Кенилворт
Шрифт:
— Как! Ты говоришь о звездах? Ведь ты не веришь в них, как, впрочем, ни во что другое?
— Вы ошибаетесь, милорд. С вашего позволения, я верю во многое такое, по чему можно угадать будущее. Я верю, что если в апреле идут дожди, то в мае распустятся цветы; если светит солнце — созреет хлеб. Следуя моей естественной философии, я верю, что раз звезды обещают, то предсказание их сбудется. Я не могу не верить в осуществление того, чего хочу и жду па земле, только потому, что астрологи заранее прочли это в небесах.
— Ты прав, — сказал Лестер, снова заметавшись в постели. — Да, весь мир жаждет этого. Я получил
— Нет, я не знаю, милорд, графиня больна…
— Негодяй! — вскричал Лестер, вскочив с постели и хватаясь за шпагу, которая лежала рядом на столе. — Так вот что у тебя на уме! Ты замышляешь убийство!
— За кого вы принимаете меня, милорд? — произнес Варни с видом незаслуженно оскорбленного человека. — Я, кажется, не сказал ничего, что оправдывало бы столь ужасное обвинение. Я заметил только, что графиня больна. И, хотя она прелестна и любима, разве ваша светлость считает ее бессмертной? Она может умереть, и рука вашей светлости снова будет принадлежать вам.
— Прочь! Прочь! — воскликнул Лестер. — Я больше не хочу об этом слышать.
— Доброй ночи, милорд, — сказал Варни, сделав вид, что принимает восклицание графа как приказ удалиться. Но голос Лестера остановил его.
— Нет, так ты не уйдешь от меня, сэр Безумец, — сказал он. — По-моему, рыцарское звание помутило твой разум. Сознайся, о несбыточном ты говорил как о возможном.
— Милорд, я желаю долгой жизни вашей прекрасной графине, — ответил Варни, — но ни ваша любовь, ни мои добрые пожелания не в силах сделать ее бессмертной. Впрочем, если даже бог дарует ей долгую жизнь на радость себе и вам, я не вижу, почему бы вам не сделаться королем Англии, несмотря ни на что.
— Ну, Варни, ты окончательно обезумел.
— Желал бы я так же быть уверенным в том, что скоро стану владельцем доходного поместья, — усмехнулся Варни. — Разве нам не приходилось слышать, что в других странах существуют так называемые побочные браки между людьми разного общественного положения? И такой брак не препятствует супругу избрать себе впоследствии жену, более достойную его сана.
— Да, слышал, это практикуется в Германии, — согласился Лестер.
— И ученейшие доктора прав в иноземных университетах оправдывают это ссылками на Ветхий завет. Наконец, что же тут преступного? Прелестная супруга, избранная вами по любви, проводит с вами тайные часы отдыха и наслаждения. Ее честь в безопасности, ее совесть может спать спокойно… Средств у вас достаточно, чтобы по-царски обеспечить потомство, если небеса благословят вас наследником. В то же время вы можете уделить Елизавете в десять раз больше времени и в десять тысяч раз больше внимания, чем дон Филипп Испанский когда-либо уделял ее сестре Марии, а между тем вам известно, как она обожала его, несмотря на его равнодушие и пренебрежение. Нужно только держать язык за зубами и владеть собой — тогда вы сможете держать вашу Элинор и вашу прекрасную Розамунду на достаточно далеком расстоянии друг от друга. Позвольте мне возвести для вас убежище, к которому не найдет пути ни одна ревнивая королева.
Лестер помолчал немного, потом вздохнул и ответил:
— Это невозможно. Доброй ночи, сэр Ричард Варни… Нет, погоди… Не объяснишь ли ты, с какой целью Тресилиан появился сегодня в таком небрежном костюме перед королевой? По-моему, он решил растрогать ее чувствительное сердце и внушить сострадание к влюбленному, брошенному дамой и махнувшему рукой на себя.
Варни, подавив злорадный смешок, ответил:
— Сдается мне, что у мистера Тресилиана не было в мыслях ничего подобного.
— Как! Что ты хочешь этим сказать? В твоем смехе, Варни, всегда звучит коварство.
— Я только хочу сказать, милорд, что Тресилиан отыскал верный путь для исцеления сердечных ран. В башне Мервина, куда я поместил его по некоторым соображениям, у него имеется компания… подруга… не то жена, не то сестра какого-то актера.
— Подруга! Ты хочешь сказать — любовница?
— Да, милорд; какая еще женщина может часами находиться в комнате мужчины?
— Клянусь, эту историю стоило бы рассказать при случае! — воскликнул Лестер. — Ох, уж эти ученые буквоеды, лицемеры с их мнимой добродетелью! Я им никогда не доверял. Однако мистер Тресилиан довольно бесцеремонно ведет себя в моем доме… Если я посмотрю на это сквозь пальцы, то лишь благодаря кое-каким воспоминаниям… Я не хотел бы вредить ему больше, чем вынужден. Но ты все же следи за ним, Варни.
— Вот потому-то я и поселил его в башне Мервина, там с него не спускает глаз мой самый бдительный, но, к сожалению, и самый пьющий слуга — Майкл Лэмборн, о котором я уже докладывал вашему высочеству.
— Высочеству! — вскричал Лестер. — Что это еще за титул?
— Он вырвался нечаянно, милорд, но звучит столь естественно, что я не в силах взять его обратно.
— Твое повышение совсем вскружило тебе голову, — сказал Лестер, улыбаясь, — новые почести так же кружат голову, как молодое вино.
— Пусть у вашей светлости будет вскоре повод сказать это на основании собственного опыта, — отозвался Варни и, пожелав своему господину доброй ночи, удалился.
Глава XXXIII
Стоит здесь жертва, там — предатель наглый.
Так загнанная псами лань лежит
У ног охотника, а тот учтиво,
Надеясь получить потом награду,
Кинжал свой знатной даме подает.
Чтобы пронзить трепещущее горло.
Возвратимся в башню Мервина, или, вернее, в темницу, где несчастная графиня Лестер томилась в неизвестности и нетерпеливом ожидании. Она понимала, что в царящей суматохе ее письмо могут не сразу вручить графу и пройдет некоторое время, пока Лестер найдет возможность оставить Елизавету, чтобы навестить свою Эми в ее тайном убежище.
«Я не должна ждать его раньше ночи, — убеждала она себя, — он не может отлучиться от своей августейшей гостьи, даже чтобы повидать меня. Я знаю, он придет раньше, если будет возможно; но я не буду ждать его до ночи». И все же она ждала его ежеминутно, хотя и пыталась убедить себя в бесполезности ожидания. Малейший шорох она принимала за торопливые шаги Лестера, стремящегося поскорее заключить ее в свои объятия.