Киевские ночи(Роман, повести, рассказы)
Шрифт:
Одно окно было раскрыто. Лицо седой женщины в черном, выглядывавшей из окна, напоминало старинный портрет в тяжелой черной раме. Женщина посмотрела на Ольгу такими глазами, что она невольно вздрогнула.
Что будет завтра?
По этим улицам нагло протопают немцы. С грохотом станут ломиться в двери, заглядывать в окна. Какой-нибудь унтер разобьет эту вывеску у дверей советского учреждения. И вот тот плакат будет разорван в клочья. И флажок, поднятый кем-то над воротами, сбросят и затопчут.
«Сентябрь в Киеве чудесный», — откуда выплыла эта строка? Из стихотворения,
За углом кривой улочки они столкнулись с группой красноармейцев; было их человек десять. Молоденький лейтенант, шедший впереди, с разгона остановился. Остановились и остальные. За лейтенантом стоял раненый красноармеец. Его неумело перевязанная рука подвешена была на тонком бинтике, концы которого узелком торчали из-под воротника шинели.
— К переправе сюда? — спросил лейтенант; у него был тонкий мальчишечий голос.
— Вниз и налево, налево, — ответил Максим.
— Ишь какой! Знает дорогу, — глумливо сказал раненый. На его сером измученном лице горели яростью темные глаза. — Здоровущий! С девками разгуливает…
— Товарищи… — растерянно заговорила Ольга.
— А вы, шлюхи, завтра с немцами гулять будете?
Красноармеец дернул рукой и скривился от боли. Глаза его стали еще злее.
— Товарищи! — вскрикнула Ольга. — Мы коммунисты, мы…
— Ольга! — резко оборвал ее Максим. — Товарищам неинтересно знать, кто мы. Пошли.
— Стой! — остановил его лейтенант. — Ваши документы.
Максим молча протянул ему бумажку.
Лейтенант взглянул, почему-то отмахнулся и скомандовал красноармейцам:
— За мной!
Раненый напоследок злобно буркнул:
— Погодите!.. Мы вернемся, и тогда…
Солдаты ушли. Ольге казалось, что ее ударили молотком в грудь. Хотелось побежать назад, крикнуть, крикнуть этому бешеному, что она, и Надя, и Максим не заслужили его оскорблений. Да еще таких оскорблений! «Вот и попрощались с последним красноармейцем».
Надю, хотя ее тоже больно задели слова бойца, мучило другое: «Я хотела поправить ему повязку, надо широкую перевязь под локоть, чтоб рука не болталась. Ему же больно!»
— Зачем мы пошли? — шепотом сказала она.
— Хочешь вернуться? — сердито бросил Максим. Стиснув зубы, он думал, что это повторится еще тысячу раз. Сколько осуждающих и презрительных взглядов ловил он в эти дни. «Здоровый, молодой, где твоя винтовка?»
Несколько недель тому назад каждый из них, троих, с глазу на глаз с пожилым седым человеком, услышал слова, от которых заколотилось сердце: «Как вы смотрите на то, чтоб остаться в Киеве, если фронт…» Максима эти слова ошеломили: «Значит, Киев могут сдать?» Седой человек внимательно
Потом их собрали всех троих — Максима, Ольгу и Надю, познакомили и дали наказ готовиться. Затем состоялась первая встреча с Середой, и они готовились уже вместе — квартиры, документы, явки.
И вот эта ночь, вслед за которой и должно было начаться то, к чему они готовились.
— Где мы? — спросила Надя.
Они шли аллеей парка, слеза темнел обрыв.
— Еще немного, — сказал Максим.
Дорожка вела то вверх, то вниз. Наконец Максим остановился. Впереди угадывался укрытый мглой простор.
— Там внизу мосты, — сказал Максим.
Они присели под деревом. Пахло осенней травой, увядшими листьями.
Во мраке нельзя было разглядеть, что происходило на берегу, на мостах. Но они знали: армия отходит за Днепр.
Рассвет наступал медленно-медленно. Небо посерело, и первое, что увидела Ольга, был клен, покрытый узорчатой красной листвой. За ним из сумерек выступила шеренга тронутых желтизной каштанов. Осень уже вплетала в зеленый убор киевских холмов свои ярко-желтые ленты.
«Сентябрь в Киеве чудесный», — снова вспомнилось ей. Кто это сказал? Что он имел в виду? Красоту днепровских просторов и этот упавший на землю кленовый листок? Но сегодня ночью ничего этого нет. Есть лишь одно — мосты.
— Проклятый сентябрь, — чуть слышно произнесла она.
— Что ты говоришь? — спросил Максим.
— Ничего! Молчи.
Уже вырисовывались заречные дали, но русло реки было укрыто туманом, а может быть, дымовой завесой.
Из-за Дарницкого бора поднималось красное солнце. Туман вдруг растаял, и мосты стали видны. К ним зелеными волнами скатывалась гора, на которой сидели девушки и Максим.
На самом дальнем — железнодорожном мосту, что горбом изогнулся над водою, не видно было никакого движения. По Наводницкому шла пехота. По Цепному неслись автомашины.
Ольга сидела, обхватив колени. Рядом съежилась Надя; ей было холодно. Максим не отрываясь следил за движением на мостах. Уже скрылись машины, поредел людской поток.
— Проклятый сентябрь, — прошептала Ольга.
— Что ты сказала? — снова спросил Максим.
— Можешь ты помолчать?!
Такие глаза, такое исступленное лицо Максим видел у того бойца, что бросился с гранатами под фашистский танк на Васильковском шоссе.
В Ольге все клокотало, сдавленный крик рвался из горла. Но она до боли стиснула зубы. О, если б можно было убить первого фашиста, который войдет в Киев!
Вдруг дальний мост окутался тучей дыма. Прогрохотал взрыв, громовым эхом прокатился по берегам, отозвался пронзительной болью в сердце.
— О-о! — тихо простонала Надя.
Максим украдкой взглянул на Ольгу. Ни один мускул не дрогнул на ее лице.
— Пора! — сказал Максим и поднялся. — Скоро взорвут и эти мосты. Немецкая разведка, должно быть, уже вползает в город.