Керченская катастрофа 1942
Шрифт:
Первая позиция главной полосы обороны состояла из отдельных стрелковых ячеек, окопов, землянок, разбросанных без всякой системы и порой даже не связанных между собой ходами сообщений. Огневые позиции, инженерные сооружения были плохо замаскированы, ибо совершенно голая степная местность не позволяла это хорошо сделать. Штабы армий, дивизий, узлы связи располагались близко к переднему краю, долгое время не менялись, а потому были известны противнику. Штаб фронта находился в пос. Ленинское около Семи Колодезей.
Лучше была укреплена в инженерном отношении вторая позиция главной полосы обороны, перед которой был вырыт противотанковый ров. Восточнее рва располагались ДОТы и ДЗОТы, которые занимали части 151-го укрепленного района вместе с 224-й и 396-й стрелковыми дивизиями усиления. [11] Большинство стрелковых соединений и частей на переднем крае имели значительный недокомплект личного состава, доходивший до 30–50 %.
Существовала и вторая полоса обороны, но она фактически только числилась на фронтовых картах. Она проходила в 30 км западнее Керчи по линии Турецкого вала. (Этот Турецкий вал не следует путать с Турецким валом на Перекопском перешейке.) Создавалась оборонительная полоса (обводы) и вокруг Керчи. Инженерные работы велись на этих рубежах
11
ЦАМО РФ, ф. 224, оп. 783, д. 33, лл. 1–2.
Таким образом, главным недостатком всей обороны Крымского фронта было ее построение, расположение на ней войск. Защищая диссертацию по этой теме в Институте военной истории в 1977 г., я слышал мнение специалистов, которые говорили, что такое построение было просто сумасшедшим, ибо оно игнорировало имеющийся опыт не только Великой Отечественной войны, но и прежних войн.
В ожидании скорого освобождения Крыма сюда, на Керченский полуостров, от редакции газеты „Красная Звезда“ был послан в качестве корреспондента К. М. Симонов. „Свежим взглядом“ он сразу же „схватил“ основной порок Крымского фронта. В своем дневнике он тогда записал: „…Здесь, на Крымском фронте, существует сейчас истерический лозунг: „Всех вперед, вперед, вперед!“ Может показаться, что доблесть заключается только в том, чтобы толпиться как можно ближе к передовой, чтобы, не дай бог, кто-нибудь не оказался вне артиллерийского обстрела противника. Непонятная и страшная мания! И как только мы выехали на 10 км в тыл, мы уже не видели ничего — ни войск, ни узлов противотанковой обороны, ни окопов, ни артиллерийских позиций. От фронта до Керчи было пустое пространство“. [12]
12
Симонов К. М. Из военных дневников 1941–1945 годов. См. журнал "Новое время", № 7, 1965, с. 27. Позже в журнале "Юность", в воспоминаниях ("Записки молодого человека"), К. М. Симонов сообщает о своих впечатлениях при встрече с командующим Крымским фронтом Козловым Д. Т. и членом Военного совета фронта дивизионным комиссаром Шаманиным Ф. А. "Козлову было лет за 50. Это был человек с двумя орденами за Гражданскую войну, довольно плотный, седеющий, с обрюзгшим недовольным лицом. Был он чем-то не похож на многих других генералов, которых я уже видел на войне. Видимо, не похож тем, что для них война уже давно была в разгаре, а для него она была в новинку, и он еще психологически не до конца перешел с положения мирного времени на военное положение. Как мне кажется, иранский поход был для Закавказского фронта своего рода психологическим несчастьем, потому что у людей, которые до начала этого похода еще не участвовали в нынешней войне, создалось совершенно превратное первое впечатление о том, что такое военные действия. И некоторые из них потом расплачивались за это в Крыму… Ночью мы с Мержановым зашли к члену Военного совета фронта Шаманину. У него оказались какие-то служебные счеты с Андреем Семеновичем Николаевым, который сейчас по-прежнему был членом Военного совета 51-й армии. Я имел несчастье радостно отозваться об этом прекрасном человеке, и Шаманин немедленно начал его чистить. Оказывается, когда-то он был подчиненным у Николаева, а лягнуть ногой свое бывшее начальство — большая радость для всякого недоброго человека. Шаманин долго и дурно ругал Николаева, он сидел, а мы с Мержановым стояли перед ним. Беседа продолжалась около двух часов, а мы стояли и стояли. Я всегда считал своим долгом в подобных случаях прежде всего помнить, что я человек, одетый в военную форму, а потом уже писатель. Раз начальство не предлагает сесть, стало быть, надо стоять. Но на этот раз, когда такое состояние продолжалось почти два часа, я под конец смотрел на Шаманина уже с любопытством: додумается он все-таки посадить нас или не додумается? Он так и не додумался. Если он сознательно хотел этим поставить на свое место корреспондентов — еще так-сяк! Гораздо хуже, если он сделал это просто так, нечаянно — тогда это значило, что он так поступает со всеми" (Жур. "Юность" № 12, 1969, сс. 16–17). Корпусной комиссар Николаев А. С. (1902–1942) являлся героем ряда очерков и прототипом художественных произведений Симонова В. В. О нем, как человеке и политработнике, Константин Михайлович отзывался восторженно. Мержанов М. И. (1900–1974) в то время был военным корреспондентом газеты "Правда".
