Киллер навсегда
Шрифт:
Дверь одной из квартир отворилась, и вышел худосочный жилистый дедок с пачкой папирос в кулаке. Раскурив «беломорину», он постоял у перил, сплевывая вниз табачные крошки, с хитрым видом посмотрел в потолок и начал спускаться, оставив дверь приоткрытой. Из квартиры тянуло запахом жареной картошки, громко работало радио. Страдала Ветлицкая: «Плейбой, клёвый такой, одет как денди…»
С началом второго куплета во двор заехал Казарин. Музыка не дала оперу услышать шум мотора.
Рома затормозил у подъезда, выждал секунду и вдавил акселератор, проверяясь последний раз. Никто вдогонку не кинулся, и он, успокаиваясь, сделал круг по двору и остановился.
Жилистый дедок стоял на десятом этаже и курил вторую папиросу. Казарин прошел мимо, кивком обозначив приветствие, но цепкие пальцы дернули за рукав куртки, и пришлось обернуться:
— Тебе чего, старый?
— Не ходил бы ты, сынок, наверх, — благодушно улыбаясь и пыхтя «Беломором», предупредил дед. — Тебя там засада ждет.
Сказано было тихо, и притаившийся выше Волгин ничего не расслышал, но Казарин встрепенулся, ошалело посмотрел на доброжелателя и громко переспросил, чувствуя, как пол уходит у него из-под ног:
— Какая засада? Ты чего несешь, старый?
Волгин вскочил и успел преодолеть один пролет, пока Казарин соображал. Потом Рома опомнился и стартовал.
— Ур-род! — Сергей отпихнул пенсионера с дороги.
Тот был доволен собой и улыбался, вероятно, воображая себя правозащитником.
Казарин грохотал так, что дрожали стены. Волгин бежал бесшумно и выигрывал в скорости, но поскользнулся на брошенном кем-то шприце, пересчитал задницей несколько ступеней и отстал.
На улицу они выскочили с разницей в несколько секунд, но обалдевшему от страха Роме этого хватило, чтобы прыгнуть за руль и включить зажигание. Нога отпускала педаль сцепления, когда из подъезда вылетел опер. Казарин бросил машину вперед и влево, целя капотом в колени преследователя. Губастое лицо исказила гримаса, брызнула на ветровое стекло слюна, и за тот миг, который потребовался машине на преодоление полутора метров. Рома успел дюжину раз повторить:
— На, падла, на!
Выхода не было, и Волгин прыгнул на капот, вцепившись руками в «дворники». Знакомое по фотографиям лицо оказалось совсем рядом, в десяти сантиметрах от его глаз. В Казарине не осталось ничего от умелого обольстителя скучающих женщин. Один страх, дикий страх, и ни капли разума.
— Стоять, сука, убью! — рявкнул Волгин. Казарин короткими рывками бросал машину вправо-влево. Двигатель надсадно ревел на второй передаче. Волгин ударил рукой по ветровому стеклу, и Казарин отпрянул, дернул рулем. Машина послушно шарахнулась, ноги опера взметнулись над левым крылом, капот оказался в стороне, и правый ботинок коснулся вращающегося колеса.
Машина вылетела на проспект, сиганув с бордюра на середину проезжей части, заложила еще один вираж, вильнула, уворачиваясь от лобового столкновения с грузовиком… Перекресток они проскочили на красный, впритирку с едва успевшим затормозить автобусом. Будь скорость поменьше — Волгин спрыгнул бы, но Казарин с тупым усердием давил акселератор, и оставалось только держаться.
Все-таки Волгину удалось выхватить пистолет. Патрон уже был в стволе, и нужно было только сбить предохранитель, но тот никак не поддавался, — большой палец раз за разом соскальзывал с него, пока передние колеса кабриолета не попали в глубокую яму. Волгина подбросило, ударило грудью о капот так, что из глаз брызнули
— Убью! — оскалился он, тыча стволом в лобовое стекло на уровне глаз Казарина. В последний момент сместил прицел, и, хотя выстрел полыхнул Казарину в лицо, пуля, пробив стекло, прошла над головой и, разорвав мягкий тент, унеслась в облака.
Казарин бросил руль и ударил по тормозам. Двигатель захлебнулся и смолк, машину рвануло вправо, при ударе диском о поребрик Волгин слетел с капота, перекатился и замер перед носом машины.
Наступившая тишина оглушила сильнее выстрела. Волгин сел, потряс головой. Повезло…
Казарин втихаря пытался включить зажигание, деревянной рукой вгонял рычаг КПП в положение задней скорости. Волгин поднял пистолет и дважды выстрелил по передним колесам. Казарин плечом вышиб дверь и на четвереньках, подвывая от страха и высоко задирая накачанный специальными упражнениями зад, попытался слинять в темноту.
— Стоять, — очень тихо сказал Волгин, и зад замер. — Лежать.
Казарин плашмя рухнул на асфальт и закрыл голову руками.
Не спасло.
Волгин бил расчетливо, чередуя руки и ноги, и под его ударами Казарин перекатывался на грязном асфальте, локтями защищал лицо и верещал:
— Не надо! Я все скажу! Ну не надо, пожалуйста! Больно, о-о-о!!!
В таком положении люди склонны к откровенности. И Казарин, действительно, рассказал бы все. Вспомнил бы даже фамилию акушерки, которая принимала его роды. Ситуация, что и говорить, располагала к чистосердечным признаниям. Не надо судить со стороны. Только те, кто после долгой погони надевал на преступника наручники или сам бывал в бегах, имеют право на этот суд. Наряд ГИБДЦ подкрался бесшумно. Фары неожиданно осветили Волгина, и два бравых инспектора, которые вообще-то редко оказываются там, где нужны, нацелили на него «макар» и «калаш».
— Свои, уголовный розыск, — крикнул Сергей, прикрывая глаза от света.
— Свои дома спят, — отозвался сержант, передергивая затвор автомата. — Ручонки подними и от мальчика отойди. Хватит его обижать! Ну, кому сказано!
Лязгнул и затвор пистолета.
— Сам отойди, придурок! «Убойный» отдел Северного РУВД, старший оперуполномоченный Волгин. Мной задержан преступ…
— А нам насрать, — почти ласково оборвал сержант, поводя стволом автомата. — Мы-то не из Северного, и даже не из этого района. Отдельный городской батальон дорожно-патрульной службы. Так что, дружок, шевели ножками…
Препирательства заняли не так уж много времени, но момент был упущен. Когда Рому сажали на заднее сиденье патрульного БМВ, он вздернул ободранный подбородок и сказал с вызовом:
— Я стану говорить только в присутствии моего личного адвоката…
— За что же тебя так женщины любят? — спросил Волгин, разглядывая задержанного в свете настольной лампы, заботливо к нему развернутой.
— За то, что хер длинный.
Это была единственная фраза, которую Казарин произнес за тридцать минут общения. На то, чтобы разобраться с ДТП и стрельбой, перевезти задержанного в РУВД, потребовался не один час. Рома остыл и, убедившись, что воздействие грубой физической силы ему больше не угрожает и он не окажется с опером один на один посреди пустынной дороги, приободрился. Вторично потребовав адвоката, он на вопросы не отвечал и предавался двум занятиям: разглядывал свои ботинки и морщился, ощупывая пострадавшую физиономию. Последняя красочно отражала все трудности, которые пришлось испытать в недавнем прошлом ее носителю.