Кибердемоны. Призрак
Шрифт:
– Нет. Меня попросил Платон. Вы обязательно должны найти его.
– Серьезно? И с чего вам ему помогать?
Когда говоришь с программой, всегда возникает чувство двойственности. Будто говоришь с ребенком, и не знаешь, поймёт он тебя, или нет…
– Я перед ним в долгу, – Алика опускает ресницы, отчего на бледные щеки ложатся тени, и смотрит на свои руки, чинно сложенные на коленях. – Он помог мне… родиться. И стать умнее.
– То есть, сделал апгрейд вашему софту, – он чуть расслабился, когда разговор перешел в знакомое русло.
– В том числе, – кивнула, ничуть не смутившись, идору и посмотрела ему в глаза. – Я – всего лишь периферийное
– Всем известно, что нельзя создать искусственное мыслящее существо, – онемевшими губами сказал Мирон.
– До этого еще далеко, – согласилась Алика. – Но можно создать… совершенную иллюзию.
– Ладно, это мы прояснили, – он попытался собраться с мыслями, но они разбегались, как отрицательно заряженные железные опилки от намагниченной иголки. – Так что хотел от меня Платон?
– Чтобы вы его нашли, – с непередаваемым терпением повторила идору. Он закатил глаза.
Алика – программа. Очень умная, но всё же программа. Пока она не услышит правильный вопрос – не даст правильный ответ.
– Каким образом я это сделаю? Какие он оставил на этот счёт указания?
Идору мигнула. На мгновение её изображение подёрнулось рябью, но тут же снова стало чётким.
Неполадки с энергией? – подумал Мирон. – Или просто софт глюкнул… Было слышно, как за тонкими стенками куба продолжает бухать ритм.
– Вам нравится, как блестит мокрый асфальт под дождем? – неожиданно спросила идору. – Я люблю смотреть на дождь. Капля воды – всего лишь уравнение плоской волны в одномерном пространстве. Но дождь – это поэзия, которую неспособна передать никакая математика.
В воздухе повис запах бергамота. Точнее, запах чая "Эрл Грей" с молоком. Они с Платоном сидят за столом на кухне, греют руки о большие керамические чашки. От чашек поднимается ароматный пар, а за окном – дождь…
Платон смотрит на капли. Крупные, серо-стальные. Они рождают громадные пузыри на поверхности луж, сливаются в потоки, а потом с рёвом низвергаются в жерла канализационных решеток.
Десять лет назад. Накануне отъезда Мирона на соревнования… На кухне не было никого, кроме них двоих. После игр Мирон так и не вернулся в квартиру матери – денег хватило на оплату собственного жилья.
Этот разговор с Платоном был последним. Брат так и не принял его "побег". Не поддержал, не понял бунта против материнской опёки.
– Что я должен делать? – хрипло спросил Мирон. В зрачках Алики всё так же кружилась чёрная метель.
– Найти Уммона.
– Кого?
– Ваш брат в опасности. Вы должны выбрать.
– Выбрать что?
Свет погас. Стоя в полной тьме – пока не привыкли глаза – Мирон слушал ток собственной крови и прерывистое, запалённое дыхание.
Через пару минут под потолком вспыхнула одинокая лампочка. Алики не было. Ни зеркала, ни дивана, ни фикуса – только голые прозрачные стены с заплатками клея по змеящимся трещинам.
Ушла не прощаясь. Сказала всё, что собиралась, и – исчезла. Программы не нуждаются в соблюдении условностей.
В проёме узкой двери возник рыжий и застыл, расставив ноги и заложив руки за спину. Лицо его не выражало ничего. Ни нетерпения, ни ожидания, ни злости… Мирон отвернулся и прижался лбом к гладкому фиберглассу. На какой-то миг показалось, что стена – тоже иллюзия; но лоб уперся во что-то твёрдое, а в ноздри ударил запах клея – сложная смесь ацетона и полимеров. Музыкальный ритм ударил прямо в лобную кость.
Закрыв глаза, Мирон застыл.
Идору сказала: Платон в опасности. Что это за опасность? Кто ему угрожает? Технозон? Или есть кто-то еще? Может, это опасность совсем другого рода?
В памяти всплыло лицо Хидео. Спокойное, даже равнодушное. Только чуть подрагивают чувствительные ноздри…
За ним тоже следят. Карточка Михаила – маяк, красной нитью отмечающий его путь.
Достав из внутреннего кармана замшевый конверт, Мирон вынул голубой прямоугольник и полюбовался игрой света на отражающей поверхности. Сунул его обратно и аккуратно положил конверт на пол. Когда он наклонялся, из кармана куртки выпал еще один прямоугольник. Карточка Хидео, с от руки написанным номером. Код доступа к какой-то, судя по количеству цифр, зашифрованной системе…
Это фикция, – подумал Мирон. – Номер – чтобы успокоить, дать иллюзию свободы. На самом деле, они не отпустят меня никогда.
Переломив карточку пополам, он бросил её поверх замшевого конверта и повернулся к рыжему охраннику.
– Вы можете вывести меня отсюда незаметно?
Рыжий осклабился. Глаза его сделались масляными, скользкими. Один конец рта пополз вниз. Он развернулся и пошёл куда-то вглубь переплетения металлоконструкций.
Мирон пошел следом.
Что нужно сделать в первую очередь? Очевидный ответ – избавиться от одежды. В отеле, скорее всего, было полно людей Технозон, кто-то из них мог подсунуть жучок. В ботинок, воротник куртки, пуговицу на джинсах… Куда угодно.
Он принялся восстанавливать в уме длинные последовательности трехзначных цифр: где-то в Плюсе, на плавающих счетах, хранилась пара заначек на черный день. Он может до них добраться, нужно только найти незарегистрированные Плюсы и выйти в Сеть.
Но ведь… иметь "левые" Плюсы – незаконно, их не купишь в магазине.
Когда-то у него была парочка друзей, промышлявших незаконным софтом. Остаётся надеятся, что они живут там же, где и раньше. И что они всё ещё живы.
Избавиться от одежды не так уж сложно. Проще всего – отловить какого-нибудь парнишку из концертной тусовки и убедить его поменяться… Кто ж откажется от дармовых шмоток? Но парнишку тоже могут поймать. И допросить. А Мирон не хотел причинять никому лишних неприятностей. Значит, остаётся бак пожертвований. Они есть почти везде – новшество, пришедшее из Японии несколько лет назад…
Спина рыжего почти скрылась за высокими – метра по три – кофрами, в которых что-то пощелкивало и потрескивало. Скорее всего, оборудование Алики, которое генерировало в реальном времени её изменчивую внешность, все эти языки пламени и разлетающиеся по плечам волосы… Мирон прибавил шаг, но тут же остановился: рыжий ждал его возле лестницы. Проблема была в том, что лестница вела не наверх, а куда-то вниз, под стадион.
Мирон сглотнул. Тёмный провал с серыми, еле видными ступеньками одновременно притягивал и пугал. Он представил себе все те слои паутины, затхлый запах, с хорошей примесью природного нашатыря – он всегда вьётся над реками человеческих экскрементов; сырость, зеленые потоки слизи и бледную, никогда не видевшую света, плесень…