КГБ в ООН
Шрифт:
Сотрудники ФБР могли назвать точную дату – 3 ноября 1958 года, – когда Нацвалек занялся тем делом, обвинение в котором было два года и семь месяцев спустя ему предъявлено.
В тот день Нацвалек оставил помещение чехословацкой делегации на Мэдисон-авеню, – скорее всего, он действовал в соответствии с советскими инструкциями, – и пошел к месту встречи со своим контактером. Она состоялась неподалеку от Нью-Йоркской фондовой биржи, в самом центре Уолл-стрит. Там его ждал Карел Гласны, американец чешского происхождения, служивший инструктором в Школе военных переводчиков в Монтерее,
Нацвалек знал о Гласны сравнительно немного. Сведения были почерпнуты из писем, которые Гласны слал в чешскую миссию при ООН. Невеста Гласны жила на его исторической родине, и он пытался вытащить ее оттуда, обращаясь к соотечественникам в ООН с просьбой посодействовать в получении ею выездной визы. С точки зрения такого опытного шпиона, как Нацвалек, Гласны казался идеальным кандидатом для подрывной деятельности. Сделка, которую он собирался ему предложить, носила характер услуги за услугу. Виза может быть предоставлена в обмен на определенную информацию.
Мужчины встретилась на тротуаре у биржи и отправилась в соседний ресторан. За едой Нацвалек пообещал обеспечить визу для подруги Гласны и получил от молодого чешского эмигранта обещание сотрудничества.
У Нацвалека пока не было для Гласны никакого специального задания, но он сказал, что скоро свяжется с ним. Предварительные переговоры были завершены. Собеседники обменялись рукопожатиями и разошлись.
Следующая встреча состоялась два месяца спустя, 11 января 1959 года в Лос-Анджелесе. Нацвалек дал понять, что пришло время привлечь новобранца к работе. Хотя речь шла о шпионаже международного уровня, задание было элементарным.
В задачу Гласны входило собирать информацию о военных объектах в разных регионах страны. Подобные данные, хотя Гласны этого не знал, на самом деле были вполне доступны широкой публике. Цель задания конечно же состояла в проверке надежности Гласны, чтобы в будущем ему можно было давать более серьезные задания. К удовлетворению Нацвалека Гласны с задачей справился.
Целью следующего задания было получение данных о людях, отобранных армией для изучения славянских языков, а также выяснение слабостей, которым подвержен каждый из них, будь то склонность к алкоголю, гомосексуализм и тому подобное, – эти сведения впоследствии могли пригодиться для шантажа, если в нем возникнет необходимость. Нацвалек «закрепил» сделку, вручив Гласны 600 долларов. И снова Гласны безукоризненно справился с заданием.
27 мая 1959 года, на очередной встрече заговорщиков в Монтерее, Гласны выдвинул встречное требование: никакого сотрудничества, пока он не увидит в Америке свою невесту.
Дальнейшие встречи были отложены на три месяца. В середине августа в Америку прибыла симпатичная молодая женщина. После этого Нацвалек недвусмысленно заметил, что Гласны надо «отработать» свою часть договора.
Хотя презрительное отношение Нацвалека к американской контрразведке не изменилось, он все же учитывал, что имеет дело с неопытным человеком, и решил сменить место их встреч. Вместо привычных свиданий в Монтерее заговорщики договорились на следующее рандеву в Сан-Франциско, в ресторане «Милтон Крейс», что на углу улиц Гэрри и Пауэлл.
Встреча
Они продолжали поддерживать телефонную связь друг с другом с помощью кодовых фраз, но не встречались еще три месяца. Очередная встреча произошла в том же ресторане в Сан-Франциско.
Основная причина столь долгого перерыва во встречах тет-а-тет заключалась в том, что Нацвалеку надо было выполнять свои функции в ООН: слишком долгое отсутствие в Секретариате могло вызвать подозрение. Перерыв во встречах не имел ничего общего с обстоятельствами, о которых Нацвалек не подозревал.
Чешский шпион, на дух не принимавший Соединенных Штатов, старательно играл свою роль, скрывая презрительное отношение к собственному агенту, однако он не знал, что все это время тот сотрудничал с ФБР, исправно сообщая бюро каждую подробность тайных сделок с Нацвалеком.
В течение 1960 года Нацвалек, как и было обговорено, трижды встречался с Гласны – в марте, в августе и в ноябре. Каждый раз Гласны передавал ему информацию, которую Нацвалек просил. Но предварительно над ней работало ФБР.
И вот состоялась их очередная встреча в Сан-Франциско. 21 января 1961 года Нацвалек уплатил Гласны 200 долларов, в обмен на которые получил, как он считал, секретную информацию о деталях некоторых армейских проектов в Калифорнии. Как и прежде, материалы были подготовлены ФБР. Нацвалек вручил Гласны миниатюрную фотокамеру и показал, как ею пользоваться в дальнейшей шпионской работе.
– Я сообщу, чего мы хотим от вас в будущем, – сказал Нацвалек своему сообщнику и отправился в Нью-Йорк.
Несколько месяцев Нацвалек не делал попыток встретиться с Гласны. Наступил июнь. В один из первых дней месяца в офисе ФБР в Нью-Йорке раздался анонимный телефонный звонок.
Мужской голос со славянским акцентом прошептал:
– У вас есть прекрасная возможность завербовать ценного чехословацкого сотрудника ООН. Он сыт по горло системой в своей стране и интересовался возможностью обсудить, как остаться в Соединенных Штатах. Он может снабдить вас информацией…
Агент ФБР, который принял звонок, спросил, как зовут сотрудника ООН.
– Этого человека зовут Мирослав Нацвалек.
Фэбээровец захотел узнать, где и как он мог бы встретиться с Нацвалеком; он не исключал возможности, что позвонившим мог быть сам Нацвалек. То была старая тактика агентов из-за «железного занавеса», когда они начинали чувствовать, что их полезность оказалась под большим сомнением. Иностранные агенты, такие, как Нацвалек, числившиеся в советских платежных списках, часто пытались унести ноги, когда в силу каких-то причин попадали в опалу. Вполне возможно, что Нацвалек мог услышать курсировавшие в кулуарах ООН слухи, что он «будет списан», или же по изменившемуся отношению к себе русских хозяев понял, что на нем собираются поставить крест. В таком случае незамедлительное бегство под защиту ФБР и просьба политического убежища в США представлялись ему куда лучше, чем полет в Прагу, где его ждали весьма сомнительные радости.