В своем телевизионном выступлении К. Симонов как-то сказал, что эта поездка ему, как журналисту, ничего не дала, но как для писателя, в будущем, она стала определяющей. В связи с этим высказыванием К. Симонова я решил с ним встретиться, что и удалось осуществить во время поездки в Москву в августе 1974 г. В нашей беседе Симонов спрашивал и говорил в основном о Мехлисе, о его взаимоотношениях со Сталиным. Уже после смерти Константина Михайловича я понял, что он собирал материал к своей книге „Глазами человека моего поколения. (Размышления о И. В. Сталине)“, которую он так и не дописал до конца. Мехлис интересовал К. Симонова как типичная фигура в ближайшем окружении Сталина, через которую видны и характерные черты деятельности последнего. В ходе нашей встречи Константин Михайлович много рассказал нового о Мехлисе, что я не знал. Оказывается, представитель Ставки в перерывах своей основной работы любил допрашивать пленных немецких офицеров. Чаще всего это были сбитые летчики. Если пленный не был расположен давать показания, то Мехлис вызывал своего адъютанта, и фашист расстреливался около дома представителя Ставки. Интересно, что этот факт в какой-то степени фиксировался документально в бумагах представителя Ставки. В архиве Министерства обороны я видел несколько официальных приговоров к смертной казни. При этом преступление пленного немецкого офицера формулировалось как „измена родине“. Непонятно только, о какой родине шла речь. Логика Мехлиса часто была совершенно необъяснима.
Документов канцелярии Мехлиса на Крымском фронте сохранилось много. У него был очень странный почерк. С первого взгляда казалось, что писал неграмотный человек, ибо буквы были какие-то изогнутые, корявые, пляшущие. Позже мне разъяснили, что Мехлис учился в еврейской религиозной школе, где его учили ивриту — древнему еврейскому языку. Манеру начертания букв он, якобы, и перенес на русский алфавит. Не в религиозном ли воспитании был заложен характер Мехлиса — его крайняя самоуверенность, избранность, удивительная работоспособность и жестокость, недоверие и подозрительность к людям, преданность идее и полное неприятие критики в свой адрес? Это, очевидно, понимал и К. Симонов. Он мне сказал: „Мехлис — талмудист, фанатик, ему повезло, что во время Гражданской войны он вступил в Коммунистическую партию, сделался военным комиссаром, осуществлял дальнейшую карьеру. А если бы он эмигрировал в Израиль, то там бы стал вторым Бен-Гурионом“.
Крымский фронт располагал значительным количеством оружия и боевой техники. В частях фронта было 709 полевых, 216 противотанковых орудий, 1026 минометов (без учета 50-мм минометов), 72 реактивных установки, 244 зенитных орудий. [13] Вся эта артиллерия была объединена в армейские артиллерийские группы, расположена она была эшелонами и на значительную глубину главной полосы обороны. Штабом фронта был подготовлен план использования артиллерии на случай немецкого наступления. Однако в противотанковой обороне были допущены и серьезные ошибки. Так, например, системы опорных пунктов для противотанковой артиллерии организовано не было. Командование фронта и частей допустило равномерное распределение орудий по всему фронту, а нужно было их ставить только на танкоопасных направлениях. Не было создано сильных подвижных противотанковых резервов и отрядов заграждений из инженерных частей. Надобность в этих мерах была необходима, о чем свидетельствовал уже опыт начала Великой Отечественной войны.
