КГБ сегодня. Невидимые щупальца
Шрифт:
— Могу ли я узнать, г-н Герман, что заставило вас решиться на бегство в Федеративную республику?
Руди встал, прошелся по комнате и спокойно начал перечислять все язвы коммунистического режима. Рабочие и крестьяне подвергаются зверской эксплуатации. Партийные бюрократы жиреют, паразитируя на теле собственного народа. Коммунисты — это настоящие империалисты, убийцы, готовые убивать всех и каждого по прихоти своих безумных диктаторов. Нацисты, и те были лучше, — они, по крайней мере, убивали строго отобранных, а не случайных людей.
— Я разделяю ваши чувства, господин Герман. Но я, как видите, намного старше вас и поэтому знаю чуть больше о нацизме. Немецкий народ,
Благополучный исход этой встречи с представителями властей Руди и Инга отметили, распив бутылку шампанского.
Однако они радовались преждевременно: спустя несколько дней господин Гофман без всякого предупреждения снова наведался к ним, чтобы сделать Руди «почетное предложение, свидетельствующее о величайшем доверии». А именно: политические убеждения и персональные данные Руди произвели на господина Гофмана и его начальников такое сильное впечатление, что они пожелали после специальной подготовки направить его в Чехословакию в качестве агента западногерманской разведки. Конечно, это трудная работа, более того, опасная, и она означает, что ему придется надолго расстаться с женой и сыном. Но это — благородное дело, ибо таким образом Руди будет способствовать искоренению того самого зла, которым он так возмущался от имени всего человечества.
— Я понимаю, мое предложение требует, чтобы вы над ним как следует поразмыслили. Мы даем вам время подумать. Только, пожалуйста, ни с кем не делитесь тем, что я вам сказал… даже с собственной женой. Ее спокойствие и благополучие будет зависеть от вашего молчания.
— Боже мой! — горестно воскликнула. Инга. — Что же нам теперь делать?
Интуиция подсказывала Руди, что ему не следует консультироваться с КГБ, как поступить: могло случиться, что невидимый и анонимный чиновник в «центре» просто не поверит, что ему, Руди, вдруг ни с того ни с сего удалось завоевать доверие западногерманских секретных служб. Но как же ему отклонить такое серьезное предложение, апеллирующее к его патриотическому долгу? Отклонить его — значит выказать себя пустым фразером и трусом, а может быть, и навлечь на себя подозрение, которое даст основания властям оказывать на него дальнейшее давление или даже начать тщательное расследование деталей его биографии.
Неделю спустя, все еще не зная, на что решиться, и мучительно раздумывая, как ему поступить, Руди шел в Ульме по улице, где находился пользующийся скандальной известностью публичный дом, посещаемый в основном американскими военнослужащими из числа сержантского состава. И здесь его ждало неожиданное избавление от тревог последних дней. Из публичного дома вывалился на нетвердых ногах не кто иной, как господин Гофман. Справа и слева за него цеплялись две грубо накрашенные, нелепо разодетые и пьяно хихикающие проститутки.
Руди бросился к нему для рукопожатия. «Господин Гофман! — радостно окликал он смутившегося чиновника. — Вы меня узнаете? Я — Герман из Ихенгаузена! Какая неожиданная встреча! И надо же, что именно здесь… Мы с женой ждали вас, ждали… А вы вот, оказывается, где!..» Смятение, выразившееся на лице Гофмана, было гарантией тому, что Руди никогда больше не увидит его у себя дома и ничего о нем не услышит. Вероятно, его коллеги теперь тоже оставят Руди в покое. Что называется — пронесло.
Пока все шло более или менее нормально, Руди обменивался сообщениями с центром едва ли чаще, чем раз в месяц. Иногда «центр» требовал от него анализа политических событий, например, в таком роде: «Дайте оценку шансов прогрессивных кандидатов на предстоящих выборах. Дайте оценку отношения беженцев из Восточной Европы, осевших в ФРГ, к идеям социализма». Руди отвечал предельно честно: В обозримом будущем я не вижу ни в одной из германских земель никаких шансов у действительно прогрессивных кандидатов или у таких, которые пользуются репутацией прогрессивных. Беженцы всецело на стороне империалистической идеологии и еще долгое время будут подогревать всякого рода реваншистские настроения в ФРГ». «Центр» каждый раз бесстрастно отвечал: «Ваше сообщение учтено…» Как-то, заглянув в фотомагазин, Руди купил себе камеру японской марки. В те времена многие немцы все еще смотрели на японскую продукцию свысока, считая, что японцы копируют западноевропейские технические достижения, это и дает им возможность продавать изделия по дешевой цене. Но Руди знал толк в фотоаппаратуре и сразу понял, что камера первоклассная, несмотря на относительно низкую цену, него возникла мысль открыть представительство какой-либо японской оптической фирмы, чтобы самому продавать импортную аппаратуру и оптику. Заручившись согласием одной из японских фирм, он ликвидировал свою контору и открыл магазин фотопринадлежностей в Хейльбронне, к северу от Штуттгарта. Спустя некоторое время этот магазин смело можно было отнести к числу процветающих.
«Центр» одобрял его действия. Руди вполне закрепил свои позиции в ФРГ как образцовый германский гражданин и бизнесмен с безупречной репутацией. Его реальная биография, начавшаяся в Западной Германии, по мере того, как шло время, все больше отодвигала в тень ту выдуманную, с которой он начал работать на КГБ. Это тоже повышало его неуязвимость. 31 декабря 1960 года «центр» поздравил его с присвоением звания капитана.
В конце февраля следующего года Руди получил сообщение с пометкой «срочное». Его текст гласил: «В самое ближайшее время, при первой возможности, посетите Канаду и Соединенные Штаты в качестве туриста. Установите, сможете ли жить и эффективно работать в этих странах».
В апреле на борту туристского теплохода «Севен Сиз» Руди отправился из западногерманского порта Бремерхафен в Монреаль. Проведя несколько дней в Монреале, он посетил затем Оттаву, Торонто, Виндзор и Детройт, задержался на пару дней в штате Мичиган, оттуда проследовал поездом в Нью-Йорк и спустя неделю вылетел домой.
Америка произвела на него благоприятное впечатление. Вернувшись в первых числах июня в Хейльбронн, он закончил свой отчет о поездке такими словами: «Я готов перебраться в любую из этих стран (т. е. США или Канаду) и уверен, что вполне смогу там работать».
«Центр» быстро откликнулся: «Немедленно обратитесь в канадское консульство с просьбой о въездной визе. Начните интенсивное изучение английского. Готовьтесь ликвидировать свой магазин. Желательно прибытие Герды (кодовое имя Инги) в августе на совещание в «центр». Указания касательно ее поездки последуют дополнительно».
Инга отправилась в Восточный Берлин — это было как раз в те дни, когда сооружалась, но еще не была закончена пресловутая Берлинская стена. Там она поручила маленького Петера заботам своих родителей (те полагали, что их дочь замужем за советским дипломатом, работающим в какой-то из стран Азии) и в сопровождении офицера КГБ вылетела в Москву.