Кэрри

Кинг Стивен

— Я как-то врезал одному парню, когда он лежал без сознания. Я тебе никогда об этом не рассказывал?

Сью покачала головой.

— Да, было такое дело, — Томми в задумчивости потер переносицу, и его щека чуть дернулась — так же, как в тот раз, когда он признался, что неправильно надел резинку. — Его звали Денни Патрик. Когда мы учились в шестом классе, он меня здорово отлупил. Я его ненавидел, но и боялся тоже. Поджидал удобного случая. Знаешь, как это?

Она не очень поняла, но все равно кивнула.

— Короче, год или два спустя он нарвался. Полез не на того парня. Был у нас такой Пит Табер. Маленький, но здоровый как черт. Денни к нему из-за чего-то прицепился —

я уж не помню, может, из-за стеклянных шариков или еще из-за чего-то. Тот терпел-терпел, потом все-таки не выдержал и вздул его. Прямо на игровой площадке в начальной школе. Денни упал, ударился головой и отключился. Все убежали — мы подумали, что он, может, умер. Я тоже убежал, но сначала двинул ему ногой по ребрам. Потом очень было стыдно… Ты собираешься извиниться перед ней?

Вопрос застал Сью врасплох, и она лишь спросила слабым

голосом:

— А ты извинился?

— А? Боже, нет, конечно. Но тут другое дело, Сюзи.

— Ты так считаешь?

— Во-первых, мы уже не в седьмом классе. И у меня все-таки были какие-то причины, пусть даже это паршивое оправдание. Но что тебе сделала эта несчастная дура?

Сью не ответила, потому что сказать было нечего. За всю свою жизнь она обменялась с Кэрри, дай бог, сотней слов, и десятка три из них произнесла сегодня. После начальной школы физкультурные занятия были единственным местом, где они встречались: Кэрри шла по курсу делопроизводства, а Сью, разумеется, готовилась к колледжу.

Ни с того ни с сего она вдруг почувствовала к себе отвращение. Это было невыносимо, и Сью накинулась на Томми.

— С каких это пор ты стал такой правильный? С тех пор как начал меня трахать?

Улыбка на его лице медленно растаяла, и Сью тут же пожалела о своих словах.

— Видимо, мне следовало промолчать, — сказал Томми и принялся натягивать брюки.

— Извини, это мне не следовало ничего говорить. — Она погладила его но руке. — Мне просто стыдно, понимаешь?

— Понимаю. Но лучше бы я оставил свои советы при себе. У меня это не очень здорово получается.

— Томми, тебе никогда не бывает противна эта… эта твоя популярность?

— Мне? — Вопрос явно удивил его. — Ты имеешь в виду, что я в футбол играю, и президент класса, и все такое?

— Да.

— Нет. Это просто не бог весть как для меня важно. Школа вообще не самое важное в жизни. Пока ты учишься, кажется, что да, это здорово, но потом никто даже не вспоминает о таких вещах, разве что когда соберутся вместе и нальются пивом. Во всяком случае, я вижу, как это у моего старшего брата и его приятелей.

Сью не стало легче. Наоборот, ее страх даже усилился. Вот она, маленькая Сюзи из Ювинской школы, главный цветок из всего цветника. Платье для выпускного бала навечно повешено в шкафу в полиэтиленовом чехле…

Ночь сгущала тьму за чуть запотевшими окнами машины.

— Наверно, все кончится тем, что я стану работать у отца в авторемонтной мастерской, — сказал Томми. — По вечерам в пятницу и в субботу буду наливаться пивом в Дяде Билли или в Кавальере и вспоминать, как я перехватил передачу от Сандерса и мы победили Дорчестер. Женюсь на какой-нибудь зануде, буду вечно голосовать за демократов, и всю жизнь у меня будет прошлогодняя модель…

— Не надо, — остановила его Сью, почувствовав вдруг во рту привкус темного сладковатого ужаса, и потянула Томми к себе. — Люби меня. Я сама не знаю, что со мной сегодня. Люби меня. Люби меня.

