Кеша и хитрый бог
Шрифт:
Леха долго не появлялся. Кеша смотрел на закрытую дверь и томился. Только сейчас Кеша сообразил, что совершенно зря отправил Леху в экспедицию. Домашние не подпускали Леху к мылу на пушечный выстрел, а если уходили, прятали мыло в самые далекие и верные места.
Дело не в том, что Леха любил мыться. Нет, упрекнуть Леху в этом было нельзя. Леха истреблял мыло на мыльные пузыри. Наколотит полную миску пены, сядет на крылечко и пускает пузыри до тех пор, пока на донышке не останется ни одной мыльной крошки.
Пузыри у Лехи получались отличные. Идет, бывало, кто-нибудь возле Лехиного двора, увидит над избой стаю легких разноцветных шаров и даже вздохнет от удивления и зависти. Но мало было Лехе тех обыкновенных пузырей. Этой весной решил Леха запустить в воздушные пространства огромный-преогромный пузырь. Чтобы долетел он до самых облаков, чтоб увидели его все байкальские рыбаки, все, сколько их есть на свете, лесорубы и смолокуры.
В каморке на полочке лежало штук пятнадцать кусков душистого печатного мыла. Леха выволок все запасы во двор и начал растворять мыло в дождевой кадушке. Вполне возможно, что Лехе удалось бы запустить величайший в мире пузырь и удивить этим весь Байкал. Помешал научному эксперименту Лехин отец. Он надавал Лехе затрещин, опрокинул кадушку на землю и выгреб все мыло на фанерную дощечку.
Недели три подряд вся семья мылилась этой розовой липкой замазкой. С тех пор Лехе и присвоили звучный и немного обидный титул мыльного короля.
Надежды на то, что Леха разыщет сейчас мыло, не было никакой. Кеша хотел было уже крикнуть друга, но тут дверь открылась и мыльный король появился собственной персоной на пороге. Лицо Лехи сияло. Он поддернул штаны и, сдерживая дыхание, сказал:
— Пошли, Кеша. Достал!
Леха не обманул. На берегу, оглянувшись вокруг, будто бы кто-то мог отнять его ценность, Леха запустил по локоть руку в карман и вытащил большой серый обмылок. Кеша был расстроен и поэтому не оценил подвига Лехи. Подержал на ладони серый бугорчатый обмылок и грубо сказал:
— Тоже мне мыльный король! Таким мылом только лошадей моют.
Что же все-таки Кеше надо? Леха застенчиво смотрел на мыло, на хмурое, злое лицо приятеля. И вообще Леха ничего не понимал. Сначала Кеша зашил его штаны, потом Кеша пообещал пойти купаться на Байкал, а теперь ни с того ни с сего кричит и ругает за мыло. Пускай тогда сам достает мыло, если он такой умный!
Не обращая никакого внимания на Леху, Кеша разделся и полез в Байкал. Долго и упрямо мылился Кеша, окунулся с головой и снова терся вкруговую лошадиным обмылком. После купания Кеше чуть-чуть полегчало. Он лег на горячий песок, закрыл глаза. Рядом недовольно сопел и шмыгал носом Леха.
Кеша снова и снова вспоминал свою встречу с Петухом Пашкой. Это ж только подумать: поп перекрестил среди бела дня настоящего живого пионера! Впрочем, какой он после этого пионер, какой капитан! Тряпка, лапша, размазня! И как ни крути, как ни верти, но позора этого не отмоешь ни лошадиным, ни самым прекрасным мылом «Магнолия» с белым цветком на обертке. Нет, мыло тут не поможет. Тут нужно совсем-совсем иное…
Кеша поднялся и начал молча одеваться. Леха посмотрел на своего сурового друга и тоже, не говоря ни слова, полез в порты. Какие уж тут разговоры и какое тут купание!
Домой шли порознь. Леха впереди, а Кеша сзади. На портах мыльного короля, как символ бывшей дружбы и взаимного понимания, темнела шикарная заплата.
Сарма
Но, видно, не суждено было на этот раз разрастись ссоре Кеши и Лехи. Судьба, независимо от их воли, снова свела и помирила их.
Только Кеша пришел домой, только полез с расстройства и голодухи в чугунок со щами, за дверью послышался крик:
— Кеша, иди сюда! Кеша!
Кеша вышел на крылечко и увидел Леху.
— Чего разорался? Режут тебя?
— Меня еще не режут, — серьезно сказал Леха. — Иди, тебя дед зовет.
— Тоже дурака нашел. Сам иди!
Но посыльный был проинструктирован и на тот случай, если Кеша начнет волынить и запираться.
— Дед за Акинфия драть не будет, — пояснил Леха, — дед умирает.
— Совсем лежит? — поразился Кеша.
— Нет, он не лежит. Он в могиле будет лежать. Иди скорее.
Кеша, как, наверно, и многие другие люди, боялся умирающих и мертвецов. Но Лехе Кеша отказать не посмел. В самом деле, разве можно оставлять мальчишку одного с умирающим дедом? Да и Казнищева, откровенно говоря, Кеше тоже было жаль. Хоть и жаловался отцу, хоть и ругал за кота Акинфия, но все-таки дед был хороший. Тут уж ничего не скажешь.
Кеша взял Леху за руку и пошел с ним вдоль берега к дому. Байкал сверкал на солнце. Ни шороха, ни всплеска. Но Кеша сразу понял, что все это не к добру. Не зря же попрятались вдруг в скалах юркие крохали, снялись и полетели прочь чайки и прожорливые бакланы. И только орлан-белохвост кружил над Байкалом, поглядывая вниз черным злым глазом.
Скорее всего, после такого затишья подымется шторм, нагрянет с гор дикая, бешеная сарма. Кеша был тут не новичок и поэтому знал наперечет все байкальские ветры: и баргузин, и северный верховник, и задувающий с востока култук, и шелоник, и самый главный ветер — сарму.
Горе рыбаку, если настигнет его в пути эта сарма. Порой даже у берега, на виду у всего поселка, камнем шли на дно бывалые, повидавшие на своем веку всякого лиха мореходы.
Кеша остановился и стал смотреть на Байкал. Где-то там были отец и мать. И чего они, в самом деле, так долго?
— Пойдем! — нетерпеливо потянул Леха Кешу за руку. — Там у меня дед умирает.
Кеша взглянул еще раз на Байкал — оттуда давно бы пора возвратиться рыбакам — и пошел за Лехой к умирающему Казнищеву.
Во дворе Казнищевых Кеша увидел гроб. Когда дома никого не было, Казнищев стаскивал гроб с чердака, сушил его, подкрашивал и вообще благоустраивал как мог. Сначала он поприбивал для прочности железные угольники, потом привинтил на крышке шурупы, потом, подумав, как будут нести гроб на погост, приладил к нему четыре медные ручки с красивыми серьезными львами.
За ночь гроб разбух и налился до половины водой. Краска на нем поморщилась и вздулась мокрыми пустыми пузырями. Но мало этого — в гроб, неизвестно с какой целью, запрыгнула зеленая шустрая лягушка. Не обращая никакого внимания на Кешу и Леху, лягушка плавала по нему туда и сюда, лихо выбрасывая назад тонкие перепончатые лапы.