13
ЦАМО РФ, ф. 224, оп. 760, д. 3, лл. 412, 421–423.
Утром 8 мая Крымский фронт располагал 238-ю исправными танками, которые были объединены в четыре танковые бригады и три отдельных танковых батальона. Правда, большинство танков было устаревших образцов. В течение зимы и весны многие их них неоднократно восстанавливались после неудачных наступательных операций, поэтому материальная часть их не была в удовлетворительном состоянии. [14]
Крымский фронт располагал 209 самолетами-истребителями, 140 бомбардировщиками (сюда вошли также 31 легкий ночной бомбардировщик У-2 и 6 самолетов-разведчиков). Большинство самолетов также было устаревших образцов, материальная часть их сильно была изношена. Истребительная авиация была распределена по армиям, что было неправильно, ибо узкий фронт в этих условиях давал полную возможность единого централизованного руководства. Многие аэродромы были близки к переднему краю, план использования авиации в случае наступления противника составлен не был. [15]
14
Там же, д. 7, л. 96.
15
Там же, д. 3, л. 412, д. 7, л. 96.
Количество вооружения и боевой техники на Крымском фронте в военно-исторической литературе обычно преувеличивается. Называются такие числа: 3 580 орудий и минометов, 350 танков и 400 самолетов. [16] Это произошло потому, что авторы исследований использовали не фронтовые документы, многие из которых просто погибли, а данные Генерального штаба, где за Крымским фронтом числилось больше техники и оружия, нежели было в наличии. В действительности вся эта „лишняя“ техника была утрачена в ходе наступательных боев зимой и весной 1942 г. и в свое время не была списана.
16
Великая Отечественная война Советского Союза 1941–1945. Краткая история, издание 2-е, М.: Воениздат, 1970, с. 155; История Второй Мировой войны 1939–1945. Т. 5. М.: 1975, с. 125.
Говоря о недостатках и проблемах Крымского фронта, надо отметить еще один существенный элемент. Фронт образовался в результате Керченско-Феодосийской десантной операции конца 1941 г. и начала 1942 г. Таким образом войска на Керченском полуострове оказались оторванными от сухопутных коммуникаций, от Большой Земли. В целом они зависели от морских перевозок по Черному морю и через Керченский пролив.
Зимой 1942 г., на удивление всех, Керченский пролив замерз. Это явление бывало и раньше, но крайне редко. В это время удалось организовать переправу людей, лошадей и легкой техники по льду, но продолжалось это недолго. Затем для переправы всего необходимого фронту стали использовать морские суда, баржи, понтоны. Потребности на Керченском полуострове были очень большие. Здесь начали восстанавливать железную дорогу, но весь подвижной состав фашисты уничтожили или угнали. Тяжелую железнодорожную технику приходилось переплавлять через пролив. Есть фотографии, где видно, как переправляли на баржах паровозы, а пустые цистерны даже вплавь по воде. Из-за действий авиации противника, а также из-за морских мин, которые устанавливали гитлеровцы в морском пространстве около Керчи, перевозки осуществлялись с большим риском. Вследствие этого снабжение войск фронта было нерегулярным. В течение зимы и весны 1942 г. части фронта постоянно испытывали недостатки в топливе, продуктах питания, фураже. Даже на передовой не хватало продуктов питания. Личный состав вынужден был иногда есть мясо убитых или павших лошадей. Не хватало лесоматериалов для покрытия землянок и блиндажей, кольев для сооружения проволочных заграждений, испытывали острый недостаток дров. Неудовлетворительно обстояло дело даже с питьевой водой. В одном из донесений без особого преувеличения говорилось, что „ближайшие озера с пресной водой выпиты войсками“. [17]
17
ЦАМО РФ, ф. 215, оп. 1193, д. 53, л. 2.
В советской исторической литературе как-то не заостряется вопрос об оторванности Крымского фронта от Большой Земли. А ведь наличие Керченского пролива и сложность перевозки через него было самым слабым моментом в обороноспособности этого фронта. Это понимали и оценивали и гитлеровцы, поэтому они в 1942–43 гг. построили через Керченский пролив железнодорожный мост. В советской литературе этот факт почти не отражен, но эту заботу фашистов о снабжении своих войск на Северном Кавказе и на Таманском полуострове надо признать.