Кентурион
Шрифт:
Вода, отяжелившая желудки, и клинки в руках прибавили всем уверенности и подняли настроение.
Уахенеб запел даже.
– Маасен пет, маасен та… – тихо выводил он.
– Мака шебсен эр маау! – взвыл Эдик. Две руки одновременно – Гефестая и Сергия – достали «сарматскую» шею.
– Не ори, не дома! И дома не ори!
– Да, – сказал Ахми, любовно поглаживая кепеш, – голоса в пустыне разносятся далеко…
– Двигаем, – скомандовал Сергий. – Спешить не надо, пока дойдем до лагеря, как раз все спать улягутся.
– А дальше? – промямлил Кадмар.
– Проблемы
– В любом случае, – сказал Регебал, – в шене я больше не ногой.
– Аналогично! – буркнул Эдик, потирая шею. – Хорошо, хоть не секирой…
– Вы мне можете объяснить, – сказал Ахми, – куда мы идем? С нубийцем не вышло, я понял. И что теперь?
Сергий вполголоса изложил свой простенький план.
Девять беглых пошагали к лагерю. Света от луны было мало – ночное светило подтаяло до едва заметного полумесяца, но звезд высыпало масса, и их холодное бестеневое сияние заливало землю, выделяя каждый камешек на пути.
Лагерь-каструм Сергий сперва услышал, и лишь потом увидел пильчатую линию частокола. За пределы каструма вырывались крики и хохот, рваный свет костров резче выделял кромку стен.
– Закапываемся во рву, – тихо скомандовал Лобанов, – там песка нагребло – кучи. Кадмар, Уахенеб, Искандер! Сбегайте на разведку, узнайте, велика ли стража на входе в долину.
– Значит, – заговорил Искандер, улыбаясь, – искать «окно» не будем?
– Не будем, – мотнул головой Сергий. – Уходим через «дверь».
– Как вошли, так и выйдем, – перевел для себя Гефестай. – Может, и мне сходить, глянуть?
– Сиди уж, – хмыкнул Эдик. – Великоват ты, сын Ярная. Как отощавший хте…
– Щас получишь, – неуверенно прошептал Гефестай.
– Разговорчики.
Шепотки стихли. Разведчики серыми тенями растворились в ночи. Сергий нагреб на себя песок, и лежал, пялясь в небо и благословляя всех богов подряд за отсутствие у римлян собак. Псы – это перебор…
Шум за стенами лагеря стал утихать. Роксолан прислушался. Шорох? Или ему показалось? Нет, в смутных тенях обозначилось движение.
– Это мы… – донесся выдох из темноты.
– Сюда… – подал голос Сергий.
Три сгустка тьмы отпочковались от ночи и приблизились, трансформируясь в Кадмара, Уахенеба и Искандера.
Тиндарид подполз к Сергию, и шепотом доложил:
– Сторожат на двух постах, у одной стены и у другой! Там пять человек, и там пять! Между ними большой костер. Что они там жгут, не знаю, но горит ярко, все видно…
Роксолан задумался.
– А каструм оттуда виден? – спросил он.
– Как на ладони.
– Может, отвлечь их как-нибудь? – прошептал Гефестай.
– Как?
– Пожар! – прошипел Эдик.
– Где? – удивился Гефестай.
– Пожаром отвлечь. Зажечь каструм.
– Стоп, – остановил его Сергий. – Молодец. Садись, «пять». Каструм не подожжешь, а вот дом управителя запылает только так. Короче, я в гости к Хатиаи, а вы ползите, докуда доползете, и ждите меня.
Сергий обошел стену каструма, пока не оказался напротив того места, где стоял дом управителя каменоломни. Влезть на частокол, обмазанный глиной,
Сергий осторожно спрыгнул вниз, благословляя низкий уровень дисциплины в «Пер-Исфет». Скользящей походкой он двинулся ко входу в дом человека, которому был кое-что должен. Ему было немножечко стыдно, что личная месть заслонила ему общую пользу, но пожар – это неплохой выход, отличный отвлекающий маневр…
Лобанов прошел в дом, втягивая ноздрями чужие запахи. Хозяин спал. Он растянулся на кровати, голый, потный, и храпел, некрасиво отвалив челюсть. Сергий приблизился, и нанес несильный удар Хатиаи по шее. Тот всхрапнул и затих.
Найдя легионерский платок, Сергий завязал ему рот. Поискав глазами, обнаружил подходящий предмет – тонкий медный прут, поддерживавший полог над кроватью, – и связал им управителю руки. Другой прут стянул ноги Хатиаи.
Быстрее, быстрее!
Лобанов собрал в кучу все циновки, что лежали на полу в обеих комнатах, навалил сверху плетеные стулья, изящные столики на тонких ножках, пару табуретов, тростниковые занавески с окон. А потом затащил хозяина дома на весь этот горючий материал. Принеся лампион, он пошлепал Хатиаи по щекам, приводя того в чувство, и вежливо сказал:
– Добрый вечер. Узнаешь?
Хатиаи выпучил глаза, задергался, замычал сквозь ткань.
– Так встрече радуешься? – осклабился Сергий. – Ух ты, мой радостный! Извини уж, хотел тебя отдубасить как следует, да некогда все. Я тебя подвялю маленько, ты не против?
Хатиаи еще пуще задергался, а глаза его сделались и вовсе круглыми.
– Ты против? – развлекался Лобанов. – Ах, какая досада…
Он сходил за лампионом и подпалил циновки – те занялись сразу, затрещали, повеяло жаром. Огонь жадно забегал по тонконогой мебели, лизнул жирный бок управителя. Управитель дернулся, забился, под его чревом затрещал столик из черного дерева.
– Грейся, сволочь, – процедил Сергий и вышел во двор.
Дом управителя был обсажен кривыми деревцами, а под навесом располагался глубокий колодец, откуда черпали воду для стражи, для надсмотрщиков, для мере. Рядом с колодцем стояла бочка, полная воды. Сергий подумал-подумал, и вернулся в дом. Где-то он тут видел бурдючок… Вот он! Подхватив бурдюк, он живо наполнил его животворной влагой. Пригодится.
Стену он одолел по приставной лестнице. Усевшись наверху, Сергий вытянул ее и спустил наружу – не следует пренебрегать комфортом, если он бережет время и силы. Придерживая бурдюк левой рукой, сжимая кепеш правой, он быстро спустился и пошагал к выходу из долины. Сейчас решится многое… Пробьются они или не пробьются, интересно? Интересно ему… Надо пробиться. Надо! Что хорошего в смерти, пусть даже героической?