АРТУРА В МИФОЛОГИИ
«Явление» Артура, его внезапное вторжение в ход мифологической истории, представляет собой одну из много численных загадок кельтской мифологии. Он никак не упоминается ни в одной из «Четырех Ветвей Мабиноги», повествующей о клане богов древних бриттов, сопоставимых с гэльскими богами Туатха Де Данаан. Наиболее ранние упоминания его имени в староваллийской литературе изображают его одним из военных вождей, ничуть не лучше, если не хуже других, таких, как «Герайнт, князь Девона», чье имя обессмертили и старинные барды [96], и вдохновенное перо Теннисона. Однако вскоре после этого мы видим Артура вознесенным на небывалую высоту, ибо он именуется королем богов, которому подобострастно воздают почести боги старых кланов небожителей — потомки Дон, Ллира и Пвилла. В старинных поэмах говорится о том, что сам Ллуд — этот Зевс старого пантеона — на самом деле был всего лишь одним из «Трех Старших Рыцарей Войны» Артура, а Аравн, король Аннвна, одним из его «Трех Старших Рыцарей Совета». В истории под названием «Сон Ронабви», входящей
Наиболее вероятное объяснение этого феномена, по всей видимости, заключается в том, что в этом образе отразилась случайная контаминация славных деяний двух разных Артуров, что привело к появлению единого полуреального-полумифического персонажа, сохраняющего, однако, черты обоих своих прототипов. Одним из них явно был бог по имени Артур, почитание которого было в большей или меньшей степени распространено на землях кельтов, — вне всякого сомнения, тот самый Артур, которого надпись ex voto, обнаруженная в развалинах на юго-востоке Франции, именует Меркуриус Артайус (Mercurius Artaius). Другой — вполне земной Артур, вождь, носивший особый титул, который в эпоху римского владычества именовался Koмec Британнаэ (Соmес Britannae). Этот «граф Британии» выполнял функции верховного военного вождя. Главной его задачей было обеспечить защиту страны от возможных вторжений иноземцев. В его подчинении находились два офицера, один из которых, Дукс Британниарум (Dux Britanniarum), то есть «герцог Британии», наблюдал за порядком в районе Адрианова вала, а другой, Комес Литторис Саксоники (Comes Littoris Saxonici), то есть «граф Саксонского берега» обеспечивал оборону юго-восточного побережья Британии. После изгнания римлян бритты еще долго сохраняли структуру военно-административных органов, созданную их бывшими завоевателями, и вполне резонно предположить, что этот пост военного лидера в ранней валлийской литературе соответствует титулу «императора», который из всех знаменитых героев мифологии бриттов был прерогативой одного только Артура. Слава Артура-короля объединилась со славой Артура-бога, и общий синкретический образ получил широкое распространение на землях, на которых уже в наше время были обнаружены следы древних поселений бриттов в Великобритании. Это создало почву для многочисленных диспутов относительно местонахождения «Артуровых владений», а также таких городов, как легендарный Камелот, и локусов двенадцати знаменитых сражений Артура. Преданиям и историям об Артуре и его рыцарях, вне всякого сомнения, присущ подлинный исторический колорит, но они имеют и столь же бесспорно мифический характер, как и истории об их гэльских коллегах — богатырях Красной Ветви Ольстера и пресловутых фианах.
Из этих двух циклов к кругу артуровских легенд наиболее близок последний. Ранг Артура в качестве верховного военного вождя Британии являет собой весьма показательную параллель роли Финна как предводителя «местного ирландского ополчения». А знаменитые артуровские рыцари Круглого стола весьма и весьма напоминают фианов из окружения Финна, так и ищущих всевозможных приключений. И те и другие с равным успехом вступают в бой как с людьми, так и со сверхъестественными существами. Оба совершают набеги на земли Европы, вплоть до самых стен Рима. Перипетии любовной интриги Артура, его жены Гвенвивар (Гиневры) и племянника Медравда (Мордреда) в некоторых отношениях напоминают историю Финна, его супруги Грайне и племянника Диармайда. В описаниях последних битв Артура и фианов чувствуется дыхание глубокой архаики первобытных мифов, хотя их реальное содержание несколько отличается. В битве при Камлуане в последнем поединке сходятся Артур и Медравд, а в последнем бою фианов при Габре первоначальные протагонисты поневоле вынуждены уступить место своим потомкам и вассалам. Дело в том, что сам Финн и Кормак уже успели погибнуть, и вместо них сражаются Оскар, внук Фиана, и Кэйрбр, сын Кормака, которые поражают один другого и тоже умирают. И, подобно тому, как Артур, по мнению многих и многих его приверженцев, на самом деле не погиб, а просто скрылся в «островной долине Авильона», шотландская легенда повествует о том, как спустя много веков после земной жизни фианов некий странник, случайно оказавшийся на таинственном западном острове, встречает там Финна Мак Кумалла и даже разговаривает с ним. А другая версия легенды, которая заставляет Артура и его рыцарей пребывать под землей, будучи погруженными в магический сон, ожидая грядущего возвращения в земной мир в славе и могуществе, прямо перекликается с аналогичной легендой о фианах.
