Кибердемоны. Призрак
Шрифт:
Мирон попытался подавить дрожь. Выходить на улицу, не заправившись хорошенько дексом и литием он зарёкся давно. И не упомнить, когда такое было в последний раз. Специально взял гелидрон вместо привычного, но куда как медленного мобиля, чтобы побыстрее добраться до какого-нибудь пушера… Но не учёл, что непривычный транспорт только прибавит волнения.
Ладно, поздняк метаться. Скоро он будет в центре Большой Москвы, на этом трижды долбаном стадионе. Найдёт толкача и прекратит свои страдания.
Изнутри крошечная кабинка была обита мягким пеноролом,
На самом деле, он понимал, что никаких "компьютеров" – в их классическом понимании – не существует. Все вычислительные операции выполняют люди. Миллиарды разумов, погруженных в Нирвану. Он и сам не брезговал заработать таким способом пару коинов – на оплату счетов.
Но само это знание – понимание того, что его жизнь сейчас зависит от людей, чьи разумы соединены в единое облако – вызывало колючий ком в горле и спазмы в животе.
Мобили, линии доставки, спутники на орбите, сеть Плюс – всё это и многое другое обслуживается бедолагами, ни на что не годными кроме того, чтобы сдавать мозги внаём.
Гелидрон сел на крыше парковки, с которой нужно было спускаться по лестнице – восемнадцать пролётов.
Правое колено хрустело. К тому же, приходилось всё время смотреть под ноги – на железных ступеньках было полно снега и каких-то желто-красных потёков, будто совсем недавно здесь кому-то проломили черепушку и мозги разбрызгало по всем ступенькам…
Вцепившись в поручни, чувствуя, как незащищенная кожа ладоней примерзает к ржавому железу, Мирон переждал приступ паники – весь мир раскачивался перед глазами, как на качелях – и спрыгнул на землю.
Стадион, похожий на перевернутую пластиковую чашку для супа, окружала толпа. Ближе к белой, облицованной керамической плиткой стене выстроились змеи очередей, разграниченные плексиглассовыми панелями – вроде тех, что бывают в аэропортах. Считалось, что они могут защитить даже от смертника, которому приспичило взорвать себя именно здесь, у стадиона, – в честь очередной религиозно-политической мути…
Мирон нащупал в кармане куртки пластиковый браслет, но становиться в очередь не стал. Первоочередная задача – найти пушера.
Надвинув капюшон, засунув руки поглубже в карманы, он неспешно фланировал в толпе, делая вид, что ищет знакомого.
Девушки в коротких юбчонках и громадных пушистых наушниках – розовых, белых, голубых, писк новой Московской моды этого сезона; мальчишки в широченных штанах на магнитных подтяжках, с чёлочками, зачёсанными на лоб, краснощёкие, улыбчивые, большеглазые – неокавай. Стиль, зародившийся в глубинах Синдзюку, и каким-то образом просочившийся на улицы Московского мегаполиса…
Тонкими угловатыми фигурами, мягкими пустыми глазами и слаженными движениями, подростки напоминали стадо африканских страусов Эму. Хлопнешь в ладоши – и сорвутся в бег единым порывом, повинуясь инстинкту леммингов…
Трансы с зачёсанными вверх, наподобие шапочек из крема, электрических расцветок волосами. На скулах поблескивают интерактивные татуировки, веки посеребрённые, отливают металлом, губы растянуты в предвкушающих улыбках. Прошлый век. Модные на той неделе брэнды Идише-Джейма.
Бледные, с сальными волосами и плащами, в которых они похожи на барочных горгулий, готик-наци. На носках ботинок – шипы, на каблуках отливают металлом шпоры с наконечниками в виде сюрикенов… Их Мирон обошел по широкой дуге. Готик-наци употребляли совсем запредельную безбашенную химию, которая за месяц-другой превращала их печенки в фарш, а мозги – в голубиный помёт.
Дергаными движениями голов и пустым, неподвижным взглядом они напоминали чёрных ворон.
Мирон понял, что значительно старше большинства фанатов. И гораздо лучше одет. Он пожалел, что поддался волне финансовой вседозволенности – куртка из настоящей кожи выделялась в море микрофибры и латекса, как черный мусорный мешок в стайке ярко раскрашенных рыбок…
Наконец он заметил многообещающую фигуру. Худенький темнокожий парнишка в нелепой шапке-ушанке ядовито-розового цвета, дутой куртке и джинсах, так плотно обтянувших тощие богомольи ножки, что казалось, это – вторая кожа.
Вот один из страусиных подростков отделился от стада, и подойдя к розовошапочному, изобразил замысловатое движение правой ладонью. Парнишка ответил, ладони на мгновение соприкоснулись… Могло показаться, что встретились старые знакомые, если б не почти невидимый, прозрачный прямоугольник, перекочевавший из одной ладони в другую.
Мирон был уверен, что кроме него, этого обмена никто не заметил. Полицейские, бдительно охранявшие входы на стадион, на толпу вне очередей внимания не обращали. Даже на драки они не реагировали – что поделаешь, подростки. Прыщи и гормоны. К тому времени, как начнут пускать на стадион, они станут паиньками. Иначе лишатся возможности пускать слюни и мастурбировать втихаря на своего идола…
Дождавшись, когда с рядом с пушером никого не будет, Мирон сделал свой ход.
В отеле он приобрел несколько фишек для казино, стоимостью в десять, тридцать и сотню коинов. Во многих местах их принимали точно так же, как и деньги. Небрежно подбрасывая красную фишку – сто коинов – он встал рядом с парнишкой. Затем, носком ботинка – нового, восхитительно тёплого, из толстенной, как шкура бегемота, кожи – нарисовал в снегу восьмиугольник. Парнишка еле заметно кивнул.
Тогда Мирон присел – шнурок развязался, надо затянуть потуже. Рядом плюхнулся пакетик, перетянутый пластиковой стяжкой.
Оставив в снегу фишку и забрав пакетик, Мирон не оглядываясь пошел прочь.
Камеры. Они были везде: на фонарных столбах, под карнизами крыш, в ветвях деревьев, на урнах и скамейках… На форме полицейских, как третий глаз – только не на лбу, а прямо посреди груди. Программы распознавания лиц вычисляли нарушителей с никого не удивлявшим постоянством. Плюнешь мимо урны – и штраф придёт обязательно.