КГБ в Японии. Шпион, который любил Токио
Шрифт:
После этого наступила очередь заставить виновника всей этой истории признаться, что он фашист. Долгих три дня несколько офицеров с большими звездами на погонах не выпускали бедного курсанта из помещения особого отдела училища, то угрожая ему, то, напротив, чуть ли не умоляя.
— Да плюнь ты на это дело! — увещевали они. — Подпиши и забудь! Ничего не бойся! Особый отдел поможет тебе получить хорошее назначение. Ведь ты же комсомолец как-никак! А мы — коммунисты! Какие у тебя еще могут быть сомнения?..
К чести этого курсанта надо сказать, что никакого признания он так и не подписал. Впрочем, к тому времени в нашей стране было опубликовано уже достаточно материалов о чекистских следствиях 1937 года. Каково же, наверное,
За неделю до выпускных экзаменов курсанта исключили из училища. Он оказался не у дел.
Отец курсанта направил жалобу на имя Горбачева, потом вторую, которая была переслана в инспекторское управление КГБ с резолюцией «разобраться». Инспекторская группа выехала в это училище и моментально все выяснила. Однако инспекторы не испытали шока по поводу столь грубого нарушения законности и не квалифицировали действия особистов как подтасовку «С этим мероприятием вы не справились!» — таков был вывод высокой комиссии. Да и в самом журнале «Сборник КГБ», рассчитанном на узкий круг профессионалов, эта история была упомянута лишь в качестве примера эффективной работы инспекторского управления и не более того.
Ничего не говорилось в статье и о дальнейшей судьбе жертвы этих злокозненных обстоятельств, курсанта с короткой стрижкой. Был ли он восстановлен в армии? Скорее всего, нет, потому что, по логике особистов, теперь все равно уже был запачкан и наверняка затаил злобу на советскую власть. По крайней мере, в кристальную справедливость воинов-дзержинцев он теперь уж точно не верил…
Сейчас нашим гражданам уже многое известно о деятельности КГБ, чего нельзя сказать о работе особых отделов в армии, хотя именно они ведут наиболее массовую вербовку простых граждан. Методы их жестоки и бесцеремонны и посягают на права личности, однако широкого общественного осуждения по-прежнему не встречают. Должно быть, потому, что особые отделы вербуют и разрабатывают не научных работников, не писателей и не диссидентов, а самых простых людей — тех, которые и тянут чаще всего солдатскую лямку. Откуда, например, появляется агентура в рабочем классе, через которую так активно пытался действовать КГБ в начале перестройки? Да из солдатской агентуры, завербованной нашим особым отделом. И этим широким посягательством на многомиллионный простой народ он отличается от других военных контрразведок мира, борющихся лишь со шпионами, ибо в его полном распоряжении находится такой благодатный человеческий материал, как Советская Армия.
Глава 6
Журналистика и разведка
Разведки всех стран используют журналистов но каждая относится к ним по-своему. Дня нашей характерен такой подход: если разведчик, работающий под видом корреспондента, слишком увлекается журналистским трудом, на него начинают смотреть косо. К таким людям в КГБ по традиции относятся с недоверием!..
I
Меж двух огней
Каждый раз, когда я дарил важным генералам разведки свою новую книгу о Японии, те реагировали как-то странно.
— Ну ты и понаписал! — цокали они языком, листая страницы. — Прямо как настоящий писатель!..
Мысль о том, что сотрудник разведки может быть писателем и на самом деле, не приходила им в голову.
— Завязывай ты со своей писаниной, пора заниматься делом! — дружески советовали они, встретившись в коридоре. Однако дело это тоже состояло большей частью из написания бумаг, только более косноязычных и скучных. Ведь большая часть времени нашего разведчика уходит не столько на сам шпионаж, сколько на составление бесконечных письменных отчетов и планов. Бывает, беседа с завербованным иностранцем занимает всего три часа, а отчет о ней приходится писать потом целый день, закрывшись в одной из потайных комнат нашего посольства. А чего стоили многостраничные «служебно-партийные письма», по каждому поводу рассылавшиеся из Центра в резидентуры мира! Их положено было читать вслух в присутствии всех разведчиков, собираемых для этого из-под своих прикрытий в Токио, Нью-Йорке, Париже. Давно привыкшие к таким бессмысленным совещаниям, они покорно клевали носами, слушая назидательный голос резидента…
Впрочем, иногда мне и как журналисту тоже находилась работа, даже в штаб-квартире советской разведки в Ясеневе.
— Придумай-ка лозунг на тему «КГБ и перестройка», да так, чтобы из него было ясно, что никакой перестройки у нас нет и не будет! — велел мне однажды начальник научно-технической разведки.
Поразмышляв полдня, я родил такой лозунг: «Перестройка для нас — это умение работать еще лучше, еще эффективнее выполнять задания партии!» Потом я несколько раз встречал его в секретных докладах самого Крючкова.
Хотя наших разведчиков, работающих за границей под журналистским прикрытием, очень много, пишущих людей среди них крайне мало. Более того, их не очень-то жалуют! Это открытие расстроило меня, когда во второй половине семидесятых я поступил в КГБ.
— А почему бы вам не стать просто корреспондентом ТАСС в Токио? Почему вы непременно хотите принадлежать еще и к разведке? — хитро выспрашивали у меня офицеры отдела кадров. Впрочем, ответ был ясен и им: да потому что и в ТАСС, и в других наших журналистских ведомствах кадровые вопросы решает та же разведка! Именно она, а не редакционное руководство определяет, кого и когда можно выпустить за границу, а для журналиста-международника это обстоятельство, согласитесь, является самым главным Поэтому логично поступить сразу в разведку, чтобы не зависеть всю жизнь потом от ее капризов, а самому определять свою и чужие судьбы. Да и вообще, живя в тоталитарном государстве, лучше принадлежать к руководящей структуре.
И действительно: разведка представляла собой огромную раковину, надежно защищающую угнездившихся в ней улиток от непредсказуемо зыбкого советского моря Именно она давала нам, ее журналистам, такую свободу творчества, какая и не снилась гражданским коллегам!
В то время как они расшибали лбы о ведомственные барьеры в надежде получить хоть какую-то информацию, перед нами гостеприимно распахивались любые двери, и все изъявляли готовность дать нам интервью и предоставить любые факты. Для этого достаточно было лишь позвонить в местный райотдел КГБ.
Если кто-нибудь из нас собирался вступить в Союз писателей, то в Пятом управлении КГБ перед ним вываливали на стол несколько томов агентурно-наблюдательного дела и давали совет, к кому из надежных писателей-агентов следует обратиться за рекомендацией. У какого еще начинающего писателя есть такая возможность!
Но и контроль за нашими публикациями был особый: не формально-бюрократический, как в официальной цензуре, а заинтересованно-ревностный, какой только и может быть в КГБ.
Превосходство перед другими нашими журналистами сохранялось и за рубежом, хотя работали мы в одних и тех же корпунктах. Впрочем, главным для нас все же была разведка.
Получали мы так же мало, как наши штатские коллеги, но все же не испытывали материальных затруднений. Авиабилет Москва — Токио Советское государство оплачивало только главе семьи, а жену и детей приходилось возить за свой счет. На это уходила вся годовая зарплата в рублях, накапливавшаяся в Москве. Но, приезжая туда в отпуск, преданный боец партии с изумлением узнавал, что ему не только ничего не причитается от родного ТАСС, но он еще и должен ему некоторую сумму. Для нас же, военнослужащих, проезд всей семьи был бесплатным. Это правило, существующее со сталинских времен, известно всем, и сохранить его в тайне было невозможно.