КГБ в Японии. Шпион, который любил Токио
Шрифт:
— Неужели ты мог так сказать иностранцу, Алексей? — ужаснулся Петр и укоризненно покачал головой.
Тот, поняв, что сболтнул лишнее, потупил взгляд и замолчал…
Тут, к счастью, часы пробили одиннадцать. Пришла пора пить кофе. Разумеется, на территории СССР такого буржуазного обычая нет и в помине, но зато корреспонденты ТАСС неофициально взяли его на вооружение. Это дает им отличный повод на несколько минут отлучиться, чтобы за чашкой кофе немного расслабиться.
Поэтому все быстро поднялись из-за столов и поспешили к дверям. Впрочем, каждый не преминул пригласить Алексея на кофе к себе, ибо знали, что жена ею на полгода
Алексей поблагодарил за приглашение, но отказался:
— Нет уж, пейте сами, мне кофе уже нельзя по возрасту…
После этих слов все как один разбежались. Убедившись, что в комнате никого, кроме меня, нет, Алексей достал из-под груды газет американский журнал, раскрытый на статье «Не все в порядке в империи Горбачева», и продолжил чтение. Очевидно, статья задевала его за живое, потому что он то и дело восклицал, обращаясь, очевидно, к коммунистическим руководителям:
— Эх, управители! Эх, герои труда! Это надо же умудриться так развалить страну, прячем без войны, без мора!..
Видно, меня он совершенно не стеснялся, считая, что мы все равно находимся с ним в одной упряжке КГБ, А между тем я, завершив клеветнический опус о прекрасной и бесконечно гуманной японской медицине, положил его на стол Алексею и тоже поспешил было к выходу.
— Куда это ты так торопишься?.. — строю окликнул меня Алексей.
— Как это куда? — многозначительно переспросил я, разводя руками и показывая ими на потолок, утыканный микрофонами, и тем самым давая понять, что вот сейчас попью дома кофе и поеду в резидентуру. Что же в этом удивительного?.. Ведь это моя работа!..
— Но все-таки по линии ТАСС ты недорабатываешь! — строго заметил Алексей.
— Но ведь, наверное, это естественно… — осторожно возразил я, имея в виду то, что другие корреспонденты, хотя они и являются агентами, все же не выполняют такой большой объем каждодневной шпионской работы, хотя и во многом глубоко формальной и ненужной.
— А как же Петр? — парировал Алексей. — Ведь он тоже вроде из ваших, а целый день сидит в ТАСС!..
Я был обескуражен замечанием Алексея, но препираться с ним не счел для себя возможным.
«Черт побери, — в сердцах подумал я, — от этих военных вообще можно ожидать чего угодно. Скорее всего, Петру дано задание просто паразитировать на ТАСС, а заодно из информации Киодо Цусин, Рейтер и многих других агентств выуживать все более или менее ценное для армии и отправлять в Москву с грифом «Совершенно секретно», как будто бы это самая настоящая разведывательная информация и добыл ее ГРУ!»
— У Петра и спрашивайте! — ответил я и направился к дверям. «Совершенно очевидно, — решил я, — что Алексей задумал какую-то акцию против КГБ, объектом которой предстоит стать мне».
Однако пожаловаться на это в КГБ я не имел права. Там очень не любят разбираться в конфликтах между руководителями советских учреждений и разведчиками, работающими в них. В случае каких-либо коллизий между ними КГБ, как это ни странно, всегда принимает сторону местного начальства и без колебаний жертвует своим сотрудником, а взамен ему присылает другого, из числа терпеливо ожидающих сытого заграничного житья. Этот принцип глубочайшего равнодушия к своим кадрам и заведомо карательного подхода к ним заложен в самой природе коммунизма. Давно замечено, что коммунисты гораздо более непримиримы к своим оступившимся товарищам, нежели к врагам. Так было всегда, так продолжается и сейчас: коммунистическая партия никогда не защищает своих членов, попавших в беду, и старается непременно потопить их. Исключение, впрочем, составляют представители высшего, номенклатурного слоя партии, которые никому и ничему не подсудны. Впрочем, это также оформлено соответствующим партийным решением и потому ни у кого не вызывает протеста.
Итак, надвигался какой-то скандал, суть которого мне была неясна. Он был направлен против КГБ и меня. Но посоветоваться по этому поводу во всей огромной резидентуре КГБ мне было не с кем…
В смятенных чувствах я поднялся в свою квартиру. Как же чудесно начиналось сегодняшнее утро! Впрочем, теплый аромат кофе, смешанный со знакомыми домашними запахами, несколько успокоил меня. Я налил себе кофе и со вздохом облегчения опустился в кресло.
Мой пятилетний сын уже проснулся и теперь с увлечением развинчивал игрушечного робота «Гогур-5».
— Ты сегодня ночью снова пойдешь на работу? — вдруг спросил он не оборачиваясь.
Я в замешательстве посмотрел в чашку, не зная, что и ответить. Ведь своим наивным вопросом малыш выдал меня с головой! Если предположить, что в моей квартире стоит техника подслушивания, — а, скорее всего, так и есть, — то для японской контрразведки сам по себе вопрос звучит яснее любого ответа: ведь никакие нормальные служащие советских представительств не работают по вечерам! Им хватает для дел рабочего дня, который заканчивается в шесть часов вечера, после чего все расходятся по домам. А у разведчиков в этот час только и начинается настоящая работа! Они разлетаются по ресторанам на встречу с агентами или склоняют неискушенных людей к агентурному сотрудничеству. И поэтому сам факт позднего, за полночь, возвращения советского гражданина домой в глазах всех иностранных контрразведок служит одним из признаков его принадлежности к разведке КГБ или ГРУ…
…Но ведь сегодня вечером я тоже буду занят! Что же ответить малышу?
— Видишь ли, — промямлил я, — на работу я, конечно, не пойду, но дома меня все равно не будет, потому что в посольстве состоится собрание.
Ребенок равнодушно кивнул, с треском манипулируя игрушкой: какое ему дело до наших собраний! Тем более, что и ответ мой предназначался не столько ему, сколько японской контрразведке: да, сегодня вечером в посольстве действительно состоится партийное собрание, но в преддверии его и как бы под его прикрытием пройдет еще одно собрание, в резидентуре. Оно-то и является для меня самым главным…
Дети и разведка! Эта тема заслуживает особого разговора, хотя бы потому, что никто никогда не затрагивал ее.
КГБ держит под неослабным вниманием всю семью разведчика, в том числе и детей. Для них тоже предусмотрена роль в шпионском промысле родителя: посильно служить его прикрытием. Если дети знают, что отец — шпион, они не должны никому об этом рассказывать. Если не знают, то и не должны знать как можно дольше.
Поэтому все сотрудники разведки стараются держать свою профессию от детей в тайне, хотя это не всегда удается. Мальчишки начинают кое-что подозревать лет в двенадцать, когда в них просыпается мужской охотничий инстинкт, дочери же не догадываются ни о чем никогда: должно быть, их трезвый женский не может допустить, чтобы взрослые мужчины занимались игрой, которой, без сомнения, является шпионаж.