Однако, хотя эти параллели и выделяют особую роль Артура, они тем не менее не конкретизируют то место, которое он занимает среди богов. Чтобы выяснить, каково же оно было, мы должны внимательно проштудировать династические родословные кельтских небожителей и определить, не отсутствует ли в них какой-нибудь персонаж, чьи сакральные атрибуты мог унаследовать новоприбывший бог. Там, бок о бок с Артуром, нам встречаются знакомые имена — Ллудд и Гвинн, Аравн, Придери и Манавидан. С детьми Дон мирно соседствуют Амаэтон и Гофаннон. А далее зияет явный провал. В позднейших мифах отсутствуют упоминания о Гвидионе. Этот величайший из сыновей богини Дон геройски погиб и совершенно пропал из поля зрения творцов мифов. Весьма показательно, что те же самые истории и легенды, которые некогда рассказывали о Гвидионе, позднее стали ассоциироваться с именем Артура. А раз так, то мы вправе предположить, что Артур, верховный бог нового пантеона, попросту занял место Гвидиона в старой родословной. Сравнение мифов о Гвидионе с новыми мифами об Артуре показывает почти полное тождество между ними во всем, кроме имен.
Артур, как и Гвидион, — покровитель культуры и всевозможных искусств. Так, мы видим его ведущим ту же самую войну против сил подземного мира, во имя блага и процветания людей, в которой Гвидион и сыны богини Дон сражались с сынами Ллира Повелителя Моря и Пвилла Владыки Аида. Как и Гвидион, Артур поначалу испытал горечь поражений. Он терпел поражения даже там, где его прототип одерживал блестящие победы. Гвидион, по свидетельству «Мабиноги Мэта», с успехом похитил свиней Придери, тогда как Артур потерпел полный провал, попытавшись точно так же похитить тех же свиней у такого же князя подземного царства по имени Марх ап Мейрхион [97]. Как и у Гвидиона, его первый контакт с подземным царством окончился полным крахом; он был разбит и даже попал в темницу. Манавидан фаб Ллир посадил его в свою ужасную и мрачную тюрьму из человеческих костей — знаменитый Оэт и Аноэт, и Артур провел в ней три дня и три ночи, прежде чем к нему явился избавитель в лице его кузена Гореу (см. примечание к главе 24, «Сокровища Британии»), но в конце концов Артур все-таки одержал победу. Старинная валлийская поэма, приписываемая барду Талиесину и озаглавленная «Ограбление Аннвна», рассказывает о смелом рейде Артура и его дружины в самое сердце вражеской земли, откуда он, по всей вероятности (ибо смысл старинных стихов достаточно туманен), возвратился, потеряв почти всех своих спутников, но зато в конце концов добыл предмет своих вожделений — волшебный котел вдохновения и поэзии.
Талиесин излагает эту историю так, словно сам был ее очевидцем. Вполне возможно, что так оно и было, ибо
Появление Талиесина в валлийской мифологии относится к весьма и весьма поздним временам. Впервые он упоминается в манускрипте конца XVI — начала XVII веков и никогда не пользовался в Уэльсе сколько-нибудь широкой популярностью. По традиции он считается сыном Керридвен, появившимся на свет при весьма странных, сверхъестественных обстоятельствах. До рождения Талиесина Керридвен уже была матерью двоих или даже троих детей. Одной из них была дочь Крерви, девушка необыкновенной красоты, а другим — сын Афагдду, существо на редкость уродливое. Чтобы хоть как-то компенсировать столь некрасивую внешность сына, Керридвен решила попытаться наделить его всеми возможными достоинствами, в частности, невероятным даром вдохновения и познания. Для этого она приготовила в огромном котле волшебный отвар из всевозможных магических трав. Чтобы добиться желаемого результата, она кипятила это варево в котле целый год и один день, и в итоге у нее получились три капли магической жидкости, которая должна была наделить Афагдду всеми мыслимыми талантами. Помешивать варево в котле было поручено Гвион Баху, и ближе к концу срока он по рассеянности обмакнул в котел палец, и к нему пристали ровно три капли волшебной жидкости. Не раздумывая, он тотчас сунул палец в рот и принялся дуть на него, чтобы хоть немного остудить, и невольно отведал этот волшебный напиток. Опомнившись и опасаясь за свою жизнь, он пустился в бегство, а котел, в котором теперь недоставало ровно трех капель магической жидкости, треснул, и остатки варева вытекли прямо в ручей. Керридвен пустилась в погоню за Гвионом; тот часто менял облик, чтобы избавиться от преследования, но она тоже тотчас принимала другой облик и продолжала погоню, стараясь схватить его. После бесчисленных превращений Гвион принял облик пшеничного зерна, валявшегося на полу амбара, и Керридвен, на этот раз — в образе курицы, мигом склевала его. Однако, проглотив это странное зернышко, Керридвен обнаружила, что она сделалась беременна, и вскоре родила очаровательного мальчика. После этого она положила новорожденное чадо в суму и бросила его в реку. Вскоре суму с малышом вытащил из реки Элффин, который, как гласит предание, был настолько очарован красотой бровей ребенка, что тотчас воскликнул: «Талиесин!», что означает «лучистая бровь». Так малыш получил имя. Талиесин унаследовал волшебную силу вдохновения, предназначавшуюся для Афагдду, и прославился своим поэтическим талантом, а также, по преданию, и замечательным даром пророчества.
