Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга I
Шрифт:
При первом посещении Кузни Алексей уже встречался с другим собой, но тогда с ним был Филадельф… и вообще всё было иначе. Он даже представить себе не мог, как ошеломит его сейчас появление двух куклоподобных людей, один из которых был точной копией кесаревны, а второй – приходилось верить, что это точная копия его самого. Но себя он не узнал бы – разве что по одежде…
– Они нас не видят, – сказал настоящий Алексей настоящей Сане, – и не слышат. И вообще ничего не понимают.
– Откуда ты знаешь? – голос её
Действительно, откуда? Филадельф сказал?..
– И почему они пришли сюда? – продолжала Саня.
– Потому что мы здесь. Мы их притянули. Вытащили из того муравейника…
– Это их ты хочешь убить?
Долгое молчание.
– Да.
Куклоподобные брели по грязи – вроде бы не разбирая дороги, но как-то особенно ловко, не падая и даже почти не пачкая ног. Подошли вплотную и деловито остановились.
– Нет, – сказала Саня тихо. – Я не позволю. Ты понял, да? Я не позволю. И меня не трогает, что ты скажешь…
– Думаешь, мне хочется это делать? – Алексей почувствовал, как в горле вспухает ком. – Я отдал бы… – он задумался, что мог бы отдать, – правую руку – чтобы только обойтись без этого. Ты можешь наконец это понять или нет: нам нужно дойти любой ценой! Любой…
– Я никуда не хочу, – бешеным шёпотом произнесла Саня. – Я никуда не пойду. Верни меня домой. И всё.
– В общежитие?
– Да.
– Оно сгорело.
– Ничего. Найду что-нибудь. Без крыши не останусь.
– Тебя уже забыли. Ты исчезла. Полностью, как пар…
– Вспомнят.
– Не вспомнят.
– Я тебе не верю.
– Твоё право. Сейчас мы отправимся туда – и убедишься.
Он чувствовал, что говорит не то и делает не то, но никак не мог понять, где оно – "то".
– Ннннет, – Саня затрясла головой. – Ты опять меня куда-нибудь заведёшь. Я сама… я найду дорогу…
Алексей отодвинул с пути свою куклу, просунулся в салон машины и вытащил початую бутылку водки.
– Глотни.
– Не хочу.
– Глотни, тебе нужно.
– Я сказала: не буду. Не буду. И убери от меня это!.. – вдруг завизжала она, отпихивая куклу-себя. – Убери! От меня! Это!!! Убери!!!
Ничего человеческого не было в её искажённом лице.
И тут кукла-Алексей сделал полшага вперёд и попытался загородить собой куклу-Саню. Движения его были неуклюжи, но в глазах горели мука и отчаяние связанного… и даже не связанного, а заживо погребённого в неподвластной ему ходячей могиле человека. Эти полшага дались ему тяжелее, чем иному – подъём на вершину какого-нибудь Эвереста… И отчаяние и мука этого взгляда прожгли Саню насквозь.
Она вскрикнула и побежала.
Она бежала, отдавая бегу все силы, не понимая куда, не зная зачем… так она бежала бы от тех липких чудовищ…
Впереди было единственное место, где она могла укрыться, – тёмный проём двери. И она метнулась в него.
– Стой! Отрада, стой! Туда нельзя!
Она вроде бы слышала голос, но не понимала слов.
Потом сзади застучали шаги, и она побежала ещё быстрее, хотя быстрее уже не могла.
Когда на неё бросились
Кузня
Вначале она почувствовала боль, а потом уже очнулась. Было темно. Непонятно на какой высоте висел дощатый потолок, по которому бродили тёплые пятна света. Потрескивал огонь, пахло свежим дымком и сосновыми дровами. Я дома, поняла Саня. Мне всё приснилось…
Кто-то шевельнулся, вздохнул, скрипнула половица. Саня повернулась (ой, как больно! будто осколки стекла по ту сторону лба…) и посмотрела в сторону скрипа.
Освещённый пламенем печи, сидел и смотрел в огонь человек из сна: Алексей. И она поняла, что проснуться у неё опять не получилось.
– Где мы? – спросила она. Казалось, что голосовые связки склеились и теперь разрываются по хрустящему клеевому шву.
– Очнулась? – сказал Алексей почти неприветливо. Но тут же встал, подошёл к ней, сел рядом. Положил осторожно руку на её пылающий лоб. Рука была прохладная. – Не знаю, где. Где-то есть. Но что это за место – не показывают даже карты.
– Я… долго так?.. – Саня попыталась сесть. Больно стало до тошноты. И до слёз. Она стиснула зубы.
– Долго, – Алексей подхватил её, помог удержаться. – И непонятно, почему так долго. Вроде бы – не должна…
– Сколько? – сладкая вязкая слюна накопилась во рту, её невозможно было проглотить и некуда было сплюнуть.
– Почти двое суток. По часам.
Она не поняла, к чему это уточнение.
– Помоги… мне нужно…
– Это сюда. За печку.
За печкой был чуланчик с большим металлическим унитазом в одном углу и рукомойником в другом. Алексей зажёг керосиновую лампу и вышел.
Вначале она смочила холодной водой лицо. Потом присела на унитаз – такой же холодный. Только это не позволило ей тут же уснуть от немыслимого облегчения. Потом она поняла, что ниже пояса на ней ничего не надето. Конечно, он носил её сюда на руках… Это было и стыдно, и почему-то… приятно? тепло? легко?.. Пожалуй, легко.
Она умылась ещё раз и почти пришла в себя.
На лбу, на правой его стороне, звенела от напряжения огромная шишка. Прикосновения к ней были мучительны.
Над рукомойником обнаружилось вдруг тусклое металлическое зеркальце размером с открытку. Саня попыталась рассмотреть себя, но ничего не поняла в увиденном.
Тщательно запахнув полы куртки (это опять была та куртка, купленная в магазине – из жестковатой, но прочной коричневой кожи… или почти та?..), она вышла из чуланчика. Алексей стоял спиной к ней, что-то жаря на печке: трещало, и воздух стремительно наполнялся запахом поджаренной рыбы.
Джинсы и трусики Саня обнаружила на табуретке, аккуратно свёрнутыми. Она оделась – и только потом сообразила, что ей и в голову не пришло вернуться одеваться в чуланчик. Ещё три дня назад такого просто не могло быть.