Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга I
Шрифт:
Алексей чувствовал себя вынырнувшим с самого дна – уже после того, как будто бы хлебнул воды. Всё вокруг было страшно яркое и вещественное. Он видел и запоминал навсегда: слезы и царапины на лице августы – цепочку с золотым скарабеем на морщинистой её шее – кровь под обломанными ногтями… разрубленный в двух местах – под горлом и напротив сердца – кожаный чёрный жилет на Войдане… и странно изменившееся лицо кесаря. У него был изумлённый и чуть недоумевающий вид. Он осторожно потрогал свою грудь рукой…
Потолок над головой угрожающе трещал.
– Уходим отсюда! – крикнул Алексей. – Государь!..
– Да, конечно… –
Но Войдан понял всё правильно. Он подхватил отца под руку и повлёк в коридор. Там толпились.
– М-матушка… – Алексей повернулся к августе. – Матушка, прошу вас…
Она встряхнула головой, расправила плечи и неторопливо зашагала следом за своими мужчинами. Алексей пропустил её и ещё раз быстро огляделся.
Ртутный блеск быстро и коротко показывался то там, то здесь, и в мерцании его что-то мгновенно завораживало, казалось то ли обязательным, то ли неузнанно-знакомым. Но Алексея уже тащили за руки и за полы куртки, и он не сумел рассмотреть и понять, в чём была странность и прелесть этого блеска…
Он ещё много раз будет видеть его во сне и просыпаться с мучительным чувством того, что ещё миг – и тайна перестанет быть для него тайной… но этот миг не был ему дан никогда.
Алексея буквально выволокли из разгромленной залы, и тут же рухнул потолок.
Мелиора. Двор кесаря Радимира
В месте прикосновения искры к груди кесаря участок кожи размером с детскую ладонь позеленел и потерял всяческую чувствительность. Лекарь Деян долго осматривал распростёртого на широкой лавке пациента, качал головой и бормотал неслышно. Потом сказал:
– Государь. Я впервые вижу такое. В моей памяти нет никаких упоминаний о подобной болезни. Позволь мне удалиться и обратиться к книгам. Может быть, я найду нужное описание и средство.
Кесарь слабовольно махнул рукой: иди. И подтвердил словом:
– Иди уж, мучитель. И всё – идите. Сил моих больше нет, чтоб вас видеть…
Отвернулся к стене и замер.
Алексей, что стоял в дверях, пропустил лекаря мимо себя и вышел следом.
– Так плохо? – спросил он.
Лекарь, не оборачиваясь, кивнул.
Силентий – тайный совет – собрался в стражницкой. Этериарх стражи Мечислав Урбасиан стоял во главе стола, за которым друг друга напротив сидели стратиг Рогдай и потаинник Юно Януар. По правую руку от Рогдая держался Войдан, всё ещё бледный после столкновения с мертвецом, а рядом с Юно Алексей неожиданно для себя увидел Аэллу Саверию, ведиму и целительницу, служившую, как и многие другие ведимы, семейству Вендимианов, относящемуся к их ремеслу терпимо и даже поощрительно. Появление её при дворе кесаря в трудный час могло многое значить…
– Садись, лекарь. Садись и ты, слав… – этериарх дождался, когда Деян и Алексей займут места за столом, и тяжело сел сам. – Говори, лекарь.
Деян покосился на Аэллу, вздохнул.
– Хорошего вы от меня не услышите. Я не видел никогда сам, как начинается "болезнь царей", но в трудах описания читал многократно… Всегда первоначально возникает маленькое серое пятнышко с розовой каймой, оно растёт… Завтра оно будет с блюдце, через три дня появится смрад. Пройдёт ещё две-три недели… Мне хотелось бы ошибиться, но я не ошибаюсь – всё слишком очевидно.
Повисло молчание. Слышно было, как в соседей комнате идут часы.
– Скажу я, – начал стратиг Рогдай. – Не было такой тяжести дня на моей памяти. Замять в Степи. Конкордия опять готовит армаду. Семейства наши так и не договорились до мира. Можно было рассчитывать, что хотя бы перед лицом врага они сплотятся, как это было при кесаре Паисии – пусть на время, пусть кое-как… Потому, думаю, и нанёс враг удар нам в самое сердце. Если лекарь прав, то остаётся у нас один кесаревич Войдан… с женой своей Блаженой… – стратиг проговорил это ровно, но ровность далась ему не сразу. Юная Блажена была младшей дочерью Терентия Вендимиана, генарха южного семейства. И ясно, как день, что все Паригории и те, кто держит их руку: славы северные и большая часть восточных – с большой неохотой пойдут под знамёна кесаря… – И происходит всё это с руки проклятого Полибия – а значит, ждать нам новых напастей и бед. Я сказал. Говори теперь, Юно.
– Сказать хорошего тоже не могу, – приподнял Януар свою круглую, как бы кошачью голову. – В Бориополе странной смертью умер кесарский судья Агав Дометий, а в порту Ирин забили до смерти двух комитов, приставленных к таможне. Вандо Паригорий умыл руки, не став расследовать эти смерти… На востоке начались усобицы мелких дворов из-за торговой дороги на Нектарийский рудник. Всё точно как пред той войною… Моих наличных сил уже не хватает и на Столию. Банды и бродиславы подходят к самым границам кесарских пределов, грабят хутора. Скажу честно, как ни мерзко это звучит: я надеялся на вторжение, потому что тогда мы имели бы шанс отринуть внутреннюю смуту. Но теперь… не знаю. Говори, Аэлла.
– Жизнь кесаря для нас бесценна, и мы можем её сохранить, – тихо сказала она. – Но он будет… только жив. И всё. Его нельзя будет даже показать сторонним людям…
– Кокон Пианы? – догадался лекарь.
– Да, кокон доброй Пианы. Тем временем можно попытаться найти средство… противоядие… мало ли, что мы никогда не слышали о таком…
– Гроздан был всего лишь рукой Полибия, – сказал Алексей. – Значит, если заставить Полибия снять чары…
– Или убить его, – Аэлла нахмурилась. – Да, это надёжнее…
– Мы пришли к тому же, с чего начали, – сказал этериарх. – Полибий.
– По крайней мере, ясна цель, – сказал Алексей.
– Ты это серьёзно, слав?
– Как нельзя более.
– Но… – этериарх оглядел всех, как бы оценивая или взвешивая. – Если я ничего не путаю, могущество Полибия чрезвычайно и растёт день ото дня. На что же можем надеяться мы, простые смертные?
– Полибий сам по себе весьма искусен, – сказал Алексей, – но никаких особых врождённых талантов в нём нет. Во времена Дедоя он был чародеем средней руки. После бегства он обучался у магов Степи – и где-то там нашёл утерянный амулет Ираклемона Строителя: Белого Льва. Белый Лев силы чародею не добавляет, но обладает качеством труднообъяснимым: при нём исчезают различия в языках людей, а также в чародейных умениях. В одно и то же время можно использовать самые несовместимые приёмы: некрономику, скажем, и аргентомантию. В этом сила Полибия – в этом его слабость. Он почти не ограничен в средствах – но вся огромная сила его сосредоточена буквально в одном предмете, который можно… украсть, отнять, подменить…