Кес Арут
Шрифт:
— Продолжай, — сквозь зубы произнёс Арут.
— Нам сказали, что правительство отдало приказ, предписывающий всему армянскому населению покинуть Трапезунд, — пленный сделал короткую передышку и продолжал дрожащим голосом: — Мы конвоировали восемьсот человек из тюрьмы в порт Трапезунда. Как я потом узнал, это были очень известные армяне. Мы посадили их на два корабля. Потом отплыли подальше от берега и… — пленный внезапно замолчал.
— И… что? Рассказывай! — закричал Арут.
— Нам приказали выбрасывать всех за борт, в море, — прошептал, не поднимая головы пленный, — и мы выполнили приказ. Мы связывали им руки и бросали в море. Все восемьсот армян были утоплены.
Арут сжал зубы так, что челюсть захрустела. Все без исключения фидаи едва сдерживались,
— Это всё? — тихо спросил у пленного Арут.
— Нет, — пленный отрицательно покачал головой и, не поднимая головы, продолжил рассказывать:- Когда мы вернулись в порт, нас отправили в город, контролировать улицы. Нам дали приказ. Убивать всех армянских мужчин в возрасте от 14 до 65 лет. Всеми остальными армянами должны были заняться местные отряды и специально сформированные группы из преступников, которых освободили из тюрьмы. Но это мы узнали позже… когда вышли на улицы…
— Всеми остальными? — повторил за пленным Арут и спросил: — Ты женщин и детей называешь «остальными»?
Пленный кивнул и едва не поплатился за это жизнью. Один из фидаинов бросился на него с саблей и едва не зарубил на месте. Только голос Арута его остановил.
— Нет! Нет! — жёстко повторил Арут, оглядывая таким же взглядом свой отряд. — Никто с места не сдвинется, пока я не скажу. Продолжай, — Арут повернулся к пленному.
Тот по-прежнему уставившись в землю, продолжал рассказывать.
— Когда мы вышли на улицы Трапезунда, там уже творилось невообразимое. Мы только убивали мужчин… а они… вырезали всех без разбора. Никого не щадили… даже грудных младенцев. Девушек…насиловали, где попало. Я видел не раз такое собственными глазами и…даже маленьких не жалели.
— Да что же это такое! — не выдержал кто-то из фидаинов.
— Мы стояли напротив особняка греческого митрополита, когда туда забежали… около ста пятидесяти девушек. Мы не стали ничего предпринимать. Но за ними прибежала толпа людей…
— Зверей…
— И ворвалась в здание вслед за ними. Они вытащили всех девушек. Начали избивать их. Многих утащили с собой, а некоторых…начали насиловать прямо на пороге резиденции митрополита. Некоторых потом убили…Армян убивали повсюду. Все улицы Трапезунда до сих пор в крови.
— Господи! — Арут схватился за голову, сжимая её как тисками. — Как ты допустил это? Как?
Состояние остальных мало чем отличалось от состояния Арута. Вновь прозвучал голос пленного:
— Затем… — пленный осёкся и замолчал, видимо собираясь с силами, — затем… — голос дрожал так, как никогда прежде в рассказе.
— Это не всё? — задавая вопрос, Арут резко побледнел.
— Нет, — голос пленного сильно дрожал. — После этого мы собрали всех оставшихся в живых и вывели к городским воротам со стороны селения Джевезлик. Туда же сгоняли армян с окрестных деревень. Собрали огромное количество армян. Может быть… две тысячи. Я думал… мы все думали… что их куда-то поведут… но появились отряды четников и те, что в городе…нас… нас поставили вокруг толпы и дали приказ. Убить любого, кто попытается выйти из круга. Затем…затем туда прошли четники и вывели всех мужчин. Вместе с остальными, на глазах у жён, детей…они начали убивать их, изощряясь в жестокости. Они убивали их саблями, ножами, стреляли в них. Земля, трава, всё вокруг нас было в крови. Дети с широко раскрытыми от ужаса глазами, не переставая, плакали. Женщины молили о пощаде. И от вида происходящего теряли сознание, падали в обморок. Это я ещё смог вынести, но когда схватили несколько детей, донесли до ближайших утёсов и сбросили их в море…выдержка моя закончилась. Я понял, что не могу больше подчиняться приказам. Я бросил винтовку и закрыл глаза. Но офицер пригрозил мне расстрелом…и я снова взял винтовку и принуждён был смотреть на …зверства, подобных которым я не то что не видел, но и представить не мог. Разум мой отказывался воспринимать это…малюток вырывали из рук обезумевших матерей. И тут же… брали их за ноги и разбивали их головы об утёсы, или…переламывали им позвоночники ударами об своё колено. Затем взялись за женщин. Их насиловали, вспарывали животы саблями… слов нет, чтобы передать весь этот ужас. Некоторые из нас сошли ума от этого…другие…никогда этого не забудут. Вот и всё… — пленный несколько раз судорожно вздохнул и впервые за время рассказа поднял на Арута свой взгляд, — а теперь можете меня убить. Я заслуживаю смерти. Мы все заслуживаем смерти.
