Кидалы в лампасах
Шрифт:
– А сама продолжаешь в прежнем духе, – укорил он Лариску.
– Конечно. – Она даже вроде как удивилась.
– Зачем тебе это? У тебя что, собственного компьютера нет? – рассеянно спросил он, пытаясь понять, по какой причине его уши сделались вдруг горячими, а дыхание участилось, как у спешащего куда-то человека. Еще никогда эфемерное понятие миллион долларов не казалось ему столь реальным и доступным, почти осязаемым.
– Почему нет? – удивилась она еще сильнее. – Есть. Только мне нравится делать то, что запрещено. От этого особый кайф получаешь, разве нет?
– Не
– Зато я знаю. Запретный плод всегда сладок. Ты в детстве когда-нибудь за взрослыми подглядывал, когда они, ну это… трахаются?
– Гм, у меня, видишь ли, были несколько иные интересы.
– А у меня те самые. Сколько себя помню. – Зачирикал, засвиристел включенный модем, и через минуту Лариска скомандовала: – Все, можешь поворачиваться.
Он посмотрел на нее, сидящую за генеральским компьютером, со всевозрастающим интересом. Два вопроса всплыли в его сознании, один за другим. Первый: «С какого же возраста она не только подглядывает за другими, но и сама занимается этим?» И второй: «Как бы я сам распорядился секретной информацией, хранящейся в допотопном компьютере, если бы у меня имелся доступ?»
– Да уж придумал бы, как, – живо откликнулся внутренний голос. – Миллион долларов – это тебе не фунт изюму. Чемодан денег, который с готовностью выложат сводолюбивые пепенцы… то есть чеченцы.
– Ну что, – осведомился он, покашливая и непроизвольно потирая ладони, – нашла переводчика?
– Кое-что поинтересней нашла, – похвасталась Лариска, уставившись в экран, видимый только ей одной. – Взгляни-ка.
Он поднялся с кресла и направился к письменному столу, бормоча на ходу:
– Если ты намереваешься посвятить меня в план секретной операции штаба Северо-Кавказского округа, то не стоит.
– Лично мне он тоже до лампочки, – заверила его Лариска. – Меня другое волнует. Если бы ты только знал, как волнует.
– Что именно? – спросил он, останавливаясь за ее спиной.
– Разве такое бывает? – она постучала ноготком по стеклу экрана.
Он не сразу сообразил, что за штуковина красуется перед его глазами, а когда понял, поспешно отвернулся, ощущая, как кровь приливает к его щекам.
– Ты гляди, гляди, – возбужденно потребовала Лариска, ловя его за рукав. – Тридцать сантиметров в длину, не меньше. Прямо жеребец, а не мужик.
– Убери эту гадость! – крикнул он, поражаясь тому, как сипло звучит его голос. Точно мороженым на холоде объедался несколько часов кряду.
– Гадость? – изумилась Лариска. – Что естественно, то не безобразно, глупый. У тебя ведь тоже нечто подобное имеется, а?
– Не твое дело.
– Как же не мое, когда очень даже мое!
Вот тут-то она его и прихватила по-настоящему. Уже не за руку. А через несколько минут, когда они, задыхаясь, лежали на полу кабинета, прислушиваясь к бешеному биению своих сердец, он отчетливо понял, что это судьба. Нет, не случайно он нанялся репетитором именно в дом Павла Игнатьевича Конягина, а не в какой-нибудь другой. И спутался с генеральской внучкой тоже не напрасно. Компьютер, напичканный секретными сведениями, был тем самым кладом, найти который мечтает каждый. У всякого товара есть свой купец, нужно только подсуетиться, чтобы груда электронных блоков, проводов
И он подсуетился. Все продумал, просчитал, подготовил. Осталось сделать еще один шаг, самый главный. Решающий. Тот, после которого назад уже не повернешь…
Его размышления были прерваны воплями, очень напоминающими те, которые могла бы издавать изловленная хорьком курица, уже полузадушенная, но все еще бешено трепыхающаяся. Ее руки вцепились в его волосы, норовя выдрать их с корнем. Всякий раз, когда Лариска выгибалась дугой, ее влажные ягодицы отклеивались от кожаного дивана с неприятным чмокающим звуком. Позабыв обо всем на свете, она получала свою малую толику счастья, отмеренного ей природой. Любите, пока любится, целуйте, пока целуется… Тьфу!
Он с отвращением оторвался от ее сотрясаемого крупной дрожью тела и вытер губы тыльной стороной ладони.
– Ми… миленький, – пролепетала она, продолжая подергиваться. – Ко… котик мой.
– Ко-кошечка моя, – передразнил он. – Ку-курочка.
До Лариски, зациклившейся на собственных ощущениях, его ядовитое послание не дошло. Колыхаясь на диване бледной медузой, она потянулась к нему:
– Иди ко мне…
– В другой раз. – Он встал и, волоча по полу съехавшие на лодыжки брюки, поплелся в ванную.
– А ты разве не хочешь? – изумилась она, приподнявшись на локтях.
– Потом, – пообещал он, сверяясь с часами. – Самое время заняться английским, только теперь без всяких фокусов.
Очутившись в ванной, он первым делом плюнул в свое отражение и не вытирал плевок до тех пор, пока хорошенько не прополоскал рот, изведя добрую половину тюбика зубной пасты. На языке остался стойкий вкус мяты. Как будто он весь день эту чертову мяту жевал… с тухлой селедкой вперемешку. Он опять сплюнул, на этот раз в раковину. Досуха вытер зеркало, воспользовавшись одним из полотенец. Натянул брюки, не забыв приласкать пальцами предмет, хранившийся в правом кармане. Снова взглянул на часы.
Охранники, дежурящие в подъезде, всегда заносили в журнал время прибытия и убытия каждого визитера. Уроки английского в генеральской квартире длились, как правило, два часа, так что не стоило нарушать эту добрую традицию. Вселенского хая, разумеется, не миновать, фамилия исчезнувшего репетитора будет объявлена во всероссийский розыск, но это будет уже потом, когда Ларискин дед вернется домой.
Когда будет уже поздно.
Слишком поздно.
– Then it's far too late, – произнес он с чувством, расчесывая растрепанные Лариской волосы. Неприятный привкус во рту улетучился, собственное отражение нравилось ему все больше и больше.
Красивый, опрятный, уверенный в себе молодой человек, твердо знающий, чего он хочет в этой жизни и как этой цели добиться.
Человек действия.
Пути к отступлению готовы, приобретен новый паспорт, на его владельца записана квартира в далеком украинском городке с разбойничьим названием Бендеры. Его там сам Интерпол не сыщет, не то что сиволапая российская милиция. А годика через два-три, когда все забудется, он, может быть, вернется в Москву. Если, конечно, не предпочтет осесть где-нибудь за границей, благо деньги скоро появятся, много денег.