КГБ в смокинге-2: Женщина из отеля «Мэриотт» Книга 1
Шрифт:
И я с ужасом почувствовала, как медленно, а со стороны должно быть очень смешно, отвисает моя челюсть. Я хотела подпереть подбородок ладонью, но руки, ставшие враз тяжелыми, как бетонные блоки, уже не подчинялись приказам головного мозга…
12. МОСКВА — БУДАПЕШТ. ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЙ АЭРОПОРТ ВНУКОВО-II
Март 1978 года
— Честно говоря, Юрий Владимирович, мне что-то не по душе эта поездка… — Генерал Юлий Воронцов, в изящной черной шляпе с широкими полями и расстегнутом черном пальто, из-под которого выглядывал ворот совершенно неприемлемый для партийных функционеров вишневой «водолазки» из тонкого кашемира, больше напоминал профессионального
Андропов, рассеянно наблюдавший сквозь идеально вымытый стеклянный витраж «депутатского» отсека аэропорта на безликих мужчин в синих спецовках, сновавших вокруг оборудованного специально для членов и кандидатов в члены Политбюро «Ту-134», на котором ему предстояло лететь в Будапешт, молча пожал плечами.
— Может быть, я все-таки полечу с вами, Юрий Владимирович?
— Не стоит… — Андропов полуобернулся и поправил очки на переносице. — Часам к десяти-одиннадцати вечера я вернусь. И не забудьте, Юлий Александрович: меня интересует генерал Цвигун. Не спускайте с него глаз! Обо всех его перемещениях, встречах, разговорах докладывать лично мне…
— Вы допускаете, что он?.. — Воронцов запнулся, подыскивая точно слово.
— Эта поездка никем не планировалась, — обронил Андропов как бы вскользь. — Следовательно, кому-то, возможно, очень понадобилось удалить меня из Москвы на некоторое время. Это все.
— Я понял вас, Юрий Владимирович.
— Если будет возможность, позвоню из Будапешта. Случится что-то непредвиденное — найдете меня через секретариат Кадара. Будьте все время у себя, Юлий Александрович…
Воронцов молча кивнул и надвинул шляпу на глаза.
Моложавый летчик в форменной синей шинели ГВФ и каракулевой ушанке подошел к Андропову и лихо козырнул:
— Можем лететь, товарищ Андропов!
Повернувшись к Воронцову Андропов тихо повторил:
«Будьте все время у себя», и, не попрощавшись, направился к самолету вслед за командиром…
Ровно через три часа «Ту-134» приземлился в Будапеште. Черный «мерседес-220» с синими шторками на окнах стоял в нескольких метрах от трапа. На некотором удалении от «мерседеса» расположились трое «Жигулей» с охраной. У трапа председателя КГБ встречал Атилла Хорват.
— С благополучным прибытием, Юрий Владимирович! — Атилла протянул высокому гостю руку. — Моя фамилия Атилла Хорват, я заведующий отделом административных органов ЦК ВСРП. Товарищ Янош Кадар поручил мне встретить вас…
Андропов довольно вяло ответил на энергичное рукопожатие, с нескрываемым неудовольствием окинув взглядом высоченного атлета с очень яркой для партийного функционера, запоминающейся внешностью.
— Если мне не изменяет память, товарищ Хорват, мы с вами раньше не встречались?
— Именно так, товарищ Андропов, — кивнул венгр.
— Вы когда-нибудь учились в Москве?
— Нет, товарищ Андропов.
— Откуда такой приличный русский язык?
— У меня было достаточно времени, чтобы выучить его, — сдержанно, строго в рамках этикета, улыбнулся Хорват.
— Куда мы сейчас поедем?
— В вашу резиденцию, товарищ Андропов.
— Когда товарищ Кадар намерен встретиться со мной?
— Как только вы отдохнете с дороги, позавтракаете и ознакомитесь с кое-какими документами.
Андропов посмотрел на наручные часы. Было 10.05.
— Какая у вас разница во времени с Москвой?
— Час. Сейчас 9.05.
— Поехали!
…Сидя впереди, рядом с водителем, Атилла время от времени краешком глаза поглядывал в широкое зеркало обзора, испытывая странные, даже противоречивые чувства. Для истинных патриотов своей
Чем больше он обдумывал детали предстоящего задания, тем реальнее представлял себе его невероятность. Инструкции, надиктованные ему в наушники неизвестным связным, выходили за мыслимые рамки обширных, но тем не менее имевших четко очерченные границы реальных возможностей. Будь Хорват агентом-профессионалом, классическим «кротом», который долгие годы специально натаскивался на вполне определенный стандарт действий и способы выживания в экстремальных условиях, он, очевиднее всего, пришел бы к выводу, что в ЦРУ по каким-то невероятным соображениям попросту решили им пожертвовать. И был бы, кстати, абсолютно прав: подобные задания поручают только смертникам, людям, которым до такой степени нечего терять, что они сознательно (или в полном заблуждении) идут на совершенно отчаянную авантюру, в которой шансы сорвать крупный куш или задохнуться в петле удавки примерно одинаковы.
Но Хорват профессионалом никогда не был. Мало того, ремесло агента, какими бы высокими профессиональными или патриотическими целями он ни руководствовался, всегда представлялось ему занятием малодостойным. И к своей работе на ЦРУ он подходил с принципиально иных позиций, видя в американцах союзников в своей личной борьбе против коммунистов — как своих, так и советских. А потому, мысленно не переставая анализировать высочайшую степень риска, заложенную в это беспрецедентное предприятие, Атилла думал не о своей жизни — яд, который Хорват уже много лет носил при себе, гарантировал ему безболезненный и мгновенный уход в мир теней. Лично для себя Хорват пытался выяснить совсем другое: насколько же важна цель этого задания, если американцы решили ради нее рискнуть своим лучшим агентом в Восточной Европе…
Гостевая резиденция, представлявшая собой фундаментальный четырехэтажный дом в скандинавском стиле из красного кирпича, с конференц-залом, крытым пятидесятиметровым бассейном, несколькими теннисными кортами и мощной автономной подстанцией на перекрытом со всех сторон огромном участке хвойного леса в пятнадцати километрах к западу от Будапешта, была построена меньше года назад по личному распоряжению Яноша Кадара. Вернувшись из Софии, где Тодор Живков поселил своего венгерского коллегу в роскошном гостевом дворце, прозрачно намекнув при этом, что Брежнев в ходе посещения болгарской столицы был в полном восторге от смелой архитектуры и роскошного убранства, первый секретарь ЦК ВСРП посчитал лично для себя оскорбительным тот факт, что в Венгрии нет ничего подобного. Новый гостевой дом, который работники аппарата ЦК между собой называли «шале», был построен через три с половиной месяца…