КГБ в смокинге. Книга 2
Шрифт:
Впрочем, ожидание длилось недолго. Уже через пять минут Корнелий ввел в тень ветвей над бассейном Кошту, поклонился и неслышно исчез.
— Садись, Энрике, — Санталья кивнул на легкое пляжное креслице, в которое девяностокилограммовый Кошта опустился с неловкой осторожностью.
— Вы единственный человек, к которому я осмелился прийти со своим горем, — тихо начал он. — Это было мучительное решение, но иначе я просто не смог бы даже исповедаться перед смертью…
—
— Нет, спасибо, — Кошта мотнул головой. — Разве цикуты…
— Что случилось?
— Меня завербовали.
Рука Сантальи, уже нависшая было над стаканом, замерла.
— То есть как? Кто?
— КГБ… Русские… Андропов…
— Когда?
— В конце ноября, когда я возвращался из Токио через Москву.
— Но ты ведь не был в Москве, — Санталья нащупал стакан и допил остаток виски. — Только в аэропорту…
— Именно там все и произошло.
— За какой-нибудь час?! — морщинистое лицо старика исказила гримаса брезгливости.
— За двадцать минут, — с горечью сказал Кошта.
— Ты здоров, Энрике? — взгляд Сантальи чуть просветлел, словно он понял причину происходящего. — С Матильдой все в порядке?..
— Увы, я абсолютно здоров.
— Ты что-то подписал?
— Да. Официальную бумагу о своем добровольном согласии работать на советскую разведку… На позолоченном бланке КГБ СССР.
— Но это невозможно, Энрике! — Санталья как-то по-старушечьи всплеснул тонкими руками. — Почему ты на это пошел? Они тебя пытали?..
— Нет, — Кошта вымученно улыбнулся, — этим бы они меня не взяли.
— Тогда чем же?
— Они показали мне фотографии моего брата Иларио…
— Но, насколько я помню, он погиб в авиакатастрофе.
— Он жив, как выяснилось. Мало того, работает в кубинской разведке.
— Шантаж, — прошептал Санталья. — Везде одно и то же… Но почему ты сразу не пришел ко мне?
— Человек слаб, сенатор, — Кошта прикусил губу. — Пытаешься обмануть себя, хочешь представить ситуацию не такой страшной, как она есть, говоришь себе, что все это было наваждением, дурным сном в метельную ночь, надеешься придумать что-нибудь спасительное, извернуться, выскользнуть…
— Но они взяли тебя в оборот?
— Сначала просто ходили по пятам.
— Зачем?
— Наверное, чтобы не забывал.
— А потом?
— Вчера вечером мне прямо напомнили о подписанном документе.
— Кто это был?
—
— О чем ты говоришь?
— Я думаю, готовится государственный переворот…
— Ты уверен? — смуглый Санталья явственно побледнел.
— Человек, который вчера пришел ко мне, ясно дал понять, что в ближайшее время я должен буду возглавить новое правительство Колумбии, попросил составить список наиболее надежных с моей точки зрения представителей левого блока, которые могли бы войти в кабинет министров и, кроме того, сказал, что в один из банков на мое имя переведена определенная сумма денег на, как он выразился, «организационные расходы»…
— О какой сумме речь?
— О колоссальной. Порядка семидесяти миллионов американских долларов.
— Пресвятая дева Мария! — Санталья перекрестился.
— В общем, все… — Кошта вытащил из кармана белого пиджака пачку сигарет и, не спрашивая разрешения хозяина, закурил.
— Ну что ж… Почему ты не пришел ко мне раньше, я понял. А теперь мне хотелось бы понять, почему ты пришел именно ко мне?
— Мне нужен ваш совет, ваше мудрое слово. Я знаю, вы — мой политический противник. Но я всегда уважал вас за честность и последовательность. Вы — мой соотечественник и патриот. Наконец, вы юрист. Скажите, как я должен поступить, и я последую вашему совету.
— Даже если это будет приговор? — тихо спросил Санталья.
— Самый суровый приговор я уже себе вынес, — прошептал Кошта. — Ничего страшнее моего падения быть не может. Я готов в любую минуту уйти из жизни. Единственное, что меня удерживает, — это тревога за судьбу страны. Я не могу умереть прежде, чем мы предотвратим угрозу…
— Ты — честный человек, Энрике.
— Мне не нужны утешения, — жестко ответил Кошта. — Я трус. Но я достаточно взрослый мужчина, чтобы ответить за свои грехи и перед людьми, и перед Богом. Скажите лучше, что надо сделать?
— Я помогу тебе, Энрике, — очень тихо, словно разговаривая сам с собой, произнес старик. — И первое, что я обязан тебе сказать, — это предостеречь тебя от опрометчивых шагов. В интересах национальной безопасности ты должен жить. Никаких жестов! Никаких необратимых поступков. Ни-ка-ких! Как председатель комиссии конгресса по иностранным делам и обороне, я запрещаю тебе. Ты еще будешь нам очень нужен, когда мы начнем распутывать клубок этого дьявольского заговора. Ты меня понял, Энрике?