КГБ в Японии. Шпион, который любил Токио

Преображенский Константин Георгиевич

Вместе с коммунистической партией рушились и они. Не только интеллигенция, но и простой народ уже говорил о нас с осуждением, и спасти дело можно было только одним путем — установлением жесточайшего коммунистического режима, на котором так настаивал Председатель КГБ В. Крючков. Представители общественности, особенно в Прибалтийских республиках, даже посягали на наши архивы, и КГБ приходилось тщательно взвешивать каждый свой шаг.

Поэтому меня особенно поразила та свобода, с которой КГБ по-прежнему рубил в армии головы и правым и виноватым. Может быть, одна лишь армия оставалась такой же беззаветно покорной, каким было все общество и в сталинские, и в хрущевские, и даже в брежневские годы? Неужели и сейчас в армии царит 1937 год, хотя в стране уже вовсю идет перестройка?..

Да, похоже, было именно так. Холодное дыхание

я ощутил даже накануне августовского путча 1991 года, листая столь любимый теперь мною секретный журнал «Сборник КГБ», каждая из суховатых заметок которого могла бы составить основу сюжета для небольшой повести. На сей раз в журнале рассказывалось о некоей досадной оплошности сибирских особистов.

В одном из военных училищ, расположенном в Томске, какой-то курсант изменил скудную воинскую прическу, отпустив бачки. Обычный человек не увидел бы в этом ничего экстраординарного, а то и вовсе не заметил бы, однако зоркий глаз офицера, тем более особиста, не мог не уловить этакой новизны во внешности курсанта.

«А не служит ли эта стрижка знаком принадлежности к некоей фашистской организации, тайно действующей в училище?!» — предположил особист и радостно потер руки. И хотя впоследствии через агентуру в курсантской среде удалось установить, что отпустить баки нашему бедолаге посоветовала жена (для придания лицу более четкого овала), отступать было некуда, ибо обком партии уже был поставлен в известность.

^{Выезд из ТАСС на оперативный простор}

^{Российские студенты университета Токай на вечерней прогулке по Саппоро. Разведчиком стал не каждый, но Японию полюбили все}

^{Через месяц после возвращения из университета Токай. В минской школе контрразведки}

^{Дружный тассовский коллектив. Люди разных профессий}

^{После шпионского скандала в Токио. Майор с грустными главами}

^{Российски» студенты в редакции японской газеты. Потом я буду часто наведываться сюда для сбора разведданных}

^{Для японоведа нет большей радости, чем облачиться в кимоно}

^{Каратэ помогает понять Японию изнутри. Но для разведчика оно не нужно, он работает головой}

^{Простодушная японка не догадывается, что рядом с ней будущий подполковник КГБ}

^{Токийский храм Мэидзидзингу, Белое полотнище на земле потемнело от брошенных туда монет}

^{Храм Ясукуни. Белые голуби. Здесь можно незаметно провести шпионскую встречу}

^{На приеме у премьер-министра Японии по случаю Праздника сакуры. Здесь иностранные разведчики втираются в доверие к японскому истеблишменту}

^{Обожаемый и незабываемый отец. Заместитель начальника пограничных войск КГБ СССР генерал-майор Г. А . Преображенский}

В то время Председатель КГБ Крючков всячески пытался убедить Горбачева и весь мир в том, что набиравшее силу в нашей стране демократическое и антикоммунистическое движение состоит из воинствующих фашистских группировок, стремящихся только убивать и грабить и действующих под руководством американских агентов влияния, окопавшихся в ленинском Политбюро. Иначе говоря, политическое движение он пытался выдать за подрывную деятельность диверсионное-бандитских групп, вдохновляемых из-за рубежа, поскольку весь советский народ по-прежнему любит родную коммунистическую партию. Такую точку зрения товарища Крючкова партийный аппарат поддерживал на все сто.

Поэтому обком партии тоже радостно потер руки и немедленно вынес вопрос о подпольной фашистской организации в военном училище на заседание своего бюро. Никого не заботило, есть ли у КГБ доказательства; главное — доложить побыстрее наверх, а что касается доказательств, то советская юридическая наука, в отличие от буржуазной, не считает их столь уж важными А коль скоро такие же бачки отпустили еще несколько курсантов, особисты утвердились в своей правоте. Возникновение же организации иначе как по указанию сверху и только на партийно-комсомольской основе запрещалось.

В журнале было опубликовано даже постановление обкома, составленное на основе победного рапорта, присланного все тем же особым отделом. Точно такие же отчеты писали и в разведке; их отличала огромная и многообещающая, самоуверенная и грозная преамбула и пара избитых фраз в качестве вывода.

Начиналось же постановление Томского обкома так:

«В последние годы правящие круги США и других империалистических стран вынашивают планы свержения в СССР социалистического строя. В этой работе задействован целый спектр мощных военно-террористических и прочих формирований, пользующихся поддержкой НАТО и других империалистических военных блоков. В американских, западноевропейских, сионистских и иных враждебных зарубежных антисоветских центрах разрабатываются планы идеологической дестабилизации нашего общества, развала его экономики, уничтожения руководящей роли Коммунистической партии. Крайне отрицательную роль в этом процессе играют правящие круги КНР, стремящиеся дестабилизировать мировое коммунистическое движение и действующие в интересах американских империалистов…»

«Особую роль, — говорилось далее в постановлении, — враги социализма отводят идейно-политическому разложению советской молодежи и в первую очередь воинов наших славных вооруженных сил…»

Далее — все в том же духе, и только в самом конце скороговоркой сообщалось, что в местном военном училище, похоже, действует подпольная военно-фашистская организация, признаком принадлежности к которой служит специфическая стрижка: укороченные виски. Затем следовала весьма уклончивая фраза, не вполне соответствующая принятому в те времена стилистическому стандарту партийных постановлений: «Эту информацию необходимо тщательнейшим образом проверить, хотя уже сейчас можно сделать определенные выводы».