Кёрклендские забавы
Шрифт:
В ту минуту при мысли об этом на меня нахлынула неожиданная волна счастья и я поняла, как сильно скучала по этим краям с тех пор, как их покинула.
Джемми, должно быть, заметил, как изменилось выражение моего лица, потому что обронил:
– Уже недолго, мисс Кэти.
И вот наконец наша деревня. Гленгрин. Несколько домиков, жмущихся к церкви, постоялый двор, огороды и коттеджи. Мы проехали мимо церкви, через белые ворота, по подъездной дорожке, и перед нами предстал Глен-хаус. Он показался мне меньше, чем я себе представляла, за опущенными жалюзи виднелись кружевные занавески, но я знала, что внутри на окнах висят тяжелые драповые шторы, которыми
Будь дядя Дик дома, он бы отдернул шторы, поднял жалюзи, и Фанни стала бы причитать, что от солнца выгорает мебель, а отец… отец даже не услышал бы ее.
Когда я выбиралась из двуколки, из дома вышла Фанни, услышавшая, как мы подъехали.
Можно было подумать, что эта типичная с виду йоркширка, невысокая и полная, как бочонок, обладает веселым нравом, но она не была хохотушкой. Наверное, это годы, проведенные в нашем доме, сделали ее строгой.
Критически осмотрев меня, Фанни произнесла своим обычным твердым голосом, слегка растягивая гласные:
– За это время вы совсем истощали.
Я улыбнулась. Необычное приветствие для женщины, не видевшей меня четыре года, единственной, кого я могла бы назвать матерью. Впрочем, я и ожидала чего-то подобного, ведь Фанни никогда не была нежна со мной. Ей казалось, как она выражалась, «глупым» выставлять напоказ свою привязанность к кому-либо, и чувствам своим она позволяла проявляться только в те минуты, когда она бранила меня за что-то. И все же эта женщина прекрасно изучила мои наклонности и природные потребности. Она строго следила за тем, чтобы я всегда была накормлена и должным образом одета. Никаких излишеств и, как она это называла, «всякой мишуры» мне носить не разрешалось. Фанни весьма гордилась своей прямотой, нежеланием вуалировать правду и привычкой откровенно высказывать собственное мнение, зачастую довольно нелицеприятное. Я прекрасно видела ее положительные качества, но прежде редко заслуживала проявления ее любви, пусть даже неискренней. Сейчас все эти воспоминания нахлынули на меня. Фанни осматривала мою одежду, и ее уста кривились; как же хорошо я помнила это движение ее губ!
Почти не умевшая улыбаться от удовольствия, Фанни всегда была готова презрительно ухмыльнуться.
– Вот, значит, как вы там одеваетесь? – Ее губы снова дрогнули.
Я спокойно кивнула.
– Отец дома?
– Кэти…
Это был его голос. Он спускался по лестнице в холл. Отец был бледен, под глазами залегли тени, и я, впервые взглянув на него глазами взрослого человека, подумала: он выглядит каким-то растерянным, как будто чувствует себя чужим в этом доме… или в этом времени.
– Отец!
Мы обнялись, но, хоть он и попытался изобразить нежность, я почувствовала, что это неискренне. У меня появилось странное ощущение, словно отец не рад моему возвращению, как будто ему хотелось от меня избавиться и он предпочел бы, чтобы я оставалась во Франции.
И там, в нашем сумрачном холле, не пробыв в доме и пяти минут, я почувствовала, как гнетет меня это здание, и во мне пробудилось желание его покинуть.
Как жаль, что меня встречал не дядя. Тогда мое возвращение было бы совсем другим!
Дом сомкнулся вокруг меня. Я направилась в свою комнату, где солнце пробивалось сквозь жалюзи. Я подняла их, впустив в помещение свет, потом открыла окно. Моя комната находилась на верхнем этаже, поэтому окрестности из нее были видны как на ладони, и при взгляде на них у меня по телу от удовольствия побежали мурашки. Эти места совсем не изменились и все так же меня радовали. Мне вспомнилось, какой восторг
– Ох и веселый вы человек, капитан Кордер, ох и веселый! – не раз говорил Том Энуисл моему дяде.
Однажды я вдруг поняла, что дядя Дик хотел, чтобы я выросла такой же, как он, и поскольку мне самой хотелось этого больше всего на свете, между нами воцарилось согласие.
Мои мысли устремились в прошлое. Завтра, решила я, поеду кататься верхом… На этот раз одна.
Каким же долгим показался мне первый день дома! Я обошла здание, заглянула во все комнаты… темные комнаты, куда не было доступа солнцу. У нас были две служанки, Джанет и Мэри, обе уже немолодые. Они походили на бледные тени Фанни, что, впрочем, было естественно, ведь Фанни сама их выбрала и обучала.
Джемми Беллу помогали на конюшне два парня, они же ухаживали за садом. У отца никакой определенной профессии не было. Он был из тех, кого называют джентльменами. Окончив с отличием Оксфорд, он какое-то время преподавал и увлекся археологией, которая привела его в Грецию и Египет. Когда он женился, моя мать стала путешествовать с ним, но перед самым моим рождением они осели в Йоркшире, где отец собирался писать книги по археологии и философии. Кроме того, он пробовал себя в живописи. Дядя Дик как-то сказал, что беда моего отца в том, что он слишком талантлив, тогда как сам дядя, не имея вовсе никаких талантов, стал простым моряком.
Как же часто я мечтала о том, чтобы моим отцом был дядя Дик!
В промежутках между плаваниями дядя жил с нами. Это он навещал меня в школе. Таким я и рисовала его в своем воображении: вот он стоит посреди зала с белыми стенами, куда провела его Madame la Directrice [1] , ноги широко расставлены, руки в карманах, вид такой, будто все это место принадлежит ему. Мы были очень похожи, и я никогда не сомневалась, что под его пышной бородой скрывается такой же острый подбородок, как у меня.
1
Госпожа директриса (фр.). (Здесь и далее примеч. пер., если не указано иное.)
Дядя подхватил меня на руки, оторвал от пола, как когда-то в детстве. Думаю, будь я старухой, он сделал бы то же самое. Это был способ показать мне, насколько я дорога ему… А он мне. «С тобой здесь хорошо обращаются?» – спросил дядя, и его глаза вдруг воинственно сверкнули, словно он готов был ринуться в бой с моими обидчиками.
Он ненадолго забрал меня из школы. Мы ехали по городу в тарахтевшей коляске, которую он нанял, заходили в магазины, покупали для меня одежду, потому что дядя увидел нескольких девочек из моей школы и решил, что они выглядят элегантнее, чем я. Ах, милый дядя Дик! После той встречи он добился, чтобы мне выплачивали хорошее пособие, и именно по этой причине я вернулась домой с целым сундуком нарядов самых разнообразных фасонов и видов, которые, как меня убеждали дижонские модельеры, привозили прямиком из Парижа.