Но, к сожалению, в качестве реальной исторической личности Талиесин вызывает не меньше вопросов, чем сам Артур. Современные ученые не отрицают, что в VI веке действительно жил некий бард по имени Талиесин, которому приписывается авторство многочисленных произведений, входящих в так называемую Книгу Талиесина [98]. Возможно, он действительно был автором хотя бы некоторых из них. Однако нам известен и другой Талиесин, которого, в качестве мифического барда кельтов Британии, вполне можно отождествить с гэльским Ойсином [99]. В преданиях явно произошла активная контаминация обоих прототипов в рамках единого образа, в результате чего реальный, исторический Талиесин был наделен чертами и атрибутами своего божественного предшественника, а мифический Талиесин кельтского пантеона накинул плащ барда богов на своего вполне земного коллегу.
Остается лишь сожалеть, что наш бард порой пел слишком уж невразумительно, ибо его творения содержат подробное описание всего того, что ожидает нас в загробном мире, каким его представляли себе древние бритты. Утомительное множество не повторяющихся и практически непереводимых названий указывает на одну и ту же юдоль скорби, и единственное их назначение — показать или хотя бы намекнуть, на что же все-таки похож пресловутый Аннвн. За исключением вдохновенных заключительных стихов, произведение это проникнуто напыщенно языческим духом, являя собой этакое древлехранилище мифологии бриттов.
Пою благого Сюзерена, Владыку сей страны,Что власть высокую свою по всей земле простер.Мрачна была темница Гвейра [100] , угрюмый Кэр Сиди,Страшась коварной мести Пвилла и злобы Придери,Никто на свете до него в нее не проникал.Тяжелая синела цепь на шее у него,Средь воплей Аннвна горькой скорбью напев его звучал,Но даже там великим бардом сумел остаться он.Нас было втрое больше тех, что могут сесть в Придвен [101] ,Но только семеро вернуться смогли из Кэр Сиди.О, я ль не стою громкой славы, и песен, и хвалыЗа то, что сам четыре раза бывал в Кэр Педриван [102] ?Когда впервые слово правды послышалось в котле [103] ?Когда его своим дыханьем согрели девять дев.А разве он владыке Аннвна встарь не принадлежал?По краю этого котла жемчужины блестят.Он никогда не сварит пищи для труса и лжеца.Но меч сверкающий над ним взметнется к небесамИ в крепкой длани Ллеминавга изведает покой.У тяжеленных врат Уфферна [104] чуть теплился огонь,Когда мы прибыли с Артуром — вот славный был денек!Нас только семеро вернулось домой из Кэр Ведвид [105] !Я ль не достоин громкой славы, и песен, и хвалы,Чтоб пели их в Кэр Педриван, на Острове Дверей,Там, где рассвет и тьма ночная встречаются всегда,Там, где хозяин дорогим вином поит гостей?!Нас вышло в море втрое больше тех, что вместит Придвен,Но только семеро вернулись домой из Кэр Ригор [106] !Я не позволю славным бардам восторги расточать:Не зрели подвигов доблести Артура они у Кэр Видир [107] !На стенах там пять дюжин сотен стояло день и ночь,И было очень трудно их дозорных обмануть.Ушло с Артуром втрое больше, чем мог вместить Придвен,Но только семеро вернулись назад из Кэр Колуд [108] !Нет, бездарям я не позволю пустой хвалой бряцать.Они не видели той сечи и тех, кто бились в ней,Неведом им тот ясный день, когда родился Гви,Они не знают, кто его не отпускал в Девви.Они не видели быка с повязкою на лбу:Ярмо его — сто сорок ровно ладоней в ширину.О, много нас ушло с Артуром! Печально вспоминать…Но только семеро вернулись домой из Кэр Вандви[109]!Я не позволю петь хвалы трусливым болтунам:Они не знают дня, когда герой наш в мир пришел,Ни часа славного, когда на свет родился он,Ни среброглавого быка, похищенного им.О, много нас ушло с Артуром на славные дела,Но только семеро вернулись назад из Кэр Охрен[110].