КГБ в смокинге. Книга 1
Шрифт:
1 декабря 1977 года
Я расплатилась за обед и направилась к столику пожилого барона, за которым он продолжал непринужденный треп с модной писательницей. Приблизившись, я чисто автоматически отметила, что, несмотря на свои шестьдесят с гаком, Шарль-Ру сохранила не только великолепный цвет лица, но и прекрасную фигуру.
— Простите, мадам… — мобилизовав свой достаточно фундаментальный, но порядком подзабытый французский, а также нюансы добропорядочного произношения, я отчаянно
— Извините за назойливость, мадам, но было бы самой большой ошибкой моей жизни упустить такой шанс и не взять у вас интервью…
Писательница уставилась на меня с недоумением, барон — с нескрываемым интересом.
— Судя по произношению, вы… полька?
— Русская.
— Русская? — Гескин довольно бестактно хмыкнул. — Неужели в России известно имя Эдмонды Шарль-Ру?
— Не только известно, но и весьма популярно…
— Что вы говорите?! — писательница как-то по-крестьянски всплеснула руками. — Да вы сядьте, мадам!
— Благодарю… — я присела на краешек мягкого стула. — К сожалению, у меня совсем немного времени, через два часа я должна улетать…
— Как жаль, — писательница улыбнулась. — Я бы, в свою очередь, с огромным удовольствием проинтервьюировала вас. Не так уж часто дамы из России бывают в Париже…
— Да еще знающие о существовании Эдмонды Шарль-Ру, — подхватил барон.
— Сэр Джеральд, перестаньте смущать молодую даму, — в голосе француженки неожиданно прозвучала нотка обиды. — Не дай Бог, она еще подумает, что я абсолютно неизвестна на вашей родине…
— Милая Эдмонда, — пророкотал англичанин, не сводя с меня тяжелого взгляда, — вы — изумительный прозаик, и высшее проявление справедливости заключается в том, что у вас есть почитатели именно в России. Хотя узнал я об этом только минуту назад.
— Так как насчет интервью? — рискуя выглядеть невежливой, я тем не менее решила перевести разговор в деловое русло.
— Увы, я назначила встречу и, к сожалению, уже опаздываю. Может быть, в следующий раз?..
— Боюсь, это нереально… — я без особого труда изобразила на лице огорчение. — Сейчас я лечу в Буэнос-Айрес, а потом…
— Да что вы говорите! — Гескин вновь выпялил на меня свои аристократические зенки. — Так мы летим вместе?
— Ну, не буду в таком случае вам мешать, — писательница изящно поднялась. — Я рада, Джеральд, что благодаря моей популярности в России вы обзавелись столь очаровательной попутчицей. Что касается вашей просьбы, мадам, то вот моя визитная карточка, — Шарль-Ру протянула мне сиреневый прямоугольничек мелованного картона. — Ведь обратно вы тоже возвращаетесь через Париж, не так ли?
— Да, мадам.
— Позвоните мне, и мы обязательно что-нибудь устроим… — она перевела взгляд на Гескина. — Джеральд, я желаю вам приятного полета и обещаю подумать над вашим предложением.
Барон тяжело вознесся со стула и поцеловал протянутую руку.
Мы молча проводили взглядом стройную фигурку Эдмонды.
— Ах, время, время! — тяжко вздохнул барон. — Видели бы вы ее лет тридцать назад в Риме…
— Тридцать лет назад меня не было — Москве предстояло томиться в ожидании еще два года…
— Ну-с, мадам, — своим упоминанием о белокаменной я определенно вернула его с небес на землю. — Я так понял, что мы — коллеги?
— В каком смысле?
Меня разбирала злость. Ситуация развивалась в точном соответствии с планом шефов Витяни Мишина, а этот болван барон со своими родовыми связями, деньгами, библиотекой и столетними пластами британской спеси лез в расставленные силки, как безмозглый щегол в голодуху — на шелуху от семечек.
— В литературном.
— Почему вы так решили?
— Меня зовут Джеральд Гескин, — барон слегка наклонился. — А вас?
— Валентина. Или Валя, вам, наверное, так будет удобнее…
— Вы всегда заботитесь об удобствах мужчин?
— А вы считаете, они этого не заслуживают?
— Вам говорили, что вы немного похожи на Гертруду Стайн?
— Я давно уже не разглядывала себя в зеркале, но хорошо помню, что в последний раз признаков слоновой болезни у меня не было…
— Господи, вы и это знаете?
— Что?
— Сдаюсь! — барон шутливо поднял свои массивные руки, похожие на два телеграфных столба — без проводов, но с изоляторами запонок. — А теперь признайтесь: вам очень нравится Хемингуэй, верно? Он ведь был такой же современный и острый на язык, как вы.
— Совсем не нравится.
— Тогда кто? Кроме Эдмонды Шарль-Ру, разумеется?
— Я не настолько хорошо владею французским, чтобы уловить нюансы. Вы что, иронизируете?
— А я не должен?
— А вы как думаете?
— Уф-ф! — барон отодвинул тарелку и откинулся на спинку стула. — С вами нелегко общаться, прямо скажу.
— Но интересно.
— Но нелегко.
— Какую газету вы представляете, если не секрет?
— Разве я похож на журналиста? — Гескин пристально взглянул на меня.
— Простите, если я вас невольно задела.
— Ну что вы, Боже упаси! — барон щелкнул пальцем, подзывая официанта. — Я даже польщен. Мне всегда хотелось писать, но, увы, создатель обделил меня талантом. Долгие годы это мучило меня, а потом я обрел успокоение в книгах. Куда интереснее, на мой взгляд, находить ошибки у других, нежели самому быть на кончике злых языков. Вы не находите?