Арут, ни слова не говоря, вытащил из-за пояса нож. Держа его в руке, он приблизился к пленному. Тот не опустил глаза. Арут взял его за плечо и повернул к себе спиной. А в следующее мгновение он перерезал веревку, стягивающую руки пленного.
— Освободи остальных. Идите домой. К своим семьям, — тихо сказал ему Арут.
Все пленные, уже видевшие маячившую перед ними смерть, застыли не в силах поверить происходящему.
— А люди… все эти люди… — пленный был совершенно потрясён поведением Арута.
Арут, уже отошедший от него, остановился и повернулся к нему лицом.
— Это наше горе и…наша боль. Идите домой!
— Что ты за человек? — прошептал вслед за ним пленный. — С маленьким отрядом разбиваешь полки своих врагов, а после такого…прощаешь их. Кто ты? Скажи своё имя?
— Кес Арут! — раздалось в ответ.
Глава 18
18 июля 1915 года. Город Камах
Восьмой день пути колонны армян из Эрзерума привёл их к городу Камаху. Невозможно было узнать этих людей. Все эти дни люди шли, не останавливаясь, под обжигающими лучами солнца. Температура нередко превышала сорок градусов жары. У всех до единого в многотысячной колонне сильно потрескались губы. У некоторых в колонне губы были в настолько ужасном состоянии, что они не могли закрыть рот. Ибо это причиняло им сильную боль. Мужчины шли голые до пояса. На головах были куски ненужных тряпок. Женщины же, несмотря на жару, ничуть не изменили своей одежде. Ничто, даже жара, не могли их заставить поступиться скромностью. Дети же, большей частью, лежали в повозках, обессиленные и изнурённые. Когда колонна вошла в Камах, надежды людей на помощь местных армян, мгновенно улетучились. Во всём городе, проходя по улицам, они видели разрушенные и сожжённые дома и не встречали никого из армян. Лишь местные арабы, несмотря на жесточайший приказ, грозивший им смертной казнью, тайком совали им завёрнутые булки хлеба и сосуды с водой.
Колонну провели по городу и, не давая отдыха…погнали дальше. Покинув город, колонна прошла несколько километров по направлению к Харберду. Колонну гнали вдоль берега реки Ани. Но, несмотря на живительную прохладу, что несла река, люди изнывали от жары и с тоской поглядывали на реку. Помня прошлый урок, никто, ни один человек из колонны, не посмел обратиться к жандармам с просьбой о привале. Однако, к их удивлению и безмерной радости, жандармы на этот раз позволили сделать привал. Больше того, они довели до больших камней, тенью которых можно было в полной мере насладиться. Радости людей не было границ. Под бдительным взором солдат и жандармов, они сразу бросились к воде и пили…пили воду, не насыщаясь ею. После первого последовало второе радостное событие. Подъехали подводы с крупой. Людям начали раздавать крупу и разрешили зажечь костры, для того чтобы приготовить пищу. Следующие несколько часов для несчастных пленников превратились в настоящий праздник. Им впервые оказывалось такое внимание и забота. Всюду только и слышались радостные голоса:
— Правительство изменилось. Правительство заботится о нас. Скоро нас отпустят.
Запылали костры. По лагерю начали распространяться ароматные запахи. В это время на дороге появился автомобиль.
Старший Констандян, ожидавший с не меньшим нетерпением варившегося на котле обеда, чем вся остальная семья, кивком указал на машину.
— Немцы! Чего им тут надо?
Расположившись в живительной прохладе огромных валунов, он смотрел на то, как из машины вышли несколько человек. В основном это были офицеры. Но один был в гражданском. Он что-то вытащил из машины и, пройдя несколько шагов, поставил это на дороге.