Кембрийский период (Часть 1 — полностью, часть 2 — главы 1–5)
Шрифт:
— Месяц, значит, — сообщил отражению, — прошёл. Кстати о месяце — и о леди: где, спрашивается, месячные? Не отчеты, а те, которые болят и текут? Похоже, у меня не только зрение и слух особенные. Ну да, я же не человек. Сроки могут быть другими. Жди теперь, когда и что. Ладно. Очищения кровью не было. Значит, очистимся водой.
Камбрийцы хранили римские традиции. Так что баня сильно отличалась от русской. Неизвестно, чем пробавлялись горцы — скорее всего, чем-то вроде финской сауны, но тут, в городе, были построены правильные термы. Узнав, какую махину
— Дэффид, это в компенсацию расходов и забот. Я ведь неспокойное соседство?
Тот, не пробуя на зуб, как бывало, подкинул кусочек монеты на ладони.
— Чистая прибыль, — сообщил доверительно, — все-таки не успела ты толком наверху пожить, Немайн. Иначе знала бы, что сегодня — женский день. Все девочки моются. Даже королева. Хотя у нас её пока и нет. Эх, совесть, пропади она пропадом… Хочешь денежку назад?
Клирик изобразил раздумье.
— Не хочу. Угадай, сколько женщин будет в бане сегодня? Включая королеву, хотя её у вас пока и нет?
— Ты и Тулла. Должен же тебе кто-нибудь потереть спинку? Не Кейра же было посылать? А Туллу ты уже того… Благословила.
И подмигнул.
Клирик настолько вплотную с новым телом еще не знакомился. Видеть, конечно, видел — когда менял нижнюю рубашку. Не трепать же было единственную шелковую вещь в походах! Да и в кусты хаживал. И сопутствующими процедурами — занимался. Но — это были физиология и гигиена. А тут…
Приятных ощущений Клирик из бани не вынес. Сначала — предбанник. Раздеваться при Тулле и полудюжине горожанок посмелее (и постарше) Клирику было очень неловко. Потом — сидеть и потеть, рассматривая стены и потолок, потому что рассматривать Туллу было хоть и интересно, но тоже как-то невежливо. Хотя и вполне прилично. В стенах же ничего интересного не было. Частью обычный для здешних древних гор песчаник, частью — кирпич. Последний — исключительно с дырочками. Ну не камень же было сверлить, чтобы горячий воздух проводил? То ли от старой постройки остались, то ли не местные строители не все римские традиции забыли.
Горожанки — и особенно Тулла — придерживалась другого мнения насчет разглядывания. Интересно им было. Поначалу. Потом, убедившись, что у сидов только уши другие, успокоились.
Вместо мочалок и губок, а заодно и мыла, шерстяные перчатки. Потом — бассейн. Холодный. На все — два часа.
Результатом, помимо физической чистоты, стала безусловная убежденность Клирика в необходимости внедрить на другом конце Евразии японские ванны. Тем более что самураи, практически, водились. Вообще, манеру выбривать тонзуру от уха до уха, а не на затылке, Клирик счел разумной. Не вдаваясь в догматические подробности. Лысый выглядит умным, а плешивый — больным.
Вот с чем в Камбрии было хорошо, так это с одеждой! Своя шерсть, свой лен… Кожа — вплоть до лайки. Но — всё или домашнего шитья, или заказного. Так что наспех можно было соорудить разве что паллу. Именно так Немайн и поступила. Отбеленная шерсть — нашлась.
Чистота. А еще мудрость и сила былой Империи — вот что стояло за простым архаичным нарядом. Даже не Империи — Республики. При императорах наряды римлянок стали цветастыми — но и легионы были уже не те. Хотя на Британию их еще хватило.
Что ж. Посох на плечо, нож на пояс, Книгу под локоть — и шагом марш к королю! Уже в воротах получилось разочарование: часовой любезно сообщил, что Гулидиен закатился на охоту. Не меньше, чем на неделю. Вдобавок Кер-Мирддин встретил Немайн, как ручное чудовище. Ставни притворены, детей с улиц выкликали матери. Но лавки открыты, и по делам городской люд шествует степенно, хотя косясь и с оглядочкой. Немайн грустно свесила уши. Неделю раздражать собой город было нельзя. Впереди замаячили новые скитания. Настроение испортилось.
Для исправления которого Клирик знал два надежных способа: женский — покупки, и мужской — бифштекс. Мясо в нужных количествах в котёночий желудок Немайн не помещалось. Зато Клирик припомнил, что собирался купить зеркальце, и решил попробовать женский способ. Как назло, в лавках ничего симпатичного не обнаружилось. Всякая дребедень, которой только вразнос по хуторам торговать. Оно неудивительно: другого спроса нет и до ярмарки не будет. Но если женщина хочет исправить себе настроение покупками и не может ничего найти, ни купить, ни примерить, ни в руках повертеть…
Немайн резко прибавила шаг, и каждый камень, каждый корешок заросших травой улиц больно бил по ступням. Уши уже не свисали к плечам — они были прижаты, глаза сжались в смотровые щели. В конце концов она не выдержала. И направилась к эскулапу. За валерьянкой. Или ее средневековым аналогом.
Увы, при этом пришлось развернуться против солнца. Так что вместо прохожих она видела тени на слепящем фоне. Ну и, разумеется, врезалась.
— Леди, от тебя не увернешься! — голос принадлежал врачу, — Что-то случилось?
— Очень яркое солнце сегодня, мэтр Амвросий, — сообщила Немайн, отлепляясь от лекаря, за локоть которого ухватилась, чтоб не упасть, — не по моим глазам. Не посоветуешь ли чего?
— Обязательно, леди. Но — позже. Сэр Олдингар так упился на радостях, оставшись за главного аж на целую неделю, что придётся лечить. Не посоветуешь ли чего? Отравления, кажется, по твоей части?
С серьезным таким видом спросил. Но в глазках что-то ухмылялось. Сида предпочла этого не заметить. И бойко оттараторила:
— Три части ивовой коры и четыре части коры дуба в двадцати частях воды. Потом — клистир, — ничего ближе к бессмертному средству от симуляции, придуманного чешским писателем Ярославом Гашеком: "Три хинина, четыре аспирина, промывание желудка, клистир" Клирик навскидку придумать не сумел.
Амвросий аж икнул. След ухмылки в глазах испарился, зато на губах появилась настоящая улыбка.
— А неплохо. От горькой ивы его вывернет. Но дубовая-то зачем?
Вообще-то затем, что из нее поначалу аспирин делали. Знать бы еще, как.