Что он и сделал, и на этот раз все вышло по-другому. На этот раз казалось, что ничего им не мешает, не было бестолковой возни, и ровный

восхитительный ритм уносил их все выше и выше. Томми дважды, тяжело дыша, останавливался, чтобы сдержаться, затем продолжал

(до меня у него никого не было и он признался в этом хотя я бы поверила если бы он солгал)

И продолжал в полную силу; ее дыхание стало неровным, судорожным, затем она начала вскрикивать, крепко обнимая его за спину и не в силах остановиться; накатил жар, и все дурные предчувствия исчезли; каждая ее клеточка словно достигла своего оргазма, и все тело заполнил яркий солнечный свет, в мозгу зазвучала музыка и замельтешили разноцветные бабочки…

Позже, но дороге домой, он спросил, не согласится ли она пойти с ним на выпускной бал. Сью сказала, что пойдет. Потом он спросил, решила ли она, как поступить с Кэрри Уайт, не решила. Томми сказал, что это не важно, но Сью так не думала. Ей вдруг начало казаться, что это предельно важно.

Из статьи Телекинез: анализ и последствия (Научный ежегодник, 1982), Дин К. Л. Макгаффин:

Разумеется, даже сейчас есть ученые — и, к сожалению, сотрудники Дьюкского университета тут в первых рядах, которые отрицают невероятные заключения, вытекающие из истории Кэрри Уайт. Подобно приверженцам теории плоской Земли, розенкрейцерам или последователям Корли в Аризоне, которые убеждены, что атомная бомба просто не может сработать, эти несчастные смотрят в лицо фактам, уткнув голову в песок — и я прошу прощения за столь необычную метафору.

Конечно же, можно понять оцепенение, охватившее научные круги, гневные голоса, рассерженные письма и споры на научных конференциях. Научное сообщество даже саму идею телекинеза проглотило с трудом — еще бы, тут вам и спириты, и медиумы, и столоверчение, и парящие над головой диадемы — все словно из фильмов ужасов. Но понимание не извиняет безответственности в науке.

Исход дела Кэрри Уайт вызывает к жизни сложные и пугающие вопросы. Наши представления о том, как должен вести себя реальный мир, словно встряхнуло землетрясением. И можно ли судить, скажем, такого прославленного физика, как Джеральд Люпонс, который, даже ознакомившись с массой убедительных доказательств, представленных комиссией по делу Кариетты Уайт, по-прежнему считает все происшедшее мистификацией? Ибо, если Кэрри Уайт истина, то что сказать о Ньютоне?..

Кэрри и мама слушали в гостиной, как Теннесси Эрни Форд поет Пусть горит нижний свет. Пластинка крутилась на старом фонографе, который мама называла вик-тролой (или в особенно хорошем настроении викки) Кэрри сидела за швейной машинкой и, нажимая ногами педаль, пришивала рукава к новому платью. Мама, устроившись под гипсовым распятьем, вязала салфетки и постукивала в такт музыке ногой — звучала одна из ее любимых песен. Мистер П. П. Блисс, написавший и этот гимн, и еще великое множество других, служил для нее одним из блестящих примеров трудов Божьих на земле. Раньше он был моряком и грешником (что в ее лексиконе означало одно и то же), богохульником и насмешником над величием Всемогущего. Но как— то раз на море разразился шторм. Когда лодка уже вот-вот должна была перевернуться и затонуть, мистер Блисс узрел видение ада, разверзшегося под морским дном, чтобы поглотить его в одно мгновение, и опустившись, на грешные колени, принялся молиться Господу. Мистер Блисс пообещал, что, если Бог спасет его, он посвятит ему всю свою оставшуюся жизнь, и шторм, разумеется, тут же прекратился.