Киллер на диете
Шрифт:
– С голоду умирать будем, но к родителям с повинной мы не пойдем! – категорично заявил Артур. – Ничего! Проживем какнибудь!
Мариша с Инной только вздохнули в ответ. Тото и оно, что какнибудь! А ведь у Артура и у Аюши – очень богатые и влиятельные родители. Они запросто могут помочь своим детям, сделав их жизнь легкой и безоблачной. Но для этого нужно, чтобы родители примирились со своевольным жизненным выбором своих детей. А это, судя по тому, что успели узнать подруги, им сделать будет не такто легко.
Однако решив,
– Теперь, когда вы мне столько о нем жуткого рассказали, я не хочу его даже и в руках держать!
И Мариша, не удержавшись, снова спросила у девушки:
– Скажи, а тебе Петровна чтонибудь рассказывала про Прянишкино? Про Путовых?
– Нет. Ничего.
– Но ты ведь дружила с Милой!
– Ну и что?
– А она – Путова! Я же тебе это уже говорила.
– Да что с тогото? – воскликнула Аюша. – Это я только теперь узнала, что кольцо с незабудками принадлежит комуто из семьи Милы. А когда Петровна просила меня познакомиться с Милой, то я…
– Просила тебя… что?! – перебила ее Инна.
– Познакомиться с Милой. А что? Разве я вам этого не говорила?
– Нет.
Подруги были немало поражены услышанным. И Аюша виновато развела руками:
– Ну так я и сама об этом уже забыла. Просто так получилось, что както раз мы с Петровной пошли в магазин, за продуктами. Мы редко с ней кудато выходили, но тут отправились. Ходим по рядам, Петровна все творог свой любимый, который еще в пятьдесят какомто году перестали выпускать, высматривает. И вдруг говорит мне: «Посмотри, какая симпатичная девочка! Вот бы тебе с ней подружиться».
Аюша от неожиданности даже остолбенела возле полок со злополучным творогом, который сама никогда не ела – она не любила его. Аюша и прежде пыталась завести знакомство со своими ровесницами, но противная Петровна гнала абсолютно всех девушек из своего дома, не разрешая Аюше никуда ходить и никого приводить к себе в гости. А тут вдруг она сама предлагает! Свести дружбу с ровесницей! Было отчего Аюше остолбенеть.
А чудеса между тем продолжались. Петровна продолжала чудить.
– Я смотрю, подружек у тебя тут совсем нету, – сказала она Аюше. – Скучно тебе целыми днями со мной, со старухой, сидеть. Все остальные девчонки – просто дуры! А против этой я бы возражать не стала. Симпатичная такая девочка. Иди, заговори с ней!
Конечно, Аюша даже не побежала, а помчалась! Сама не веря своему счастью, она подошла к Миле и о чемто спросила у нее. Завязать знакомство оказалось не так уж трудно. Девушки чемто сразу понравились друг другу. И когда, обойдя магазин, они вернулись к тому месту, где Аюшу ждала ее названная бабушка, Петровна еще раз удивила Аюшу.
В душе девушка ожидала, что приступ благородной справедливости у старухи уже прошел. И она встретит ее проклятиями и руганью за долгую отлучку. А Милу так и вовсе прогонит подальше, хорошо еще, если не побьет своей палкой. Но Петровна лишь заулыбалась при виде подходивших к ней девушек. И всем своим видом показала, что она очень рада и довольна такому знакомству.
Так Аюша и стала дружить с Милой. Это дружба оказалась для нее настоящей отдушиной. Под предлогом встречи с Милой Аюша могла уходить когда угодно из дома, что прежде было под строжайшим запретом Петровны.
– Твой отец наказал мне – присматривать за тобой денно и нощно, – прежде твердила Аюше старуха на все просьбы девушки немного прогуляться. – Из дома – ни шагу без моего ведома!
Но теперь Петровна лишь сладко улыбалась и говорила:
– Иди, доченька! Сходи, поговори с подружкой по душам. Расскажешь потом мне, старухе, чем молодежь нынче живет. А то совсем я закисла, дома целыми днями сидючи. Нельзя так! Иди, деточка, погуляй с Милой. Она хорошая девочка. Внимательно слушай все, что она тебе будет рассказывать!
Выслушав эту историю, Мариша с Инной даже руками от изумления всплеснули:
– И тебе не показалось это странным?
Но Аюша только скривилась в ответ:
– Если бы вы с мое с Петровной пожили, вам бы уже ничто, абсолютно ничто странным не показалось!
И подруги ее очень даже хорошо поняли. Действительно, когда живешь со взбалмошной старухой восьмидесяти с гаком лет, которая не вполне отдает себе отчет, в каком веке она живет, да еще и гоняет тебя в хвост и в гриву, и от которой ты находишься в полной зависимости, тут самой бы както ухитриться не спятить! Где уж приглядываться к странностям старухи и вести им учет.
– Да и, сказать честно, я рада-радехонька была, что старуха мне послабление насчет Милы сделала. О причине такой внезапной любви старухи к Миле я боялась даже и спрашивать. А вдруг передумала бы бабка? И что? Снова сидеть с ней целыми днями и ночами напролет? А так я – под предлогом встреч с Милой – и к Карлуше на работу устроилась, и по магазинам всегда могла пройтись. Машину себе купила, чтобы мы с Милой могли кататься! Петровна мне и словечком не возражала. Если я собиралась кудато с Милой, она отпускала меня тут же и беспрекословно!
– И она не спрашивала отчета о ваших прогулках?
– Еще как спрашивала! Всю душу из меня вынимала! До словечка требовала подробного пересказа – где мы были да о чем разговаривали. Только ведь и я не дура! Язык у меня отлично привязан! Наплету бабке с три короба, а она сидит, обмозговывает про себя чтото. Шепчет себе под нос, шепчет… А я сижу себе и думаю: ну и пусть шепчет! Главное, что ко мне не привязывается, слава тебе, господи!
– Но что именно интересовало Петровну? О чем она тебя расспрашивала особенно усердно?