Киевский конфуз
Шрифт:
Не злословь.
Живи для добра Отчизны.
Будь правдивым свидетелем.
Обороняй свои сокровища и не присваивай чужие.
Не люби врагов народа твоего, не будь рабом.
Не оставляй в беде друга твоего.
Не отчаивайся.
Люби детей своего и чужого народа».
– Ничего в этой вере плохого нет. Эти заповеди учат только хорошему. И обрати внимание на последний пункт. Верующие должны любить детей. Своих и чужих.
– Думаю, что это было написано для того, чтобы пройти государственную регистрацию, не числиться экстремистской сектой. А на деле… Вот ты Православная, ходишь в храм. Ты слышала там хоть что-нибудь подобное?
– Ой, да у нас на Украине, в основном, три православные церкви, не считая небольших раскольнических. Одна московская, вторая откололась от неё после революции 17-го, а третья – в девяносто первом, когда Союз распался. Не ладят они между собой. Пастыри предают друг друга анафеме, тем и паству делят на части. Паны дерутся, а у холопов чубы трещат.
– Вот-вот, - проворчал отец, не отрываясь от монитора. – Смотри, что эти РУН-овцы проповедуют:
«Арии — это старое название древних украинцев, а сам украинский народ был распят на четырёх крестах: Риме, Византии, Варшаве и Москве».
– Каков заряд ненависти! А вот ещё «веселее»:
«Как известно, Библия утверждает, что Бог избрал Моисея вести Его «избранный народ» к захвату для него земли. Такую науку можно сравнить с «Майн Кампф» Гитлера».
– Ничего себе вера! И куда эта церковь заведёт свою паству? – возмущался отец.
– Хорошо, я поговорю с Павлушей, - спокойно ответила мать.
– А ты не мешайся. Он мой сын. И потом, любовь к Родине – не самое плохое, что может быть на свете. Посмотри, сколько кругом алкоголиков и наркоманов. А он ведь в церковь ходит, не куда-нибудь.
6.
На следующий день после ужина женщина заговорила с мальчишкой:
– Павел, ты уже почти взрослый. Скажи мне, пожалуйста, почему бы нам не пойти с тобой как-нибудь в Православный храм? Тебя ведь крестили в младенчестве. Зачем тебе эти родноверы?
Павел повернулся, посмотрел на мать как-то не по-детски:
– А оно мне надо? Я не просил… В общем, забудь, что крестила. Это было давно и неправда. А теперь я вырос, сам могу решать…
– Пойдём, тебе ведь нравилось, как поют певчие. Красиво там, свечи горят.
– Ой, не приставай! У нас тоже красиво поют. Тем более - христианская вера чужая для украинцев. А Христа вашего евреи обрезали!
– Что ты сказал? Как ты разговариваешь с матерью? Где твоя совесть? Я тебя родила, недосыпала, ночи за больным ходила. А ты!
Слёзы навернулись на глаза обиженной женщины, и Паша понял, что перегнул палку. Ведь, что ни говори, он был добрым юношей.
– Ладно, мам, не обижайся. Я ведь не со зла. Просто, если узнают, что к христианам переметнулся, назад уже не возьмут. А у нас кампания! Как же я один буду, без ребят? И потом, что вы, старики, видели? Совок свой да Перестройку. Отсталые вы люди. Ну да ладно, куда теперь от вас денешься? Скоро узнаете, что мы, молодые, сделаем с Украиной. Дайте только срок! Мы - новое поколение свободных людей, а вы – всего лишь наш вчерашний день. Доживайте свой век спокойно, поздно вас перевоспитывать.
Мать слушала откровения свободного человека, а глаза у неё по-прежнему были на мокром месте. Наконец она сказала, скорее, попросила сына:
– Павлуша, ты там только поаккуратнее. Будь добрым, никого не обижай. Люди ведь кругом. Пусть другой нации, другой веры, но всё равно ведь люди. Вот и мы с отцом православные…
– Хорошо, хорошо, мама. Я постараюсь. Да не переживай ты так. Всё будет распрекрасно, - успокаивал мать Павел, а про себя подумал:
«Совки - они и есть совки. И ничего с этим не поделаешь».
7.
Прошло два года. Отшумел Майдан 2014-го и все последовавшие вслед за ним события. Новый учебный год начался под залпы орудий в мятежном Донбассе. Ребята выросли, возмужали. Многим исполнилось шестнадцать лет, и настало время получать паспорта.
– Вот выдадут мне документ, только вы меня здесь и видели – балагурил Васька, который вымахал выше всех в классе. – Поеду на фронт. Там от меня больше пользы будет. Хватит за партой штаны протирать!
– А если убьют? – всплеснула руками Мариша.
– Убьют – будешь рыдать на могилке героя, - скривил плаксивую рожу весельчак. – Придёшь?
– Да ну, тебе бы только зубы скалить. Ничего здесь смешного нет!
– Я тоже хочу москалей бить, - вступил в разговор Павло. – Мне их ни вот столечки не жалко! Сколько они нашей крови попили за последние столетия. Уму непостижимо! Да ещё, подлые, историю перекраивают на свой москальский лад. Читаешь, а они там такие белые и пушистые. Вот гады!
– Да, Павлуша, было дело под Батурином, - подвёл черту Василий. – Паспорта получим - и сбежим на фронт.
Документы для оформления паспортов собирали централизованно, чтобы потом в торжественной обстановке можно было поздравить ребят и вручить им новенькие хрустящие книжечки. Но через несколько дней классная дама вдруг вызвала Павла в учительскую и сообщила, что ему отказано в получении гражданства. Отец пошёл разбираться, но вернулся ни с чем. Дело в том, что всё это время женщина получала из России пособие на сына, как мать одиночка. Перед семьёй встала дилемма – либо отказаться от денег, либо оставить всё как есть до восемнадцатилетия Павла. Конечно, родители выбрали второй вариант, что и повлияло на ход всех дальнейших событий.
8.
Васька выглядел лет на восемнадцать, не меньше. И когда в торжественной обстановке всем, достигшим шестнадцатилетия, вручили паспорта, он, хрустя новенькой корочкой, подошёл к Павлу:
– Ну, а ты, друг мой, почему такой невесёлый? Мы ведь собирались на фронт - москалей бить. Покажи свой тугумент!
Что тут можно было ответить? Наш герой только улыбнулся вымученной улыбкой и отошёл в сторону. Можно понять отчаяние и боль, охватившие в этот момент его неокрепшую душу. Представьте себе, что будет чувствовать подросток, которому скажут вдруг, что его мать – родной, горячо любимый человек – стала для него чужой посторонней женщиной? А ведь Украина была для Павла больше, чем мать. Но обернулась вдруг бессердечной равнодушной мачехой, поставившей зарвавшегося пасынка на место. Родина отшвырнула его от себя, будто никчёмную обглоданную кость.