Кикимора болотная
Шрифт:
Маруся изумилась:
— Что же здесь ненормального?
— А ты представь, что мой Астров таким же образом кусает меня.
— Фу, мерзость какая, — содрогнулась она. — Да, в этом есть что-то неприличное, садистское.
— А я о чем? Я о том же. Иван Федорович вполне может изнасиловать кого угодно, но ты пока никаких мер не предпринимай до моего разговора с Татьяной.
Там уж посмотрим.
— Да-да, конечно, — охотно согласилась она, совершенно не способная на еще какие-либо меры. Щипцы уже были разбиты.
Мы
Увидев нас, они с видом мелких воришек замолкли и разом потянулись к сигаретам.
— Женя, домой! — скомандовала я, после чего мой Астров вздохнул с облегчением.
— Знаешь, за что я люблю твою Марусю? — признался он мне уже в машине.
— За что? — вспыхнула ревностью я.
— Она дарит мне вкус к жизни. Как-то сразу начинаешь понимать, что ты счастлив…
— Что нет у тебя Маруси? — уточнила я.
— Примерно так, — согласился он.
Глава 22
— Три часа ночи. Неужели ты разбудишь Татьяну? — с опасением спросил Евгений, когда его «Тойота» въехала в мой двор.
— Разбужу? — рассердилась я. — Да она сама кого хочешь разбудит. Она вообще никогда не спит. У нее же гости.
— Но к Татьяне я с тобой не пойду, — категорически заявил он.
— Конечно. Ты пойдешь спать. Ведь завтра же необходимо передать в надежные руки кассеты.
Астров почему-то испугался:
— Какие кассеты?
— Как это какие? Те, что лежат в бардачке, если ты, конечно, мне не соврал.
Евгений вздохнул с облегчением, и я поняла, что действительно пора отпустить беднягу на покой. Работа у него беспокойная, рано приходится вставать, а тут еще я со своими поисками.
— Да, кассеты надо передать, — зевая сказал он. — Сонь, я до дому не доеду. Прямо здесь, в машине, сейчас и засну. Можно?
— Еще чего. Изволь подняться и заснуть в моей спальне. Тут и спать-то осталось каких-нибудь три часа. А я за это время как раз переговорю с Татьяной.
— Очень надеюсь, что тебе этого времени хватит, — сказал Евгений. — Потому что утренний кофе я мечтаю получить из твоих нежных ручек, а не из рук Жанны.
Опасения Евгения были не напрасны. К утреннему кофе мне удалось вырваться с большим трудом, но время не было потрачено без пользы.
Когда я пришла к Татьяне, пир был в самом разгаре. К гостям, с которыми я уже успела познакомиться, добавилась еще и моя старая подруга — баба Уля. В прошлом году она приезжала в Москву на очень серьезную операцию и выпила здесь столько, что не понадобилось никакой анестезии. Нет, доктора, конечно, все сделали как положено, но только для того, чтобы баба Уля не пела громко во время самой операции. К их удовольствию, она уснула, и операция прошла успешно.
Теперь Уля приехала на осмотр и консультацию.
Мы с ней сразу полюбили друг друга. Не знаю почему, но меня с
Баба Уля была как раз такая.
— А-аа! — радостно закричала она, увидев меня. — Сонька! Да иди же я тебя поцелую!
Терпеть не могу целоваться с пьяными и избегаю этого всю жизнь, но с ней я поцеловалась охотно. Она сгребла меня в охапку, придавила своей необъятной грудью и не отпустила до самого утра.
— Да Татьяна, налей же ты Соньке, красавице нашей. Да больше лей, больше, мне для нее ничего не жалко. Да пей, Сонька, пей. Пей да не закусывай.
Баба Уля с любовью завела прядь моих волос за ухо, с интересом потрогала мои сережки и чмокнула меня в лоб.
— Красивые висюльки, — сказала она. — Те, что ты мне дарила, хуже. Эти лучше.
— Я вам и эти подарю, — пообещала я.
— Ой, да Татьяна, налей же Соньке! — пуще прежнего закричала бабуля. — Да мне же для нее ничего не жалко. Пей, Сонька, пей и теперь закусывай.
Я выпила, закусила и, пока еще не поздно, быстренько перешла к делу.
— Татьяна, ты друга моей Маруси знаешь? — спросила я.
— Друга Сонькиной Маруси ты знаешь? — тут же продублировала вопрос баба Уля. Татьяна задумалась.
— Мордатый такой? Здоровый, краснорожий? — спросила она.
— Ну, есть немножко, — согласилась я.
— Знаю.
— Она знает, — перевела Уля, которая не могла оставаться безучастной.
— Татьяна, помнишь, я приходила к тебе за ведром и тряпкой?
— Ну, помню.
— Это было в воскресенье, а перед этим была суббота. Так вот, вспомни, пожалуйста, ты его видела в тот день, в субботу? И если видела, то где?
— Да, вспомни, где видела, и наливай, — вставила баба Уля.
Татьяна не послушалась. Она сначала налила, а потом вспомнила.
На другом конце стола затянули песню, и баба Уля, не выпуская меня из объятий, тут же присоединилась своим зычным контральто:
— Не-ее моро-оозь меня-яя…
Это дало мне возможность оставить стопку нетронутой. Татьяна быстренько опрокинула в рот свою, наспех закусив огурцом, вплотную придвинулась ко мне и закричала, стараясь перекрыть поющих:
— В тот день я видела его два раза. Татьяна показала два пальца и повторила:
— Два раза.
— Где? — прокричала я из-под мышки бабы Ули.
— Первый раз в кустах, а второй во дворе. Мы как раз провожали Барбоса.
Это Борька, двоюродный брат нашего Коли по материнской линии. Потом мы пошли сажать его на поезд. Я-то не пошла, только до метро проводила и вернулась.
Тогда-то и увидела их.
— Кого их? — закричала я.
— Ну этого… Ваню, что Марусин друг, Сережку, что друг твоего Женьки, и самого Женьку. В кустах они лежали и песни орали. Их еще хотели в милицию забрать за хулиганство, но я сказала, что это наши, из соседнего дома, ну и…